Впервые я сижу в кабинке одна. Курю сигареты Сезен, которые она оставила здесь на хранение. Сезен уехала, она сейчас за городом, на озере, где над головой раскинулся широкий простор небес. В классе стул рядом со мной пустует. Сезен сказала, что съемку мы пока отложим, но я знаю: она не вернется ко мне и больше никогда не найдет для меня времени. Между нами уже не будет так, как было. Я бы сделала все, что могу, чтобы быть такой, как Сезен.

Возможно, сейчас она плывет на спине, руками взметая вокруг себя воду, и знает, что на берегу лежит человек, который ее ждет. Гораздо лучше, когда на берегу тебя кто-то ждет. Сезен никогда не стала бы ждать кого-то, потому что она всегда первая пересекает линию финиша.

Вчера Зафир заявился домой лишь на рассвете.

— Ну мы им и надавали, — только и сказал он и прямо в одежде бросился на постель.

Пауль лежит в больнице с сотрясением мозга и с переломом руки. Школа разделилась на два лагеря, и каштаны образуют теперь непреодолимую границу.

Когда сегодня утром я увидела Кристиана, он был бледен, под глазами круги. Он сразу же скрылся в здании школы, как будто хотел спрятаться. И позже я тоже не могла обнаружить его во дворе.

Айсе не знала, чего хотел от нее Маттео, когда на листке бумаги написал ей адрес своего ателье и попросил ближе к вечеру заглянуть к нему. Точно воровка, она украдкой выскользнула из дома. Еще никогда они не встречались вне школы. Обуреваемая любопытством и одновременно страшась чего-то, отправилась она в путь.

Улица находилась далеко, в промышленном районе. Из вентиляционной шахты поднимался теплый, спертый воздух метро. Решетка вибрировала под ногами Айсе. Она миновала автостоянку и через ворота свернула в грязный двор. В парадной стоял холодный отопительный котел. Стены были сырыми. Облупившаяся штукатурка и раздавленные банки из-под напитков устилали ступеньки лестницы. На одной двери висела записка: «Я в отчаянии, крошка. Почему ты убила меня?»

Ателье Маттео располагалось на последнем этаже. Входная дверь была лишь притворена. Айсе вошла в светлое свободное помещение. Стена ателье представляла собой сплошное окно. Видна была река и фабричные здания напротив.

В ателье почти не было мебели. Только в центре стоял большой стол, на котором высились кипы бумаги. Маттео сидел за компьютером. Чуть дальше она заметила ширму из темного лакированного дерева.

Айсе робко остановилась в дверях.

— Входи же, — сказал Маттео и поднялся из-за стола.

Напротив окна на стене висело ее стихотворение.

— Ты уже закончил? — спросила она, взглянув на рукопись романа, лежавшую на столе.

— Нет, — ответил он, — я это выброшу в корзину. И начну сначала. Всё с самого начала.

Айсе подошла к окну. Утиная семья дрейфовала вниз по течению реки.

Словно издалека она услышала голос Маттео, сообщавший, что по окончании учебного года он уйдет из школы.

Язык Айсе точно прилип к гортани, стал тяжестью, которая оттягивала голову.

Она молчала. Солнце разбилось в воде на тысячи искрящихся осколков — стеклянный ковер.

— Я собираюсь отправиться в путешествие, — произнес он. — Пока еще не знаю куда, и когда вернусь — тоже не знаю.

Она услышала, как он подошел ближе. Он остановился у нее за спиной и положил ладони ей на плечи. Айсе почувствовала, как его пальцы нежно надавили ей на ключицы. Она не обернулась к нему, осталась стоять неподвижно, затаив дыхание, и рассматривала единственную фотографию на подоконнике. Портрет молодой женщины с длинными черными волосами: она смотрела оторопело и изумленно, как ребенок.

— Моя жена незадолго до смерти, — сказал Маттео, спокойно взял снимок и снова бережно поставил его на место.

Айсе не спросила, отчего она умерла. Ей достаточно было знать, что она еще жила в воспоминаниях Маттео.

— Есть даже что-то хорошее в том, что я уеду, — сказал Маттео. — Пока не кончится учебный год, ты могла бы приходить сюда днем. Но как только я уеду, ты можешь бывать здесь, когда тебе захочется, пока я не вернусь, — продолжил Маттео и улыбнулся. — Пойдем-ка, — сказал он и взял Айсе за руку. Он показал ей маленькую нишу, служившую кухней, и душевую со старой ванной на львиных лапах.

