Для него, как и для любого мужчины, спасением была только работа. Это бесконечное бесполое хитросплетение цифр, фактов, планов и рисков. И без психиатра понятно, что происходит: целительное воздействие работы, в которую он погружается насколько хватает сил, и муки любви и ненависти в остальное время. Еще еда и сон.
Вверх по реке медленно двигалась старая баржа — неуклюжая, проржавевшая, перегруженная. Сердце Клэя наполнилось сочувствием к барже. Потому что в глубине души он понимал, как похож на нее: все время движется против течения, подгоняемый такой же непоколебимой бесстрастной решимостью двигаться. Зачем? Чтобы просто существовать? Неужели в этом вся суть?
Он резко отвернулся, поглядел на чаек, восхитился спокойствием их плавных движений, ощутил прелесть теплого прозрачного весеннего воздуха, обвевавшего его лицо, и подумал: нет, не надо преувеличивать и впадать в уныние. Если честно, в его жизни есть и светлые пятна: удачные сделки, блестящая карьера Джеральда, вкусная еда, его нередкие оргазмы, улыбки и любовь женщин, пока они не начинали злиться. Все это нельзя сбрасывать со счетов, это и придает жизни подлинный смысл. Он научился ценить маленькие радости, как говорится, использовать их по максимуму, отводить им большую, хотя и не до конца понятную, роль. А если когда-нибудь и этого станет мало? На этот случай в ящике письменного стола есть нембутал. В отличие от баржи у него была возможность распорядиться собой подобным образом.
Двое детишек со славными мордашками под присмотром худой, желтой, злой няньки прижимались к прутьям ограды и строили рожицы крысам. Река была черная, неприятная, течение быстрое и безжалостное, как резкая, быстрая реакция Синтии, о чем бы ни зашла речь: «Я от тебя никогда не уйду».
Она хотела, чтобы Алекс и Лэнс отдали свои ключи от квартиры и, приходя, звонили в дверь. «У нас нет ключей от их квартиры, почему у них должны быть ключи от нашей?» — сказала она две недели назад.
Через неделю она выплеснула бренди в лицо Джеральду. А что он такого сказал? «Ты очень неплохо устроилась, правда, Синтия?» — только и всего. Положим, в голосе угадывалась насмешка, но совершенно беззлобная. Синтия схватила свой бокал с бренди и выплеснула ему в лицо. А если бы он ослеп? Залила ему костюм, все кругом пропиталось этим запахом. Взять и плеснуть ей щелоком в лицо, чтобы знала. А почему бы нет? Есть люди, которые за деньги пойдут на что угодно.
Конечно, ничего этого он не сделает.
Крысы забились в узкую щель под камнями. Больше смотреть не на что, кроме скучных воркующих голубей.
Если он разрешит ей поехать в Калифорнию, она не будет мозолить ему глаза целых две недели. Он мог бы каждый вечер приводить Сэнди Имис. Может, она переехала бы к нему на это время, просто взяла бы свои вещи и переехала. Утром они вместе выходили бы на работу. Конечно, швейцар будет болтать, ну и пусть. Синтия все равно никогда от него не уйдет. Он вспомнил золотистые искорки в ее глазах, ее тело, крупное и чувственное. По правде говоря, она все еще нравилась ему. А это достаточная причина, чтобы ненавидеть ее всю жизнь.
Один из детей, мальчик, забрался на ограду и сел верхом, подняв вверх руки.
— Но-о! Но-о! — кричал он, подпрыгивая, словно в седле, и вдруг накренился набок.
Господи! Клэй схватил мальчишку за голую ногу. Костлявая нянька метнулась вперед и рванула его за воротник курточки. Пуговицы отскочили, и мальчик, выскальзывая из куртки, всем телом качнулся вниз, навстречу камням и крысам. Клэй попытался свободной рукой удержать его, но не успел. Нянька и девочка испуганно вскрикнули. Тогда, перегнувшись через ограду, Клэй ухватил мальчика за вторую ногу, вытянул его наверх и передал няньке.
— Gracias, gracias, senior, спасибо, сеньор, — лепетала она со слезами на глазах.
Он почувствовал себя героем, великаном, самим собой.
Мальчик, бледный от страха, вцепился в няньку и уткнулся лицом ей в плечо — ни дать ни взять какой-то паразит, присосавшийся к худой желтой собаке. Она отцепила от себя его руки и опустила ребенка на тротуар. Он начал кричать. Широко расставив ноги, она размахнулась и сильно, очень сильно, ударила мальчика по лицу. Дважды.
