Капи опять стала чесаться, скребя живот и подмышки.

— Ты, Капи, пока не женщина и не мужчина — просто малыш. Ну вот, сейчас, пока ты ребёнок, надо эту пору ценить, дорожить своим детством. И ты сама, и я — мы оба должны им дорожить… Только мне надо выйти… Кажется, опять понос начинается. И тошнит что-то. Ладно, далеко-то я не пойду, — сказал Реми и с кряхтением поднялся.

— Я тоже пойду.

— Нет, ты меня подожди здесь.

Но Капи всё равно пошла за ним следом. Ей, наверное, было страшно оставаться одной. К тому же из-за подозрения на холеру она, наверное, опасается, что ему станет совсем плохо, если оставить его одного. Наверное, не хотела упускать его из виду. Сознание, что Капи рядом, грело душу Реми, но справлять в её присутствии большую нужду ему было неловко.

На улице уже светало понемногу, но голые лампочки фонарей ещё горели над площадью. Было зябко. По улице, идущей в город от противоположной стороны площади, проезжали большие грузовики. Плавно катили велосипеды. По тротуару вдоль площади шло несколько женщин с большими узлами за спиной. Чёрная кошка лениво переходила площадь прямо посередине по направлению к вокзалу. Реми пошёл вправо вдоль кирпичной стены, свернул за большой штабель бетонных труб и попросил Капи:

— Ты подожди на той стороне.

Подождав, пока фигурка Капи скроется из виду, Реми снял штаны и присел на корточки. Казалось, в живот ему вонзилось несколько игл — такая острая была боль. В глазах у него помутнело, заболела голова. Всё тело нестерпимо чесалось. Подсохшие было ссадины на ладонях снова намокли и саднили. Он посидел некоторое время на корточках со спущенными штанами, как вдруг из него хлынула горячая поносная струя. Реми застонал. Задний проход у него от поноса и жара был весь в трещинах. Узел с вещами он с собой не взял, так что бумаги для подтирки не было. Он пошарил в карманах, но ничего похожего на бумагу не обнаружил. Делать было нечего, пришлось натянуть штаны прямо так, не подтираясь. Потом стал внимательно исследовать поносную жижу. По объёму её было совсем немного — всё, что оставалось в кишках. Жёлтая моча окрасила беловатый гравий, но крови было не видно.

Откуда ни возьмись показалась собака — та самая шелудивая шавка, что увязалась за ними вчера. Не обращая внимания на Реми, собака стала обнюхивать лужу, оставшуюся на гравии. Хотя ничего аппетитного в этом запахе не было, собака, помахивая хвостом, уже собралась полизать лужу, когда Реми со всех сил пнул её ногой. Прежде, чем собака успела удрать, он пнул её ещё раз, и ещё.

— Ты что! Пошла отсюда!

На крик прибежала Капи. Собака тем временем бросилась наутёк.

— Ты что собаку бьёшь?! Она хоть и грязная, но тебе ведь ничего плохого не сделала.

Реми, отдуваясь, хмуро взглянул на Капи.

— Так противно же! А ты кончай говорить как девчонка! Эта собака паршивая собралась лизать мои какашки. Если у меня холера, то и она холеру подхватит, так? Вот я её и отогнал.

Капи, приоткрыв рот, посмотрела на поносную лужицу.

— А разве собака может заболеть холерой?

— Я не знаю. Всё равно, это же мерзко!

— А я было подумала: оттого, что я всяких глупостей наговорила, ты решил на собаке злобу выместить. Ты же вон какой здоровенный, только сейчас от болезни ослаб немного… — с озабоченной гримасой сказал Капи.

Конечно, Капи, наверное, думает, что, если противник намного сильнее, любой его испугается — что человек, что зверь. Реми, чувствуя себя маленьким и немощным, ответил нарочно совсем слабым, усталым голосом.

— Ещё чего! Да меня сейчас только пальцем ткни — и повалюсь. Это на меня случайно нашло… Голова кружится. Здесь вообще-то неплохо. Давай, пожалуй, в трубу заберёмся и поспим. Туда возвращаться не будем — блох там слишком много.

— Ага! Правильно. Я принесу узлы, а ты меня здесь жди.

Капи резво помчался к тоннелю под эстакадой.

В штабеле в нижнем слое было три трубы, в среднем две и в верхнем одна. Трубы были примерно метр диаметром, так что внутри вполне можно было улечься вдвоём, прижавшись друг к другу. От собственной тяжести штабель точно развалиться не мог. Реми полез наверх и заполз в верхнюю трубу. Там было полно паутины, сыпались какие-то мелкие камешки. Он высунулся из трубы и крикнул Капи, который шёл от эстакады:

— Эй, Капи! Я здесь! Отсюда такой вид!..

