— Прощайте…

Подошел трамвай. Нина побежала, прыгнула на подножку. Набирая ход, трамвай двинулся к Инженерному замку. Витька помахал Нине рукой и ушел. На человека в длинной кавалерийской шинели, который вскочил в первый вагон того же самого трамвая, Витька не обратил ни малейшего внимания. То ли издали не узнал, то ли просто не заметил.

А это был Длинный…

Накануне встречи Витьки и Нины Коля просидел в отделе всю ночь напролет — анализировал результаты экспертизы, изучал — в который уже раз — показания свидетелей. Поэтому утром он позволил себе поспать не до шести, как обычно, а до восьми. Когда проснулся, Маша собирала Генку в школу, кормила его завтраком.

— Локти на стол не ставь, — выговаривала она Генке. — Не шмыгай носом, горе мое. И в кого только ты такой уродился!

— В отца, — Генка хитро покосился на диван. — Он тоже сопит и чавкает, когда ест.

— Ну и брешешь, — Коля сел на диване и потянулся. — Сопеть я, может, и соплю, но это только когда у меня насморк. А чавкать… Это, брат, извини, ты придумал.

— Это факт! — обиделся Генка.

— Все! — прикрикнула Маша. — Коля, вставай, я ухожу.

Уже второй год Маша преподавала в соседней школе французский язык. Коля тоже пытался выучить язык — взялся за английский, но одолеть не смог и бросил. Маша никогда не упускала случая напомнить ему об этом. Вот и на этот раз она насмешливо посмотрела на мужа:

— Я тебе Конан-Дойля принесла. Шерлок Холмс… Полностью. — И, заметив, как радостно вспыхнули глаза Коли, добавила: — На английском. Ты ведь вот-вот осилишь?

— Да ну тебя, — в сердцах сказал Коля. — Дай срок, я и французский осилю! Времени сейчас нет.

— А его никогда не будет. Ты этого еще не понял?

— Преступность пойдет на убыль, — не слишком уверенно сказал Коля, — тогда я и наверстаю.

— А ты уверен, что она пойдет на убыль? — спросила Маша. — Я вот думаю: пока будет разрыв между уровнем жизни отдельных людей — будут и преступления. Всегда кто-то захочет иметь больше. И попытаться добыть это большее нечестным путем.

— Сложный вопрос, — сказал Коля. — Может, ты в чем-то и права. Но главное, я считаю, царизм оставил нам родимые пятна. В них все дело.

— А когда умрут носители родимых пятен, тогда чем ты будешь объяснять преступность?

— А она тогда будет? — спросил Коля.

— Не знаю. — Маша улыбнулась. — Разошлись, мужчины. До вечера.

…Коля встретился с Витькой у входа в управление.

— Что узнал?

— Есть кое-что. — Витька пропустил Колю вперед и добавил с плохо скрытой гордостью: — Недаром время терял.

— Расскажешь.

Когда вошли в кабинет, Коля позвонил Маруське, попросил зайти.

— Вот мои выводы, — Маруська раскрыла папку и протянула Коле лист бумаги, исписанный мелким, убористым почерком. — Обращаю твое внимание, что на гимнастерке Куликова — пороховой нагар!

— Неужели наган Иванова бьет так сильно? — удивился Витька. — Ведь метров с семи стрелял Иванов!

— Не стрелял, — оборвала его Маруська.

— А… а кто же? — оторопело спросил Витька.

Коля положил рапорт Маруськи на стол.

— Тот, кто стоял рядом с Куликовым. — Коля подошел к Витьке, добавил: — Помнишь, мы говорили о том, что мог быть пятый человек? Так вот, он был! Он застрелил Куликова в упор — оттого и нагар на гимнастерку Куликова попал. Он же, вероятно, и деньги украл.

— Кто же это? — недоверчиво спросил Витька.

Коля и Маруська рассмеялись.

— Знать бы, — сказала Маруська. — Но есть в твоем вопросе, так сказать, два подвопроса, сынок. Как преступник попал в запертую комнату? Почему его впустили? Замки-то целы.

— Может быть, это был свой человек? — загорячился Витька. — Его все знали, потому и впустили.

Коля с интересом взглянул на Витьку:

— А что? Есть резон. Как версия — годится. Значит, так: некто, назовем его Свой, сразу же после кассира Евстигнеева и вахтеров вошел в помещение кассы. Его не испугались, пустили.

— И прямо с порога он начал садить из нагана! — подхватил Витька.

— Подожди. — Маруська развернула план места происшествия. — Вот как были расположены трупы. О чем это говорит? Я написала в рапорте: о том, что Свой стрелял только в Куликова.

Витька схватил план:

— Точно! Куликов — его сообщник, я понял, мать! Куликов убил Евстигнеева и Анисимова, а неизвестный, «свой», одним словом, видит — дело сделано, деньги — вот они, зачем еще с одним человеком делиться? И шлепнул Куликова за милую душу!

— Молодец! — сдержанно похвалил Коля. — Я думаю, так оно и было. Считаем факт установленным: убийство совершил фигурант, которого мы в дальнейшем обозначаем кличкой Свой. Предположим, что деньги унес именно он. Каким образом? Ты, Маруся?

Маруська мучительно раздумывала о чем-то.

— Понимаете… Куликов запросто уложил двоих людей, хорошо ему знакомых. А мог ли он? Способен ли был? Что мы в сущности о нем знаем, чтобы быть уверенными: мог? Что это — он и никто другой! Витя, ты говорил с дочерью Ровского? Как она характеризует Куликова? И вообще, что ты узнал?

— Куликов Николай на самом деле Юрий Томич, — ответил Витька.

— Так-так… — заинтересованно сказал Коля. — Я ожидал нечто в таком смысле. Кто он по образованию, вообще давай подробности!

— Я так понял, что он окончил Константиновское училище, значит — офицер, — сказал Витька. — Но дочь Ровского, Нина, толком ничего не знает. А мать права. Томич этот — человек образованный, на Сенном развале первое издание Лермонтова искал. На бандита не очень похоже. Они Лермонтова редко читают.

— Значит, ты тоже сомневаешься, что Куликов убийца? — спросил Коля.

— Сомнительно, — кивнул Витька. — Одно против: Томич встречался с Длинным, Нина опознала фотографию. Я вижу — она чего-то недоговаривает, ну, пристал к ней, а она — молчок. А жаль.

Несколько секунд Коля молча смотрел на Витьку, едва сдерживая вдруг подступившую ярость. «Мальчишка, сопляк! — в сердцах думал он. — Не понимает, что натворил! Не надо ему доверять, черт возьми! — И тут же пришла другая мысль. — А как не доверять? Разве можно все успеть самому? В сущности, кто виноват, что парень не сориентировался? Учили плохо, вот и результат».