Два слова, сказанные этим человеком, заставили меня вскочить на ноги, и я очутился у тонкой деревянной перегородки, разделявшей эти две комнаты; в перегородке была проделана дверь, как это часто бывает в дешевых номерах итальянских гостиниц. Опустившись на колени, я приложил сперва глаз к замочной скважине, но та была заткнута бумажкой, тогда я приложил к ней ухо и более часа простоял так, жадно ловя каждый звук. Я узнал, что судно еще не ушло, так как здесь, в смежной комнате, находился негодяй, приставленный сторожить и охранять его; он беседовал, очевидно, с тем, кто платил ему за это дело. Наконец голоса смолкли, но в комнате продолжалась возня. Вскоре, однако, и это прекратилось, и я полагал, что мой сосед улегся спать. Но любопытство не давало мне покоя.

Я достал из своего чемодана некоторые запрещенные инструменты и с помощью их в несколько секунд без малейшего шума проделал отверстие в перегородке, сквозь которое теперь мог заглянуть внутрь соседней комнаты. С минуту я опасался, что мои соседи оба ушли из комнаты; но когда я заглянул в нее, то увидел рослого чернобородого мужчину, сидевшего у стола, а на столе перед ним лежала громаднейшая груда драгоценных камней огромной ценности. Подле него на столе лежал еще большой «бульдог» — револьвер; сам же он, казалось, погрузился в задумчивость или задремал, перебирая пальцами драгоценности, представлявшие собой несметное богатство.

Вглядевшись пристальнее в этого человека, я убедился, что он спит. Этот грубый, рослый детина, очевидно, заснул, перебирая сокровища. Он находился здесь в связи с таинственным золотым судном. Кто же был этот человек и почему он, обладатель такого несметного богатства, сидел в этой скромной итальянской гостинице и назначал ночное свидание здесь какому-то негодяю, рабочему дока? Честным ли путем приобрел он эти драгоценности? Или же все это было награбленное добро? Все эти вопросы разом нахлынули на меня и я решил во что бы то ни стало разузнать кое-что об этом бородатом человеке.

Более часа простоял я у проделанного мною отверстия, выжидая, когда этот человек проснется. Приближался рассвет, когда он очнулся и с нервной поспешностью принялся сгребать драгоценные камни в большой кожаный ларец, который закрыл и, поставив в тяжелый железный сундук, закрыл и его большим, странного вида ключом, положив этот ключ себе под подушку. Затем он нетерпеливо сбросил с себя платье и, не загасив лампы, упал на постель.

Тогда я осторожно вырезал замок из двери, разделявшей наши комнаты, надел мягкие войлочные туфли, захватил с собой склянку с хлороформом и мягкую тряпку и, засунув револьвер за пояс, осторожно отворил дверь и вошел к соседу. Приблизившись неслышно к его постели, я дал ему вдыхать в течение нескольких минут принесенный мною хлороформ, затем, убедившись, что он стал для меня вполне безопасен, достал ключ из-под подушки, раскрыл железный сундук и кожаный ларец и стал перебирать его драгоценные камни. Но не они интересовали меня, не они прельщали меня, несмотря на свою необычайную красоту: я надеялся найти здесь что-нибудь иное, какой-нибудь предмет, могущий мне служить зацепкой. И действительно, в руки мне попалось чудное ожерелье из опалов и бриллиантов самой чистейшей воды ожерелье тонкой работы и прекрасного рисунка. Это были первые попавшиеся мне камни в оправе, и теперь, когда я глядел на них, колье это мне показалось знакомо. Да, я, несомненно, видел уже это ожерелье, это самое, но где? На ком? Этого я в данный момент никак не мог припомнить. Но тем не менее я был уверен, что теперь у меня находится в руках ключ к этой загадке. Оглянувшись кругом и не видя в комнате ничего, что могло бы быть для меня интересным, я положил все драгоценности на прежнее место, замкнул ларец и сундук и ключ сунул под подушку спящего. Затем я принялся внимательно изучать черты, фигуру и, главное, форму рук и ногтей этого человека, изучал до тех пор, пока не мог сказать с уверенностью, что узнаю его из тысячи человек.