Клэй повернулся и быстро пошел из сада. Пошел по Саттон-Плейс, глухой улице, где шансов поймать такси почти не было. Да он и не хотел ехать в такси. Ему нужно было не спеша разобраться в том решении, которое он успел принять, пока спасал ребенка и убегал от няньки.
Во-первых, не спать с Синтией. Ни под каким предлогом. Пусть потерзается. Во-вторых, отобрать у нее кредитные карточки и закрыть ее счета в магазинах Блумингдейла и Закса. В-третьих, уволить этого педика-декоратора, пока он не накупил еще какой-нибудь мебели. Потом как-то заставить ее показаться специалисту (не Уоллаку) и установить, кто она такая на самом деле — подлая баба или просто психопатка и неврастеничка и ее надо лечить.
У него все-таки теплилась слабая надежда, что еще можно сделать жизнь приемлемой. Очень слабая надежда.
Перед домом с внушительным гранитным фасадом остановилось такси, из которого выходила женщина. Одну ногу она уже поставила на тротуар. Шофер переглянулся с Клэем и обреченно кивнул в сторону женщины, которая безостановочно что-то говорила, роясь в кошельке и одновременно пытаясь собрать свои коробки и пакеты. С каждым движением она действовала все более неуклюже, у нее ничего не получалось. Наконец из дома вышел швейцар и освободил такси от нее и от ее пакетов.
Водитель подмигнул Клэю и открыл перед ним дверцу. У Клэя потеплело на душе от приятного чувства мужской солидарности.
— Бабы! — сказал шофер, снисходительно хмыкнув. — Вам куда?
Клэй улыбнулся, назвал свой адрес и с удовольствием откинулся на спинку потертого сиденья. Машина рванула с места, проскочила по зеленому перекресток Пятьдесят шестой, но на Пятьдесят пятой им не повезло. Машина резко затормозила, Клэй ухватился за ременную петлю сбоку и едва не стукнулся лбом о пуленепробиваемую перегородку, отделявшую его от водителя. Дохмыкались!
Пускать или не пускать ее в Калифорнию? Он представил себе, как она останется дол, без художника-оформителя и без счета в банке. Пр, ставил ее злость. Ее дочек, которых силком не вытолкашь ни в какие музеи. Их чудовищную музыку. Бет, которая танцует в своем трико, лезет в холодильник, открывает все банки подряд и никогда их не закрывает и сводит с ума своими лживыми зелеными глазами.
Конечно, на две недели можно куда-нибудь переехать. Можно пожить у Сэнди в ее тесной, заставленной цветами квартирке. Пустит она его? На одну-две ночи, не больше. Снять номер в гостинице? Гостиниц он терпеть не мог. Нет, лучше уж позволить Синтии уехать. Кредитную карточку «Американ-экспресс» надо у нее отобрать, и пускай себе летят всем скопом. Потом, когда она вернется, он установит свои правила.
А он будет наслаждаться двумя прекрасными неделями полной свободы и на время забудет о ней. Квартира была отделана великолепно, такого красивого дома он ни у кого не видел. Мэрион позеленела бы от зависти. Вообще-то надо бы устроить вечеринку, пока Синтии не будет. Назвать побольше гостей, нанять официантов, чтобы разносили еду и напитки. Музыка, шум, суета в каждой комнате, свежие цветы в ее любимых китайских вазах.
Но как это сделать? Кого позвать? Друзей у него не было.
Глава пятнадцатая
Синтия поразилась, что Клэй отпустил ее в Калифорнию. Не иначе Нэнси Крэмер пообещала ему устроить роскошную оргию. А может, он обдумал на досуге ее слова насчет того, что она ни за что на свете не уйдет от него первой, и решил воспользоваться хотя бы двухнедельной передышкой, раз уж ему суждено страдать всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, на следующий день после их объяснения в розовой ванной он позвонил ей из конторы и сообщил, что передумал. Она может ехать в Палм-Спрингс, может, если захочет, жить в номере-люкс. Он без нее обойдется.
Она сказала «большое спасибо», он в ответ — «не стоит». Говорил он холодно и отчужденно — никакого примирения в голосе, не как тогда, после рождественского инцидента.