Капи рассмеялся и неловко полез на верхотуру с двумя узелками в руках. Дорогие кожаные туфли тут были помехой — в них лазить было неудобно. «И как только он в таких туфлях поднимался по верёвочной лестнице на холерный пароход?» — подумал Реми. Сейчас туфли у Капи были в песке и грязи. Выглядели совсем старыми и ветхими. Забравшись наконец в трубу, Капи тоже высунул голову наружу и оглядел привокзальную площадь.

— Здорово! Тут так далеко видно! Надо было сразу сюда идти спать.

— Так вчера вечером было же совсем темно — ничего не видно было…

— Только вот что с блохами делать? Надо раздеться и блох перебить, а то они нам покоя не дадут. Их полно ещё на нас осталось.

Реми криво ухмыльнулся и проворчал:

— Да, если так их оставить, все блохи на тебя переберутся. Ты небось повкуснее для них будешь, чем я.

— Там собаки собираются, — сказал Капи.

На пустынной рассветной площади в левой её части собралась свора примерно из десятка собак. Была ли среди тех собак давешняя шелудивая шавка или нет, со штабеля труб разглядеть они не могли. Там был большой чёрный пёс, маленькая коричневая собачонка, тощая пятнистая собачонка… Все собаки, большие и маленькие, разных видов и размеров, бродили по площади, низко опустив головы в поисках поживы. Реми нахмурился, вспомнив бродячих собак в Курихаме. И почему только, куда они ни приедут, везде такое множество брошенных собак вокруг вертится? Может, потому что он назвал Капи собачьей кличкой?

Появились четверо школьников с рюкзаками и прошли к вокзалу по правой стороне площади, подальше от собачьей своры. Наверное, решили прийти пораньше, чтобы успеть на первую электричку. Из-за полуразрушенного здания вышла женщина с ребёнком, которого она вела за руку. Женщина была в рабочих шароварах. В руках у неё был тяжёлая с виду сумка. Ребёнку было лет пять, и на нём были грязные широченные штаны, слегка волочащиеся по земле, как у Капи. Со стороны вокзала прозвучал паровозный гудок. Его продолжением послужил собачий вой. Одна собака завыла — и все остальные тотчас подхватили. Школьники остановились. Женщина с ребёнком тоже замерла на месте. Большой чёрный пёс направился в сторону школьников. Остальные собаки тоже пришли в движение и последовали за ним. Шли они осторожно, низко опустив головы. Тем не менее собаки всё убыстряли шаг, и наконец чёрный пёс приготовился кинуться на одного из мальчиков. Школьники заорали и бросились наутёк. Женщина, подхватив ребёнка на руки, тоже побежала прочь. Однако собаки, не обращая внимания на женщину, всей сворой ринулись за школьниками. Их оскаленные, с текущими слюнями морды быстро приближались к мальчикам.

— Помогите! Бешеные собаки! Помогите! — истошно вопила женщина пронзительным голосом.

— Какой ужас! Надо что-то делать! — выдохнул Капи и, спрыгнув со штабеля труб, стал искать камни, чтобы запустить в собак.

Реми тоже, хоть и с запозданием, вылез из трубы, но камни искать не стал, а вместо этого устремился к собакам. Холерные страдания приходилось пока отложить. Чёрный пёс уже ухватил одного школьника за штаны, и тот с криком отчаяния рухнул на землю. Остальных троих тоже окружили собаки, и отступать им было некуда. Капи, набрав в карманы камней покрупнее, помчался за Реми. Женщина с ребёнком продолжала истошно голосить, но никто не спешил на помощь. Собачья свора окружила трёх школьников плотным кольцом. Собаки уже бросались в атаку и кусали их за ноги. Трое мальчишек с плачем отмахивались руками и ногами.

Реми подскочил сначала к чёрному псу и дал ему сильного пинка в брюхо. После второго пинка пёс разжал зубы и отпустил ногу школьника. Он повернулся к Реми и угрожающе рявкнул. Из пасти текла белая пена, глаза налились кровью. Без сомнения, это была настоящая бешеная собака. Реми сдёрнул с себя джемпер и, размахивая им, стал понемногу отступать, иногда делая выпад в сторону чёрного пса. Запыхавшийся от бега Капи принялся швырять в свору камни, — в тех псов, что нападали на троих школьников, но попал всего раз в голову пятнистой собаки. Лучше бы ему было промахнуться. Пятнистая тварь повернулась к Капи, оскалила пасть, всю в белой пене, и свирепо зарычала. Повинуясь этому зову, остальные собаки оставили в покое школьников и всем скопом, включая и чёрного пса, стали надвигаться на Капи.