Покончив с этим делом, я вернулся в свою комнату и, растянувшись на постели, стал строить разные предположения относительно виденного мною ожерелья. Битый час я блуждал впотьмах, наконец умственное переутомление навеяло на меня сон, и во сне у меня разом воскресла в памяти вся эта история с ожерельем, которую я столько времени тщетно старался припомнить. Я вдруг увидел главную пристань в Ливерпуле, увидел пароход компании «Стар» «City of St. Petersburg», отходящий в Нью-Йорк; вспомнил происшедшее при этом задержание знаменитого вора, прославившегося кражами драгоценностей, Карла Рейхемана, на котором и было найдено это самое опаловое ожерелье, которое было потом возвращено его законной владелице леди Хардон, Беркелей сквер, д. 202, Лондон.

С этим живым воспоминанием я проснулся, торжествующий и счастливый, как ребенок, получивший в руки страстно желанную игрушку.

Имя леди Хардон не выходило у меня из головы все время, пока я одевался, умывался и причесывался. Вдруг точно электрический ток прошел по всем моим членам: это имя воскресило в памяти моей историю печальной кончины этой леди. Я вдруг вспомнил, что эта женщина покинула Англию на большом трансатлантическом пароходе «Александрия», погибшем в водах Бискайского залива с год тому назад; вспомнил, что в газетах говорилось о том, что она имела при себе все свои драгоценности, известные всему лондонскому высшему свету, в том числе и знаменитое ожерелье из опалов и бриллиантов. И никто, ни одна живая душа не могла сказать, как погибла эта несчастная женщина, никто не мог рассказать о ее последних минутах. Как же это могло случиться, что этот человек, грубый простолюдин, как это было видно по всему, теперь является обладателем этого знаменитого ожерелья, которое, по мнению всех, лежало на дне Голубого залива?

Забыв позавтракать, я вышел из дома и направился на вершину того холма, откуда был виден док, но теперь золотого судна там уже не было, и то место, где оно стояло, было пусто.

Это нимало не удивило меня, так как я ожидал такого поворота дел. Удостоверившись в том, что золотое судно снялось с якоря, я отправился в порт, навел справки, какие суда ушли из Специи за последние двадцать четыре часа, и узнал, что бразильское военное судно, построенное синьором Вецца, ушло сегодня в три часа утра. Больше я ничего не мог добиться от служащих, которые, очевидно, были щедро задобрены и потому были на этот счет немы, как рыбы. Из порта я поспешил к себе в гостиницу, желая узнать, уехал ли мой сосед, обладатель драгоценных камней, и, к великому моему удивлению, застал его завтракающим в общем зале. Из этого я заключил, что так как он не отплыл вместе с остальными разбойниками, то, вероятно, не находится в прямых и тесных отношениях с золотым судном. Но в таком случае что же это был за человек? Кто он был такой? Это я решил выведать, как только мне представится удобный случай.

Около года спустя я покинул Специю и вернулся в Лондон, где в одном из отелей в Cesil Street Strand случайно оказался еще раз соседом того самого человека, обладателя драгоценных камней, с которым я имел случай так хорошо познакомиться в Италии и которого я затем постоянно встречал под именем капитана Блэка.

Теперь я сообщу вам, Стронг, то, что произошло в промежутке этого времени. В тот самый день, когда безымянное судно вышло из дока и ушло в море, человек этот покинул Специю и отправился в Париж, куда последовал за ним и я. Пробыв здесь всего одни сутки, он и я с ним направились в Шербург, где он сел на маленькую частную яхту, и я потерял его в водах Па-де-Кале. Тогда я немедленно вернулся в Италию, отсюда телеграфировал знакомым мне полицейским агентам в Нью-Йорк, в Лондон, Сан-Франциско и три других порта Южной Америки, прося сообщить мне сведения о новом военном судне, недавно вышедшем из Специи и построенном по заказу бразильского правительства, и о некоем человеке, именующем себя капитаном Блэком, покинувшем Шербург на яхте-катере «La France» в утро 30-го октября. Но в течение почти целого года я напрасно ожидал ответа на мои вопросы. Я узнал только, что необычное судно за все это время никем не было встречено в открытом море и что о нем нигде ни в одних отчетах или морских ведомостях различных стран не упоминалось. Это показалось мне чрезвычайно странным, так как такое необычное судно не могло остаться незамеченным, а между тем о его существовании знали только его экипаж да я. Но, изучая все английские и иностранные морские ведомости и списки судов, я увидел, что три больших океанских парохода с ценным грузом, превышавшим по страховке сумму в сто тысяч фунтов стерлингов, погибли в тихую погоду, отправившись на дно со всем своим грузом один за другим в течение того месяца, когда таинственное судно вышло из доков Специи.