Несколько дней Рыжик вел себя спокойно, словно хотел искупить вину. Но в воскресенье утром, когда вся семья собралась на загородную прогулку, явилась другая соседка и пожаловалась на лисенка: Рыжик передушил у нее половину утиного выводка. Скандал был улажен с большим трудом: разгневанная соседка грозила заявить в милицию. Василию Степановичу снова пришлось извиняться и доставать бумажник. Когда женщина ушла, он посмотрел на сына:

— Ты помнишь наш разговор?

Губы у Владика задрожали, он опустил голову, силясь не заплакать, и чуть слышно ответил:

— Помню, папа.

Василий Степанович больше ничего не сказал. В сущности он был добрый человек, но понимал, что дальше может быть еще хуже, что держать дикого лесного зверя в городских условиях нельзя.

Настроение у всех было безнадежно испорчено. Прогулку за город отменили, и Владик отправился засыпать новый лаз, проделанный лисенком.

В понедельник Владик встал раньше всех в доме. Стараясь не шуметь, он оделся, разыскал в чулане корзину и пошел к сараю. Как всегда, Рыжик встретил мальчика радостным поскуливанием, приглашая поиграть. Владик сел на чурбан, обнял лисенка, прижал к лицу и заплакал.

— Что ты наделал? — говорил, всхлипывая, мальчик. — Что ты наделал? Не послушался меня… Теперь нам придется расстаться. И зачем тебе эти утки! Я же тебя кормил. Папа так рассердился… Утят он нам с тобой не простит.

Рыжик тихо возился на коленях Владика, скулил и лизал его мокрое от слез лицо, будто просил прощения. Мальчик посадил лисенка в корзину, сверху прикрыл большим платком и крепко связал концы. Скоро он уже шагал со своей ношей в школу. Владика встретил директор. Узнав, в чем дело, он ласково потрепал его по плечу.

— К сожалению, дружок, я не могу тебе помочь. В школе идет ремонт. За лисенком ухаживать некому. По-моему, лучше всего отпустить Рыжика на волю.

Из школы Владик направился к трамвайной остановке. Он проехал до кольца и здесь вышел. На противоположной стороне улицы за ажурной чугунной изгородью виднелись деревья парка культуры и отдыха. В этот ранний час в парке никого не было. Мальчик свернул в боковую аллею, прошел по ней до конца. Дальше начинался уже настоящий лес. Владик остановился, снял с корзины платок и вытащил Рыжика. Лисенок испуганно жался к нему, оглядываясь вокруг.

— Чего ты, — прошептал мальчик, чувствуя, что вот-вот снова расплачется. — Ты же лесной житель. Здесь твой настоящий дом. Не бойся.

Поглаживая зверька, он опустил его на землю и тихонько подтолкнул.

— Прощай, Рыжик. Иди, иди…

Лисенок неуверенно шагнул к ближним кустам. Владик спрятался за ствол сосны. Когда Рыжик оглянулся и не увидел хозяина, он забеспокоился. Побежал в одну сторону, в другую, вернулся и опять побежал дальше по тропинке. Мальчик наблюдал за ним до тех пор, пока он не исчез в густой высокой траве.

Утром Василий Степанович проснулся от настойчивого стука в окно. Отодвинув занавеску, он выглянул на улицу. На тротуаре стояли два мальчика — приятели Владика. Один из них держал в руках Рыжика.

— Дядя Вася, — радостно закричали ребята, — мы вашего лисенка нашли.

— Сейчас, сейчас, — растерянно ответил инженер, торопливо одеваясь.

В соседней комнате раздалось шлепанье босых ног по крашеному полу. В дверях появился заспанный Владик.

— Приятели твои пришли. Вон стоят. Рыжика принесли.

Владика словно ветром сдуло. Через несколько минут он снова вбежал в комнату, неся лисенка.

— Ура! Рыжик нашелся!

Пришла Зоя Павловна.

— Рыжик вернулся, мама! Ур-рра!

— Послушай, Владик, — сказала мать, — но ты же сегодня едешь в лагерь. Куда денем твоего Рыжика?

Мальчик растерянно посмотрел на родителей.

— Может, и Рыжику поехать в лагерь? — нерешительно предложила Зоя Павловна. — Там он привыкнет к лесу и заживет вольной жизнью, как и полагается дикому зверю.

— Не годится, — возразил Василий Степанович. — Мне говорили знающие люди, что выросший в доме лисенок, если его выпустить в лесу, погибнет.

— Но что же тогда делать?

