Я сидела, вцепившись в маленькую коффайную ложку обеими руками, и меня колотила крупная дрожь.

«Поговорить не желаешь?»

– Ай!

От хмурого бестелесного голоса Эри, внезапно раздавшегося у меня в голове, я подскочила на месте. Белая фаянсовая кружка с остатками коффая и блюдце, задетые локтем, полетела на пол.

«Словно моя жизнь, – внезапно подумала я, глядя на разлетевшиеся по полу белые осколки, – моя прежняя жизнь…»

Скандалистки

– Что это она там пьет? Это детям не повредит, а? – озабоченно нахмурив брови, Марсус задал вопрос богине жизни, глядя, как Стефи, задрав подбородок, поглощает содержимое пузырька.

– Каким детям? – подняла брови та.

– Двойне. Которую ты ей сделала.

– Ничего я ей не сделала.

– Почему не сделала? – поразился Марсус.

– Я что, похожа на дуру?

– Почему на дуру? – повторившись, вновь не понял бог войны. – Избранный в които веки нашел себе подружку. Поступил с ней как нормальный, закаленный в боях воин, берущий добычу! Самое время заделать ему пару отпрысков от наложницы! Мы же договаривались! Ты что?

– Марсус, приди в себя, – насмешливо произнесла Хель, – я знаю, в Восточном халифате была знатная резня и ты только что оттуда. Но здесь не халифат. Очнись. Какая наложница? Какой воин? Тут империя.

– Какая разница! Халифат, империя… Законы жизни везде одинаковы! Убей – или будешь убитым, сожри – или останешься голодным, трахни или ее трахнет ктото другой!

– Квинтэссенция философии войны… – иронично прокомментировала богиня смерти.

– Ой, да ладно! – махнул рукой Марсус. – Можно подумать, что ты этого не знаешь! Еще скажи, что это не так!

– Ди, – не ответив ему, Хель скосила глаза на Динаю, – как тебе такие «законы жизни»?

– Смотрю, тебе хочется пофилософствовать? – ответила ей та вопросом на вопрос.

– Гимнастика ума позволяет неплохо скоротать время… Ди, а действительно, почему ты не вдохнула в нее новую жизнь? Момент ведь был подходящим.

– Я что, похожа на идиотку, чтобы лезть к избранному?

– Вот как? – подняла брови Хель. – Значит, потвоему, я идиотка? И Мирана тоже идиотка?

– Я чувствую, что тебе хочется скандала.

– Отнюдь. Но почему я должна спокойно пропускать мимо ушей такие заявления в свой адрес?

– Я совершенно не имела в виду то, что ты подумала. Я просто хотела сказать, что это совсем не тот момент, когда следует рисковать.

– Какой такой момент? – заинтересованно подавшись вперед, спросила Хель.

– У нее две золотые ниточки. Одна идет от нее к ее принцу, а другая – к нашему избранному. Так не бывает! Истинная любовь только одна. Мирана может это подтвердить. Правда, Ми?

– Сама ты идиотка! – совершенно не по теме выпалила в ответ богиня любви. – Я, значит, чуть не развоплотилась, таская из огня каштаны для всех, а теперь меня, значит, идиоткой называют? Хорошенькая благодарность!

– Прошу всех присутствующих, – богиня жизни протяжно вздохнула, закатив глаза к потолку, – принять мои глубокие извинения за легкомысленно произнесенное слово. В следующий раз, обещаю, я буду более осмотрительна в своих высказываниях…

– Да, именно – легкомысленно произнесенное, – после некой паузы, воцарившейся за извинением Динаи, произнес Коин. – Слова – они очень много порой значат… Но оставим этот разговор. Так что там с нашим избранным, Мирана? Что, действительно у него две нити?

– Не у него, а у Терской, – скривив хорошенькое личико, ответила та, – у него, как и раньше, нет ни одной!

– Да? А что же тогда значат эти две у Терской?

– Откуда я знаю? – откровенно огрызнулась богиня любви. – Такого и правда раньше никогда не было! Хочешь – поймай Сатию и спроси у нее, что это значит!

– А признайся, Мира, ведь Сатия тебя сделала! – радостно улыбнувшись, обратилась к ней Хель. – Влезла без спроса в твой огород любви.

– Я смотрю, что ты действительно приперлась сюда с надеждой на скандал! – окрысилась в ее сторону Мирана.

– Ты так думаешь? Ах, действительно, и зачем я сюда пришла? – Хель задумчиво приложила указательный палец к щеке. В глазах ее плескалась ирония.