Рядом с кроватью за ширмой была музыкальная установка. На полу повсюду валялись книги.

Когда Айсе собралась было поднять одну из них, возле кровати она увидела ковер. Она нагнулась и коснулась шерстяного ворса. Ковер был поменьше того, что у них дома, и не такой плотный, но в середине его был выткан тот же мотив — борющиеся леопарды.

— Она отыскала его. Это единственное, что у меня сохранилось от того времени. — Маттео задумчиво погладил ковер ладонью, будто лаская. — Я никогда не наступаю на него, — сказал он, — иногда, когда мне не спится, я расхаживаю вокруг него и разглядываю со всех сторон.

Айсе посмотрела Маттео в лицо; как в замедленной съемке, они по ковру подползли друг к другу. Маттео взял ее рукой за подбородок и слегка запрокинул ей голову.

Когда его губы коснулись ее лба, она кожей почувствовала тепло его дыхания. Они долго оставались в таком положении, не шевелясь, леопарды под ними.

— Теперь иди, — чуть слышно сказал он, — иди.

Когда Айсе села в вагон метро, чтобы ехать домой, она повесила ключ от ателье Маттео на палец как спасательный круг. Скамейку перед ней занимали две парочки. Девицы сидели по краям, вытянув ноги парням на колени. Один запустил руку под штанину своей подружке и поглаживал ее по голени. Вчетвером они расположились здесь единой скульптурной группой. Кулек с какой-то восточной сладостью ходил по кругу. Они громко чавкали.

— Я уже наперед радуюсь, что мы отправимся в отпуск все вместе, — сказал один из парней.

— Я тоже обещаю спать со всеми.

— А тебе ничего другого и не останется, — ответила девица, позволявшая гладить себя по ноге, и облизала с пальцев сахарную пудру. Они, похоже, совершенно не обращали внимания на других пассажиров, замкнувшись только друг на друге.

Айсе проехала лишнюю остановку. Она вышла с разрумянившимся лицом. Она охотно ехала бы с ними и дальше, но только проводила взглядом исчезающий в тоннеле вагон.

Айсе вытащила кровать из затененного угла и придвинула ее к окну. Она открыла створку окна и нагишом улеглась на белое стеганое одеяло, в теплый поток солнечных лучей. Кровать была солнечным плотом. Ее взгляд скользил по лепному плафону и гирляндам из гипса к люстре, хрустальные капельки которой бросали крошечные радужные блики на стену и ей на лицо. Черные волосы у нее на лобке были теплы от солнца. Она положила на них руку, представив себе, что это ладонь Кристиана. Мягкие волоски на ее теле поднялись. Порыв ветра хлопнул оконной створкой о стену, шелковые занавески надулись парусом. Солнце светило на нее поверх верхушки серебристой ивы. Его лучи были языками, которые через распахнутое окно пробирались по ее телу, медленно проникали в нее, сливались в огненный шар, горячо перекатывались в нижней части живота, нагревали ее изнутри, пока она не раскалилась… Вдруг в дверь энергично постучали.

Айсе кубарем скатилась с постели и торопливо оделась.

— В этом доме никогда не найдешь покоя! — сердито крикнула она. В сорочке, босая, она отворила дверь.

— Прошу прощения, — взволнованно сказала Ата, — но тут тебе пришло вот что. — Она вручила ей срочное письмо без обратного адреса на конверте. Ата продолжала стоять и, похоже, ждала, что она распечатает письмо, чтобы прочитать его ей.

— Ах, это конечно же от Сезен, — только и сказала Айсе, — по поводу одной встречи, которую мы перенесли на другое время.

— Ах так, — разочарованно сказала Ата.

Айсе быстро захлопнула дверь, присела к столу и разорвала конверт.

«Дорогая Айсе!

Я никогда еще не писал писем. Но сейчас мне не остается ничего иного. К сожалению, мы не можем поговорить друг с другом, — на школьном дворе ты, похоже, не показываешься. Я не знаю, в каком уголке школы ты скрываешься и почему. У тебя странный талант исчезать. Но это вообще-то к лучшему, что мы не встречаемся в школе, где нас могли бы увидеть другие.