В своей филологической деятельности Абдулла напоминает столь непохожего на него в остальном Ронгговарсито: он выступает в качестве издателя средневековых литературных памятников «Седжарах Мелаю» и «Китаб Адат Сегала Раджа-Раджа Мелаю...», чрезвычайно ценимых им за их язык, переводит на малайский с тамильского языка «Панчатантру». Характерно, что проза самого Абдуллы сбивается то на повествовательный стиль «Седжарах Мелаю», то на дидактику «Таджу-с-Салатин» (XVII в.), которую он рекомендовал малайским раджам в качестве примера наряду с западными общественно-политическими прописями.

Таким образом, первая половина XIX в., знаменовавшаяся в Нусантаре закреплением голландского и внедрением английского владычества, сказалась в традиционных литературах этого региона (и в первую очередь в наиболее развитой из них — яванской) попытками аккумулировать местные литературные традиции, обобщить собственный литературный опыт, черпая отчасти силы в собственном фольклоре. Подобная тенденция сочетается в литературах региона с обостряющимся в какой-то мере вниманием к окружающей действительности, претерпевающей заметные перемены в связи с усиливающимся европейским присутствием. Это заметно главным образом в малайскоязычной литературе, издавна игравшей роль региональной литературы-посредницы. В творчестве малайскоязычных авторов обнаруживается усиленный интерес к реформаторской деятельности европейцев в Нусантаре и за ее пределами, а также отчетливые просветительские тенденции.

*Глава пятая*

ФИЛИППИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В первой половине XIX в. до Филиппин, хотя и с опозданием, докатываются отголоски таких событий, как Великая французская революция, наполеоновские войны, революции в метрополии. Кадисская конституция 1812 года была торжественно объявлена в Маниле в апреле 1813 г. Начинается прямая торговля с Испанией (минуя Мексиканское вице-королевство), а в 1821 г. законодательно закрепляется окончательное отделение Филиппинских островов от Мексики. На архипелаге значительно возрастает производство табака, манильской пеньки и сахара, завоевывающих мировую славу. В столицу начинают допускаться при определенных ограничениях иностранцы — «враги бога и Испании», появляются представительства зарубежных фирм и некоторых иностранных держав, в т. ч. в 1820 г. некоторое время в Маниле функционировало и полуофициальное российское консульство. В 1834 г. манильский порт «открывается» для иностранной торговли. Происходит широкая европеизация филиппинской жизни, начиная с внешних ее примет — одежды, обрядов, празднеств и т. п. В этот период упрочивается положение католичества и религиозного образования. Особое значение для пробуждения национального, политического самосознания филиппинцев имело представительство в испанских кортесах, в которых филиппинцам предоставлялось место вплоть до 1837 г. Расширившееся знакомство филиппинцев с Испанией и остальной Европой, тяга к конституционности и проникновение на Филиппинские острова свободомыслия — таковы были уроки испанского парламентаризма для филиппинцев.

С начала XIX в. на Филиппинских островах расширяются возможности светского образования, все больше знатных филиппинцев завершают учебу в университетах Мадрида и Барселоны. В Манилу начинает поступать испанская пресса; 8 августа 1811 г. появляется первый номер газеты испанской колониальной администрации на Филиппинах — «Дель Супериор. Гобьерно» («От Верховного правления»), которая выходила по 4 июля 1813 г. Прекращение издания, вероятно, было связано с назначением нового губернатора Филиппин — Х. Гардоки де Гаравайты, напуганного революционными событиями в Мексике и метрополии. Лишь в 1846 г. наконец была основана первая общефилиппинская газета на испанском языке «Ла Эсперанса» («Надежда»). Увеличивается выпуск книг в Маниле и провинциях. Так, Экономическое общество друзей страны, основанное еще в 1779 г., только в 1823 г. распространило 13 220 экземпляров грамматик, орфографических справочников и прочих книг для школьников. Расширяется знакомство филиппинцев с произведениями испанской литературы, с европейской светской музыкой, живописью, архитектурой.