– Так, девочки, заканчивайте с руганью! – стараясь, чтобы это прозвучало как можно солиднее, произнес Коин. – Диная, ты недорассказала нам про Терскую. Итак, почему ты не побеспокоилась о том, чтобы у нее были дети от Аальста?

– Я же говорю – у нее вторая истинная любовь! Это уже само по себе ненормально. А она еще рядом с избранным. Я посчитала, что риск чересчур велик, и не стала ничего делать…

– Риск слишком велик, риск слишком велик! – сморщив нос, передразнила ее Мирана. – А как меня, значит, всем скопом в спину толкали – давай, давай, – так никакого риска не было? Конечно, это же я рисковала – не вы!

– Это была только твоя ошибка! – парировала Диная.

– Ах, моя ошибка? Только моя ошибка?!

Задохнувшаяся от возмущения Мирана вскочила изза стола.

– Моя ошибка?!

– Мира, успокойся! – произнес Коин.

– Успокойся?! Успокойся?! – Богиня любви обежала всех взглядом. – Да идите вы все…

– Зачем вы ее дразните? – осуждающе спросил Марсус, переводя взгляд с пустого места, где только что была Мирана, на богинь.

– Зачем так бурно реагировать? – пожала плечами Хель.

– Просто она очень чувствительная и до сих пор остро переживает случившееся с ней. А вы смеетесь…

Марсус, насупившись, посмотрел на Хель.

– Зато у тебя есть прекрасный повод сходить и утешить ее. Ведь ты же любишь это делать?

Хель улыбнулась Марсусу широкой, дружеской улыбкой.

– Да иди ты… – ответил ей тот и исчез.

– Знаешь, Хель, – секунду спустя сказал Коин, поджимая губы, – когда у тебя дурное настроение – все всегда обязательно закончится скандалом! Это уже надоело!

Поболтаем?

«Поговорить – не желаешь?» (Хмуро.)

…

«Ты еще не успокоилась?»

…

«А мне кажется, что ты уже способна поддерживать разумный разговор».

«Что тебе нужно?!» (Резко.)

«Мне? Ничего. Хочу только сообщить, что в доме, кроме нас, никого не было. Все, похоже, были на занятиях. И если ты не будешь нигде открывать свой рот, об этом никто не узнает. Поняла?» (Недовольно.)

«Почему ты разговариваешь со мной таким тоном?» (Удивление.)

«А что, у меня есть повод для ликования?» (Саркастически.)

«Ты… Ты! Я даже не знаю, как тебя назвать после этого! Так со мной поступить! И теперь еще имеешь наглость разговаривать таким тоном и выражать какоето недовольство! Ты мне все испортил! Всю жизнь перевернул!» (Возмущение.)

«Это был не я. Это мое тело. Я тут ни при чем». (Хмуро и недовольно.)

«Теело? Как тело? Что значит тело? А ты где был?» (Искреннее недоумение.)

«А я… я отсутствовал». (Мрачно.)

«Что за глупости ты говоришь! Как можно быть отдельно от своего тела?» (Неверие.)

«Ну, вот попробуй себе такое представить…» (Уклончиво.)

«Бред. Такого быть не может!»

«Та ладно, себя вспомни. Много ты чего соображала, когда с Динием зажигала».

«Чтоо? Да как ты смеешь такое говорить? Откуда тебе про это знать?»

«Оттуда. Ты ведь не удосужилась в ту ночь поставить эмощит, не так ли? Результат – всем тем, что ты тогда чувствовала, ты щедро поделилась с окружающими. Например, со мной. И мне приснился потрясающий сон. Так что не нужно мне рассказывать про постоянное единение души и тела. Я знаю, как и что там было…»

… (Ощущение как от удара поленом по голове.)

«Чего молчишь?»

«Ты – подслушивал?!» (Дикое негодование.)

«Да не ори ты! Я не подслушивал. Я спал. А ты нет. И тебе было так здорово, что ты влезла в мой сон и поделилась своими восторгами. И все. Закрываться нужно было. Я же тебя научил как. А ты этого не сделала. Сама виновата!»

«Э… а… Так ты что, всевсе… «слышал»?» (Потрясенно.)

«А о чем я тебе тут рассказываю?»

«Уууй… (Стефи схватилась руками за голову.) Это что же, значит, тогда получается – я… мы… вм…»

«Вм – это вместе? Если да – то да, вместе. Считай, что мы делали это втроем». (Широкая улыбка Чеширского кота.)