- Сейчас - сейчас… - прошептал я, переворачивая его на бок и сходя с ума от пульсирующих стеночек. Я кончил в презерватив и накинулся на его припухшие губы, простонал в его рот.

- Je t'aime, мышонок.

Конечно, я понимал, что нужно поговорить, что так все оставлять ни в коем случае нельзя.

- Шел… - мягко начал я. Он лежал и обнимал меня своим тонкими ручками за шею. Сопел.

- Это было здорово. – Тихо ответил он.

- Я не это хотел услышать.

- А что? – также тихо.

- Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?

Он спрятал свое лицо у меня на груди и прошептал:

- Попа.

Я в шоке открыл рот. И вдруг услышал смешок.

- Что болит? – насмешливо.

- Попа, в которую ты так страстно меня отымел. – Он поднял свое, все еще заплаканное, личико и улыбнулся. – Все в порядке, Тони, правда.

- Я рад это слышать. – Я смотрел на него и вдруг заметил этот странный взгляд. – Все же, что

не так? – я видел, как он пытается закрыться, защитить что-то, но не может.

- Я правда люблю тебя. Ты слишком много значишь для меня, и… - он вздохнул и вдруг немного отстранился, открыл верхний ящик моей тумбочки, а я с замиранием сердца смотрел на флакон микстуры, смягчающей горло, в тонких дрожащих пальцах. И запоздало вспомнил, что забыл его в ванной утром, когда собирался к родителям.

- …Вот.

Он сел рядом и посмотрел на меня уже серьезно. Правда, всю серьезность портили дорожки слез на щеках.

- Шел, это просто для смягчения голосовых связок… - я попытался сказать это беспечно, но меня сильно схватили за волосы, запрокинули голову и прошипели.

- Ты можешь эту глупость Марсу рассказать, Коту, Майлзу или…

Я смотрел, как он злится. Перехватил его пальцы в моих волосах и переплел их со своими, Шел отпустил мои волосы и припал к губам.

- Я волнуюсь, вот и всё. – Прошептал он. Я поднес его тонкие пальчики к лицу и поцеловал.

- Не стоит, я разберусь сам.

- Когда потеряешь голос?

Какой же он все-таки мальчишка. Настырный, маленький, упрямый и своевольный, но умопомрачительно красивый и страстный, заботливый.

- Шел, я не…

- Не нужно мне врать! Мираж, в конце-то концов, ты же взрослый мужик! И что тебе стоит обратиться к врачу?!

Флакон полетел на пол, и он упал на меня, уткнулся в живот и затараторил:

– Я переживу без музыки, я буду играть только для тебя, ты только, пожалуйста, пой, я не могу без твоего голоса, я, когда тебя увидел, узнал сразу… я наврал, да, я знал кто ты. Я хотел к тебе в группу, но даже не надеялся, что так повезет. И еще знал, что Марс меня узнает, я шел на такой риск, когда ты предложил мне поехать с тобой, я знал, что Марс знает, что меня продали и что я теперь как шлюха, и он был удивлен, но пощадил мою гордость. А ты выкупил, ты не представляешь, что для меня это значит! И если ты сейчас потеряешь голос - я не смогу без твоего голоса, я так люблю тебя, ты спасал меня в те минуты, когда я думал, что умру, ты, только ты, Мираж. Тони, я так люблю тебя! – последнее он закричал и разрыдался снова.

А я лежал на кровати, прижимая к себе плачущий комок, и анализировал…

- Знал, что это я?

Он кивнул.

– Спасал тебя своими песнями? – снова кивок. – И Марс знал, что тебя продали?

- Да. Не вини его, что он не сказал, я просил не говорить. – Хрипло от слез прошептал Шел.

- Твое имя…

- Ноэль. Ноэль Вайт-Шел. Шел - это не от «Шелковой мышки», это моя вторая фамилия.

Я обнял его еще сильней. Нет, обманутым я себя не чувствовал, просто теперь я немного не понимал.

- Шел, что же из всего того, что ты мне рассказал, правда?

Он приподнялся и всхлипнул.

- Всё. Но я немного исказил правду об усыновлении и о причине возвращения в приют… - он закусил губу и сжался.

– Тони, я люблю тебя, правда, честно… я…

- Всё. – Тихо проговорил я и снова притянул его к себе. – Я хочу услышать правду об усыновлении и о том, что ты еще скрыл.

- Ничего, только о… маме. И возраст. – И я сжалился над ним, обнял сильнее и поцеловал.

Ты расскажешь мне, малыш, все, потому что такие глаза как у тебя врать не могут.

Глава 14. Приоткрываясь.

- Она нашла меня, когда я уже понимал, что окружающий мир не чистый и красивый, что люди никогда не смотрят с нежностью, что я нужен только для того, чтобы срывать на мне зло. Она сама сказала, что она моя мама. И я пошел за ней, потому что верил, что она не обидит и не предаст. Сначала все было и правда так, но потом стало портиться, искажаться. Становиться наигранным. А я не домашний ребенок, я прожил в приюте долго, хотя и не разучился быть нежным. Она отдалилась, и в то время, что я жил с ней, вышла замуж за хорошего, наверное, по ее мнению, человека, но он таким не был. Он стал невыносим. Жестокое чудовище. Полицейские сказали, что он убил маму из-за ревности, но это не было правдой, она застала его в тот момент, когда он почти изнасиловал меня, и попыталась защитить.

Он замолчал, а я похолодел от ужаса. Обнял его.

– Но она была слаба, точно так же как и я. И умерла, на мой взгляд, очень глупо. Его отправили в тюрьму, меня обратно в приют. Только в другой, а там директриса даже спрашивать не стала и что-либо объяснять, продала меня в первый попавшийся бордель. Но по какой-то причине я все равно был приписан к приюту и мог вернуться, хотя особо не хотел жить там; мадам, которая содержала бордель, не нуждалась в жильцах, так что я жил в приюте, не имея права ни на что. Все заработанное забирала мадам, а в приюте особо кушать нечего, так что моё увлечение музыкой и флейтой стало неким островом, чтобы не сойти с ума. А потом я услышал твой голос… - он снова затих.

- Как ты оказался у того мужлана? – тихо спросил я.

- Меня передавали из рук в руки… как вещь.

- Шел, ты понимаешь, что теперь, когда я все это услышал, я не смогу относиться к тебе как раньше? – я затаил дыхание и ждал реакции. Он медленно поднял личико и посмотрел на меня затравленным взглядом. А потом задрожал.

- Я понимаю.

- Нет, ты не понимаешь. – Тихо прошептал я в его ушко. И подхватил его на руки, понес в ванную, включил горячую воду и сел в ванную прямо с ним. Он непонимающе посмотрел на меня.