Изменить стиль страницы

Но Давид никаких вопросов Господу не задавал. Он был безмерно счастлив, что Господь снизошёл до приватной беседы. Царь был так растроган, что позволил себе смелое сравнение. Он сказал, что Господь поступает по — человечески. Потрясающе!

«Кто я, Господи, что Ты меня так возвеличил? И этого ещё мало показалось в очах Твоих, Господи мой, но Ты возвестил ещё о доме раба Твоего вдаль. Это уже по — человечески, Господи мой, Господи» (2. Цар. 7.18— 19).

____________________

Давид одержал несколько побед над филистимлянами и моавитянами. Ужас Господень шёл впереди его войска. Потому что Давид не брал пленных. Всем захваченным солдатам противника тут же рубили головы.

Он не жалел и мирных жителей взятых городов. Горожан собирали на центральной площади и, независимо от пола и возраста, укладывали на землю плотными рядами, одного возле другого. И мерили верёвкой, потому что считать было недосуг.

«Две верёвки на умерщвление, а одну верёвку на оставление в живых» (2. Цар. 8. 2)

Оставляли в живых каждого третьего. Но этот третий завидовал мёртвым. Потому что, до конца своих дней, должен был каторжно трудиться в каменоломнях, рудниках, на лесоповале. Может ли быть нечто ужаснее таких зверских расправ над мирными жителями? Может.

Победив аммонитян и захватив их столицу Равву, «взял Давид венец царя их с головы его, — а в нём был золота талант и драгоценный камень, — и возложил его Давид на свою голову, и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нём, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими» (2. Цар. 12. 30— 31).

Вот какие богоугодные подвиги во славу Господа совершал Давид — белокурая бестия!

Замечу, кстати, что моавитяне и аммонитяне не были какими — то презренными и проклятыми Ноем хамитами. Это были те же братья — семиты, потомки Лота, племянника Авраама. (Быт.19. 38). Это были потомки благословенного Сима.

Впрочем, мне не жалко ни тех, ни других. Потому что они были рабами не нашего Бога.

Больше всего мне, представьте себе, жалко царя Давида. Как ему приходилось тяжело, бедняге! Особенно — после захвата Раввы. Как он не свернул себе шею, возложив на себя золотой венец, в котором был талант золота?

А талант, дорогие дети, весил в то время ни много, ни мало — тридцать четыре килограмма.

Эта победа, как и победа в поединке над Голиафом, была приписана героизму Давида. Иоав уже ночью взял бы Равву, но медлил с последним штурмом. Он послал Давиду гонца с просьбой поспешить, пока Равва не пала. Потому что, в этом случае, вся слава достанется не царю, а ему, Иоаву. И царь поспешил, и во главе войска вошёл в город.

Так пеклись победы для Давида. Так совершал он свои героические подвиги. (2. Цар. 12. 27— 28)

____________________

Царь безжалостно расправлялся не только с внешними, но и с внутренними врагами. Весь род Саула и все его приближённые были истреблены.

Однажды Давиду донесли, что чудом спасся единственный сын Ионафана, Мемфивосфей. Этот несчастный мальчик был хил и хром на обе ноги. И не мог представлять для Давида опасности. Поэтому царь решил проявить чудо великодушия и, вроде бы, в память о той клятве, которую когда — то дал любимому другу Ионафану, оставил Мемфивосфея в живых. Потомок Саула получил место за царским столом, что было почётно. Но в то же время позволило Давиду держать его под постоянным присмотром. Это был почётный домашний арест.

Давид сильно раздвинул границы своего государства. Теперь оно простиралось от Великого моря на западе до реки Евфрат на востоке, от границ с Египтом на юге, до границ с Сирийским царством на севере.

Разгромив южных соседей, Давид решил вплотную заняться сирийцами. И двинул против них полки Иоава. Сирийцы позвали на помощь аммонитян. Перед решающим сражением армии этих двух народов окружили с севера и юга армию израильтян.

Иоав сохранил присутствие духа. Он разделил своё войско. Сам с большей частью стал лицом к сирийцам, а меньшую часть, под командованием своего брата Авессы, поставил лицом к аммонитянам.

