Пунктом назначения поезда была не Уцуномия, а Уэно. Услышав это от контролёра, зашедшего в вагон проверять и продавать билеты, Акела и Маугли озадаченно переглянулись. Конечно, так было тоже неплохо. Акела рассудил, что пока можно купить билеты до Омия, а дальше будет видно. Подъезжать слишком близко к Токио ему не хотелось.

В Уцуномия полупустой вагон снова наполнился пассажирами с громоздким багажом, которые ожесточённо переругивались при посадке. В проходе тоже было не протолкнуться, и дышать в вагоне было нечем. По слухам, до Омия ехать было около двух часов. Подавив желание выбраться в тамбур, Акела и Маугли всё же остались сидеть на своих местах. Напротив них сидела женщина в широкой юбке с цветастым платком на голове, а рядом с ней мужчина в тёмных очках с белым шарфом вокруг шеи.

В Уцуномия поезд стоял больше двадцати минут, поджидая пассажиров, прибывающих другим, стыковочным составом с севера, так что Акела наконец смог выйти на платформу и купить бэнто. Прикинув, насколько ему хочется есть, он решил купить три коробки. Это влетело в копеечку, но он успокаивал себя тем, что в его положении надо получше питаться в дороге. Жар ещё не прошёл окончательно. Разделив еду поровну с Маугли и впервые за долгое время основательно набив брюхо, Акела с удовольствием закурил после многочасового воздержания. Тем самым он ещё и как бы давал ответ паре напротив, которая беспрерывно дымила. Понимая, что от глубоких затяжек может затошнить, Акела старался только набирать дым в рот. Маугли, успокоившийся и немного отдохнувший, с порозовевшими щеками, потягивал чай. Щёчки у него были округлые, с блестящим пушком. Акела потрогал свои щёки. Они поросли щетиной и как будто бы немного ввалились. Казалось совершенно невероятным, что они только вчера днём мокли под дождём где-то в Ямагате. Понос у Маугли вроде бы прекратился. Может, на самом деле малыш будет покрепче его, взрослого. Поймав себя на этой мысли, Акела впал в уныние.

За окном вовсю сияло солнце. Рис на полях и листва на деревьях так и били в глаза сочной зеленью. Акела взялся обеими руками за шпингалеты, пытаясь открыть окно. В лицо ему пахнуло свежим дыханием ветра. Ласковый тёплый ветерок сбивал с толку — будто зима вдруг сменилась преддверием лета. Наверное, и в других местах открыли окна — весёлый ветерок гулял по вагону. Даже лица у стоявших в проходе были другие — совсем не такие, как у тех пассажиров ночного поезда. Несмотря на давку, ожесточения в них не чувствовалось — может быть, потому, что до конечной остановки, Уэно, оставалось всего каких-нибудь два часа. Подставляя лицо ласковому ветру, Акела смотрел в окно и бормотал про себя: «Наступить на белого лебедя…» И что это к нему привязался какой-то «белый лебедь» — никак не выходит из головы? Может, сказать что-нибудь хочет? Но ведь Акела лебединой речи не разумеет. «Наступить на белого лебедя…» Такого, конечно, делать нельзя. Это чересчур жестоко. Лебедь от такого, наверное, закричит и умрёт. Он видел лебедей где-то в парке. Там был один большой, совершенно белый, с очень длинной шеей. Такой огромный, что, казалось, малыш мог бы усесться ему на спину и взлететь к небесам. Правда, у того лебедя крылья были подрезаны, и улететь он никуда не мог. Интересно, этот лебедь сам о себе всё ещё думает, что он настоящий лебедь, или как? Вспоминает о том времени, когда он не плавал в прудике в этом парке, а был диким белым лебедем и плавал в большой реке?

Однажды Акела шёл по берегу реки… Была зима. Начинался снегопад, по глади реки бежала холодная рябь. Вокруг больше никого не было. Вернее, была одна приблудная собака, которая трусила рядом с продрогшим до костей Акелой. Потом на реке появился лебедь — прошёл кораблик под названием «Лебедь». Просто такое название — «Лебедь»…

Акела открыл глаза и сам себе энергично кивнул. Ну да! Наконец-то всё ясно! Надо только ухватиться за ниточку — а там и весь клубок размотается. Он похлопал прикорнувшего рядом Маугли по плечу и зашептал ему на ухо:

— Слушай! Всё, кончаем с Акелой и Маугли. Теперь ты будешь Капи, а я Реми.