— Что же с ним делать? — чуть слышно повторил Владик, и губы у него задрожали.

— А вот что. В нашем городе сейчас находится передвижной зверинец. Отнесем лисенка туда. А ты не горюй, — Василий Степанович потрепал сына по голове. — А на будущее запомни: ни зверя, ни дикую птицу в доме держать не надо. Мы сделали ошибку, приняв от Кузьмича подарок.

ЖУРАВЛЬ ЖУРКА

Все произошло внезапно. Откуда-то на Журку опустилась большая желто-зеленая сеть и прижала к земле. Молодой журавль попытался подняться на длинные ноги, но сеть не пускала. Он затрепыхался, распуская и прижимая к телу широкие крылья, в ужасе дергая головой и слабо пощелкивая клювом. Поблизости бились под сетью еще несколько молодых журавлей.

Над обширным болотом, окруженным старым мрачным лесом, ласково сияло только что поднявшееся солнце, и по голубому небу медленно плыли, цепляясь одно за другое, курчавые белые облака. Послышались голоса людей, забулькала вода и зачавкала грязь под их ногами. Несколько человек в маскировочной зеленой одежде приближались неторопливо и переговаривались нарочно тихо, чтобы своим появлением окончательно не переполошить пойманных птиц. Вот люди подошли совсем близко, и один из них сказал:

— Начнем, товарищи. Не помните журавушек.

К Журке подошли двое. Один из них, поблескивая на солнце стеклами очков, наклонился и успокаивающе, словно с ребенком, заговорил:

— Ну, чего ты, глупышка? Не бойся нас, не бойся. Мы ничего дурного тебе не сделаем. Дай-ка сюда свою ножку. Не упрямься, давай, давай. Ого, какие ходули! Должно быть, удобно на них вышагивать по болоту, а?

Сквозь крупные ячейки человек ловко захватил Журкину ногу и вытянул ее из сети до самой голени. Его товарищ придерживал птицу, чтобы она не трепыхалась.

— Потерпи, потерпи, — снова послышался успокаивающий голос человека в очках. — Это же не больно, совсем не больно.

— Крррии… — жалобно пропищал Журка. Боли он не чувствовал, но страх перед странными существами у него не прошел. — Кррии…

— Сейчас мы тебя отпустим, сейчас… Не плачь.

Писк Журки действительно напоминал плач ребенка.

— Держи его крепче, Сеня, — сказал второй. — Да смотри, чтобы не свихнул шею или не вывернул крыло.

С этими словами он достал из кармана куртки блестящую металлическую пластинку, согнул ее в кольцо на ноге птицы и щипчиками крепко сдавил концы.

— Готово. Кольцо номер 4321. Сейчас запишу.

— Вот видишь, это совсем не больно, — опять ласково заговорил с Журкой человек в очках.

Тем временем остальные участники операции тоже надели кольца на ноги пойманных журавлей. Потом окольцованных птиц осторожно вытащили из-под сети и выпустили. Слегка ошеломленный Журка взмахнул крыльями, словно проверяя, действуют ли они, и полетел к голубому небу, сияющему солнцу.

Журавли поднялись над болотом и потянули к лесу, А люди стояли и махали им руками.

После этого события прошло много дней. Возможно, Журка и забыл бы о встрече с людьми, если бы не легкое алюминиевое колечко на ноге. Когда солнечные лучи падали на металл, он начинал блестеть, невольно привлекая внимание птицы. Журка косил красным глазом на странную штуку: что такое блестит у него на ноге? Пробовал сорвать кольцо клювом, но оно держалось крепко.

Теплые солнечные дни все чаще стали сменяться серыми и прохладными. Небо закрывали мрачные, низко стелющиеся тучи. Иногда они поливали землю холодным дождем.

Журавлиная стая по-прежнему жила на большом моховом болоте, к которому со всех сторон подступал лес. Среди разлапистых темно-зеленых елей кое-где виднелись группы высоких берез и осин. Они тихо шелестели желтыми и красными листьями. На этом болоте никто больше не беспокоил птиц, и разного корма здесь было вдоволь.

Однажды утром вожак собрал молодежь и подал сигнал подняться в воздух. Журавли взлетели над болотом и закружили, медленно набирая высоту. Началось обучение окрепшей молодежи под наблюдением стариков. Широкими кругами журавли поднимались все выше и выше. Летели над лесом, потом над просторами опустевших полей, то снижаясь чуть не до самой земли, то снова поднимаясь, выстраиваясь углом в походный порядок. Только к вечеру вожак привел уставшую молодежь на болото.