— А вы? — растерялся Коля.

— А я с сегодняшнего дня окончательно перехожу в губком партии. Мне теперь дамского браунинга вполне хватит… — Сергеев улыбнулся.

— Ну что ж, — от волнения Коля не мог говорить. — Спасибо.

Вечером Маруська, Витька, Вася и Никита едва впихнули Колю в переполненный вагон московского поезда.

В конце этого же дня начальнику Московского уголовного розыска Трепанову позвонили из валютного отдела Госбанка. Срочно требовалась охрана для сопровождения спецгруза, который прибыл из бывшего зарубежного посольства царской России.

— Что за груз? — спросил Трепанов.

— Два банковских мешка с валютой, — объяснил заведующий отделом. — Около трех миллионов франков, долларов и фунтов стерлингов в крупных купюрах. Прошу выделить самых надежных товарищей…

— Ненадежных не держим, — спокойно объяснил Трепанов. — А где ваша охрана?

— Все в разгоне. Груз прибыл неожиданно.

— А почему к чекистам не обращаетесь?

— Обращался… У Петерса ни одного свободного человека.

— А у нас, значит, дел меньше, — ревниво буркнул Трепанов. — Ладно, все понял, ждите.

Он снял трубку внутреннего телефона, позвонил дежурному, спросил, кто свободен. Дежурный ответил, что свободных нет, но вот после операции собираются идти отдыхать Аникин, Гриценко и Денисов.

— Пусть зайдут ко мне.

В ожидании сотрудников Трепанов еще раз перечитал телеграмму из Петрограда: «Ваше распоряжение выехал Кондратьев».

«Могли бы и поподробнее написать… — подумал Трепанов. — Да и побольше людей прислать. Тоже мне фигура — Кондратьев… Ладно, поглядим…»

Вошли оперативники: худощавый Гриценко, нескладный Аникин — человек огромной физической силы, и Денисов — бывший преподаватель реального училища. Трепанов вспомнил, что у Денисова шестеро детей, и спросил:

— Ну как жизнь? Как пацанва твоя?

— Ничего, — застенчиво улыбнулся Денисов. — Прыгают…

— Вот что, братки. На Брестский вокзал привезли около трех миллионов валюты. Будете сопровождать спецавтомобиль Госбанка. Какое у вас оружие?

У Гриценко был малый маузер, у Аникина и Денисова — наганы.

— Возьмете у дежурного раскладные маузеры. Надежнее для такого дела, да и солиднее, — решил Трепанов. — Запомните: ваше дело — охрана. Все остальное сделает шофер Госбанка, он же — экспедитор, Его фамилия — Бахарев.

Гриценко, Аникин и Денисов вышли из подъезда МУРа. И тут же рядом притормозил большой черный «кадиллак» с ярко начищенным медным фонарем на капоте. За рулем сидел плотный, тщательно упакованный в кожу человек с маленькими щегольскими усиками. Заметив оперативников, спросил:

— Аникин?

— Денисов и Гриценко, — добавил Аникин. — А вы?

— Бахарев. Попрошу документы.

Он внимательно прочитал удостоверения и улыбнулся:

— Один — рядом со мной. Двое — на заднее сиденье. На обратном пути мешки с валютой — рядом со мной. Вы все — на заднем сиденье. Останавливаться, выходить из автомобиля — запрещено. Нас могут задерживать для проверки только патрули ВЧК. Опознавательный знак патруля — сигнал красным фонариком.

— Чего-то я про такой сигнал не слышал, — заметил Гриценко.

— Вы многого не слыхали, товарищ, — жестко сказал Бахарев. — Я объясняю вам, чтобы не было неожиданностей и промахов, вот и все.

— А что, разве так не видно — патруль это или кто? — удивился Аникин.

— Ну, положим, наденут бандиты нечто вроде нашей формы — поди узнай, — сказал Денисов. — Видимо, есть договоренность о спецсигнализаций в таких случаях.

— Совершенно верно, — подтвердил Бахарев. — Готовы? Тогда поехали.

…Почтовый вагон стоял далеко от здания вокзала, в тупике. Начальник вагона заглянул в кабину автомобиля, спросил:

— Охрана на месте?

Убедившись, что все в порядке, разрешил грузить.

Аникин с уважением посмотрел на два тощих мешка, спросил:

— И вот здесь целых три миллиона?

— Представьте себе, — сказал Бахарев. — Двинулись, товарищи. Прошу быть внимательными.

…Выехали на 2-ю Брестскую, пересекли Садовую. В лобовое стекло бил мокрый снег, и Бахарев все время притормаживал: слепило. На пересечении Большой и Малой Бронных путь автомобилю преградили вооруженные люди.

Мигнул красный фонарик.

— Патруль ВЧК, — обернулся к своим пассажирам Бахарев.

— Вижу, — Гриценко щелкнул крышкой кобуры. — Тормози…

Старший патруля — среднего роста, в традиционной кожаной куртке, фуражке со звездочкой, с большими, немигающими глазами и огромным, как у лягушки ртом (это почему-то сразу же отметил Гриценко) поднял руку:

— Стой! Документы!

— Сначала — вы, — потребовал Гриценко.

Остальные чекисты окружили автомобиль и молча ждали окончания проверки.

Старший улыбнулся и протянул красную книжечку.

— Плавский Борис Емельянович является сотрудником Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, — прочитал Гриценко. — А мы из МУРа, товарищ… Сопровождаем валюту в банк.

— Много? — снова улыбнулся Плавский, пряча удостоверение в карман.

— Сколько надо, столько и везем, — хмуро отозвался Бахарев.

— Серьезный товарищ, — усмехнулся второй чекист — усатый, в низко надвинутой на лоб фуражке. И снова Гриценко машинально про себя отметил, что у этого чекиста на фуражке нет звездочки…

— Ну-ка, паря, приоткрой стекло побольше, посмотрю, — сказал второй.

Денисов, он сидел у дверцы, опустил боковое стекло. И в то же мгновение Бахарев обернулся и выстрелил в Гриценко и Аникина. А бандит в фуражке без звездочки почти одновременно застрелил Денисова.

Трупы вышвырнули на мостовую.

— Куда теперь? — спросил Бахарев.

— Пока по щелям, — сказал бандит, осматривая мешки. Вскрыл один из них, высыпал на сиденье плотные пачки денег… — Пошел! — заорал он и тут же схватил Бахарева за плечо: — Постой…

Он вышел из автомобиля, достал из бумажника визитную карточку: «Берендей Васильевич Кутьков, вор в законе», улыбнулся каким-то своим мыслям и бросил карточку на грудь убитого Денисова.

Автомобиль скрылся за снежной пеленой.

Коля вошел в дежурную часть МУРа в тот момент, когда помощник начальника Никифоров — красивый, рослый парень лет двадцати двух, в офицерском френче с огромными накладными карманами, произносил траурную речь. Коля остановился на пороге и увидел три грубо сколоченных гроба, которые стояли на табуретках. Гробы были закрыты, и Коля сразу же подумал, что, наверное, лица погибших сильно изуродованы. На крышке каждого гроба лежала синяя форменная фуражка, в изголовье стоял почетный караул.