Так стали два храбрых брата — спиной к спине, лицами к врагам. «Если одного из нас будут одолевать, — сказал Иоав, — другой придёт ему на помощь.

Иоав оказал такое давление на сирийцев, что они побежали. Аммонитяне, услышав вопли своих союзников, тоже отступили. Но сирийцы быстро собрались с силами, сомкнули свои ряды, и, в свою очередь, стали теснить израильтян. Услышав об этом от гонцов, царь Давид быстро собрал ополчение, перешёл вброд Иордан и с тыла, с северо — востока, напал на сирийцев.

Армия врага была разбита наголову, потеряла семьсот колесниц и сорок тысяч всадников. Конечно, эти числа, как и все библейские числа, не внушают доверия, но факт остаётся фактом, — семьдесят лет, до конца правления Соломона, сирийцы не только не беспокоили израильтян, но платили им дань.

Но ничто не вечно в этом мире…

____________________

В этот год наступил перелом в личной жизни Давида. Ему уже было за тридцать. Бурные молодые годы наложили на нёго свой отпечаток. Он выглядел старше своих лет. Это был умудрённый, закалённый в боях и многочисленных интригах, государственный деятель, вождь народа. Но сердце его оставалось молодым, а ориентация его не была однобокой.

Женщины никогда особо не интересовали Давида. Только такие незаурядные личности, как Авигея, жена Навала, могли пробудить в нём интерес. Количество жён царя никогда не переваливало за первый десяток, хотя он мог позволить себе гораздо более многочисленный гарем. В этом отношении он был самым бедным из государей Востока.

Только одной женщине всё же удалось покорить его сердце. Это была красавица по имени Вирсавия.

Вирсавия, к сожалению, была уже замужем. Давид не остановился бы перед тем, чтобы отобрать её у мужа. Но в данном случае это было невозможно. Мужем Вирсавии был народный герой Урия, слава которого равнялась славе непобедимого Иоава. Ни армия, ни народ не простили бы царю, если бы он обидел Урию.

Дом генерала находился неподалеку от царского дворца. Давид мог часами наблюдать за Вирсавией, которая на плоской крыше дома занималась различными домашними делами, а иногда, — просто загорала на солнце полунагая и купалась в большом чане, не подозревая, что за нею следят.

Давид так возжелал её, что рассудительность и обычная осмотрительность не смогли остановить его.

«Давид послал слуг взять её; и она пришла к нему, и он спал с нею. Когда же она очистилась от нечистоты своей, возвратилась в дом свой» (2. Цар. 11. 4).

Пока Давид развлекался с Вирсавией, Урия на поле боя рисковал головой, готовый отдать жизнь за царя. Но тут у счастливчика Давида, которому всегда и во всём необычайно везло, случился прокол. Вирсавия забеременела.

Давид, обычно сохраняющий спокойствие и присутствие духа в любой критической ситуации, тут вдруг запаниковал. Дело принимало нежелательный оборот, ситуация становилась угрожающей. Надвигалась катастрофа. Давиду грозил страшный скандал, а Вирсавии — мученическая смерть.

Конечно, если бы царь приказал Вирсавии, то она бы и под пыткой не назвала его имени. Но Урия не оставил бы это преступление не расследованным до конца. Сам Давид, который был не только царём, но и судьёй народа, должен был расследовать это дело, и вынести справедливый приговор.

Блудодеяние, допущенное замужней женщиной, по законам Моисея, каралось смертью. Причём казнить следовало и её сообщника. Да и сейчас в некоторых мусульманских странах действуют такие законы.

Совсем недавно всю мировую общественность взволновала судьба африканской вдовы (не замужней женщины!), которая родила ребёнка от постороннего мужчины. Суд шариата приговорил её к укаменованию.

Но Вирсавия могла бы почитать за счастье, если бы её казнили без расследования. Нет, она должна была пройти через все адские муки, через самые изощрённые пытки, пока не назвала бы имени соблазнителя. Следовало огнём, водой, дыбой вытащить из неё это имя. Следовало клещами вытащить из неё зародыш, плод греха, и казнить его публично, у неё на глазах.