Удивлённый Маугли попытался поднять голову, но Акела его остановил и продолжал шептать:

— Ты ведь со вчерашнего дня всё напевал песенку о бездомном ребёнке. Ну, эту, где дитя Евы бредёт во мраке… А я слушал, и всё мне казалось: что-то не так. Только я не мог понять, в чём дело. Маугли когда-нибудь ведь должен вернуться из джунглей в мир людей. Он ведь всё-таки человек. И Акела — он уже старый, и он погибнет в битве с рыжими псами. До этих пор всё понятно. Между прочим, на самом деле Акела — это, скорее, мой папаша. Обессилел совсем и в джунглях испустил дух. Так? Ну а когда отец умер, и меня из джунглей выперли. Почему обязательно именно джунгли будут после смерти и были до рождения? Всё равно нам суждено испытать жизнь в «человечьем логове». Значит, имена Акела и Маугли нам уже не годятся. Понимаешь?

Маугли машинально кивнул.

— Ну вот, значит, мы возвращаемся в мир людей. И я подумал: какие тогда нам можно взять подходящие имена? Конечно, Реми и Капи. Других таких, чтоб так точно нам подходили, не сыскать. Я ведь «Без семьи» тоже часто перечитывал. Там Реми и Капи догоняют корабль «Лебедь», который плывёт по реке. А на нём родная мать Реми и его младший братишка. Но они ещё этого не знают — ну, друг о друге. Такая вот история.

— А разве Капи не пёсик? Так ведь собачку звали. А я пёсиком быть не хочу, — с серьёзной гримасой прошептал в ответ Маугли.

— Может, и пёсик, но ведь какой умный! Он всё соображает лучше самого Реми. И Реми всегда защищает. И вообще он, как бродячий артист, для Реми вроде старшего товарища. Когда их приёмный отец грамоте обучает, Капи буквы запоминает раньше, чем Реми. Ну, по крайней мере, так в книге написано. Что же, если собака? Главное, что не дура! Но как хочешь. Ты можешь назваться и Реми. Тогда кем же я буду? Приёмным отцом я не могу. Капи тоже не могу — мне и лет много, и здоровый слишком. Больно странно будет, да? Капи вроде бы по-итальянски означает «капитан». В общем, придётся нам теперь с тобой жить в «человечьем логове». Но, конечно, чтобы Закон джунглей не забывать и всё, что джунгли нам дали, беречь. Ясно?

Маугли энергично кивнул в знак того, что всё хорошо понял. Он и в самом деле каким-то образом всё понял, смог уловить, что имел в виду Акела. Всё, что касалось книжки «Без семьи», он знал даже лучше, чем «Книгу джунглей». Только немножечко обидно было становиться собакой.

Акела, превратившийся теперь в Реми, довольно улыбнулся Маугли, ставшему Капи.

7. Корабль «Лебедь»

«Мир открывается передо мной! — думал Реми. — И вот я могу теперь отправиться, куда хочу: на север, на юг, на запад или на восток. Я всего лишь ребёнок, но сам себе хозяин!»

Впрочем, для того Реми, из книжки, это обстоятельство несло в себе не столько радость, сколько печаль. Семнадцатилетний новоиспечённый Реми сейчас всё понимал. Тот Реми был ещё ребёнок, а для ребёнка мало что значит забота о деньгах или о здоровье, его не слишком тревожат холод, жара и тяготы пути — ему важно прежде всего быть уверенным, что кто-то его защищает и о нём заботится. Любой малыш, стоит только ему остаться одному, первым делом станет искать взрослого, который стал бы его защищать. А если такого человека не находится, то хоть собака — всё лучше, чем ничего. Ведь сколько малышей попадается в лапы разных мерзавцев. Всё оттого, что, когда им совсем плохо приходится, они рады любому человеческому участию. И четырёхлетний Реми на том кладбищем не ощущал никакой тревоги и страха, наверное, именно потому, что он был не одинок. Да и в детском доме он чувствовал себя, в общем, нормально. Там, при детском доме, была собака. Просто бродячая дворняжка какая-то пристроилась пожить. Реми и другие малыши радовались, глядя на эту белую псину, отламывали ей кусочки хлеба, обнимали её, подставляли щёки, чтобы собака их полизала, тёрлись с ней носами. Каждый ей придумывал какое-нибудь своё, особое имя: кто звал Дзиро, кто — Сиро, кто — Том. Но до Капи никто не додумался.