В первой половине XIX столетия с появлением местной интеллигенции начинает создаваться все больше собственно филиппинских литературных произведений, религиозных и светских, как на местных языках, в особенности на тагальском, а также на илоканском, бикольском, пампанганском, себуанском, панаянском и др., так и на испанском. Поскольку наиболее высоким был уровень культуры в тагалоязычных районах, прилегавших к столице, то и литература на тагальском языке получила в это время наибольшее развитие. И эта ведущая роль сохранилась за тагальской литературой и по сей день. Однако до середины XIX в. можно говорить только об отдельных явлениях филиппинской литературы на том или ином языке, но не о постоянном литературном процессе, за исключением тагальской литературы, ибо в середине прошлого века, когда тагальский язык начинает оформляться как язык литературный, возникает и разножанровая литература на нем. (Почти вплоть до конца XIX в. филиппинская литература на всех языках оставалась по преимуществу стихотворной.)

Испанское культурное влияние, первоначально в особенности фольклорное (проводниками его были на архипелаге испанские монахи и солдаты), ощущалось в сказках и мифах филиппинцев, эпосе, легендах, народных песнях уже в конце XVI — начале XVII в. С течением времени оно становилось все более значительным в связи с расширением образования в XIX в., когда филиппинцы ощутили и влияние классической испанской драмы и поэзии, а также романа. Это культурно-языковое влияние было значительным, но не всеобъемлющим, свидетельством чему является сохранение основных филиппинских языков и постепенное развитие их в XX в. в литературные, несмотря на 333-летнее испанское господство, тогда как в большинстве прежних испанских колониальных владений в Латинской Америке испанский язык и культура практически почти вытеснили местные языки и словесность, возобладав в новой, метисированной культуре.

В начале первой половины XIX века на Филиппинах продолжают появляться новые варианты сказок, окрашенных типично христианским дидактизмом, где чудесные превращения творили божественный промысел, добрая воля Девы Марии, католических святых. Героями филиппинских сказаний, которые распространялись прежде изустно, но записывались и обрабатывались, как правило, в конце XVIII—XIX вв., стали Карл Великий, Ричард I Львиное Сердце, двенадцать пэров Франции, славный испанский рыцарь Сид Кампеадор, правитель Кордовского халифата Мансур, или аль-Мансур, семь инфантов Лары, добрый монарх Бернардо дель Карпио и др., проникшие на Филиппины с испанскими романсами. При этом и содержание, и герои испанского эпоса, и даже сами их имена подвергались порой значительной филиппинизации, а действие переносилось на Филиппинские острова. Особенно сильной адаптации подвергся образ Бернардо Карпио (Карпьо), ставшего в представлении филиппинцев популярным народным героем, грядущим освободителем их от испанского гнета.

Филиппинские сказания или эпические поэмы в большинстве своем на сюжеты о героях испанского Средневековья, Конкисты и Реконкисты по-тагальски назывались бухай (букв. жизнь) или салита (слово, сказание), по-илокански панагбиаг (биаг) или сарита. Различаются две их стихотворные формы: авит (букв. песнь, поэма), писавшаяся двенадцатисложником, и испано-мексиканские куридо — филиппинская адаптация испанского корридо (баллада, романс), писавшаяся восьмисложником. При этом если авиты были наполнены мажорным содержанием и имели преимущественно счастливую концовку, то куридо — меланхоличны и минорны и нередко оканчивались трагически. Они исполнялись под аккомпанемент филиппинской гитары или других струнных инструментов, авит — в темпе анданте, куридо — в темпе аллегро. Среди наиболее известных авитов — тагальские «Авит Сан-Алехо де Конфесора», приписываемый первоначально падре Алехо дель Пилару, и «Авит Сан-Раймундо де Пеньяфорта» падре Мариано Серафио, а также анонимные «Жизнь Дона Хуана Тиньосо», «Жизнь Доньи Инес» и др. Лучше других были известны тагальские куридо «Бернардо (дель) Карпио», «Мертвый царь», «Птица Адарна», «Двенадцать пэров Франции», «Семь инфантов Лары», «Принц Орентис» и некоторые другие. И хотя эти произведения филиппинской литературы, наивысший расцвет которых приходится на первую половину XIX в., были часто анонимны, авторство некоторых из них впоследствии удалось установить. В тот же период происходит наиболее тесное слияние этого своебразного филиппинского фольклора с авторской, письменной словесностью.