— Если так, то я перейду границу и дождусь своего часа, — ответил юноша. — Но одно знаю точно: я должен отомстить Нортумберленду. Как только окончилась битва, он подошел к валлийцу и преклонил перед ним колени. Да будет проклята его жизнь до скончания века. Даже если мне придется ждать вечность, то и тогда я не забуду, что должен отплатить гордецу Пэрси!

— Если этому суждено сбыться, то пусть Бог пребудет с тобой. Я на твоей стороне. Как мне хотелось бы поменяться местами с тобой или даже с моим бедным братом! — воскликнул Нэд.

— Вашей вины в том не было, — ответил парень. — До свидания!

— До свидания! Пусть Господь уберет все препятствия на твоем пути, а дорога твоя будет быстрой и гладкой.

Глава двадцать восьмая

Генри Тидр, или Тюдор, как он на том настаивал, вошел в Лондон в сентябре. Здесь он вскоре принял придворных из Шериф Хаттона, распустив армию после окончания сражения. Среди захваченных были Уорвик, Джон Глостер, милорд Бастард и его брат, Маргарет Солсбери, принцесса Елизавета и принцесса Сесиль, младшие братья Линкольна. Самому Линкольну удалось пересечь море и присоединиться к своей тете Маргарет Бургундской. Принцесс определили ко двору Генриха, а наследников трона поместили в Тауэр. Генрих намерен был решить, что с ними делать, но позже.

Он короновался тридцатого октября. На церемонию явились лишь некоторые из приглашенных. Третьего ноября Генрих созвал парламент, чтобы принять акт о своем королевском статусе по праву победителя в сражении при Босворте. Парламент принял две важные поправки. В первой король Ричард и двадцать восемь пэров объявлялись изменниками, а их поместья подлежали конфискации в пользу королевского казначейства. Это делалось на основании того, что Генрих объявлялся королем еще за день до сражения при Босворте. Таким образом, все, кто принимал участие в памятной битве не на стороне короля, автоматически становились государственными изменниками. В парламенте и на улицах Лондона поднялся страшный шум по этому поводу, а некоторые даже позволили себе публично высказываться против подобного беззакония, ибо отныне ничто не гарантировало человеку безопасности.

Следующей поправкой аннулировался акт о провозглашении детей Эдуарда незаконнорожденными и объявлении Ричарда единственным претендентом на престол. Эта поправка против всяких правил и традиций была принята без зачитывания вслух. Все копии акта о праве Ричарда на коронацию подлежали сожжению — нарушение этого приказа каралось смертной казнью. Истинное значение происходящего ускользнуло от простого люда, но помещикам и пэрам было понятно, чего следует ожидать в ближайшем будущем.

— Он хочет жениться на принцессе Елизавете, — заключил Эдуард, когда новость достигла Йорка.

— Конечно, хочет, — презрительно отозвалась Элеонора, — а тем, что он отменил коронационное право Ричарда и объявил детей Эдуарда рожденными от официального брака, Генрих надеется крепче ухватиться за трон, который он украл. Но ты забываешь об одной важной вещи.

— Какой?

— Если он утверждает, что Елизавета — законнорожденная дочь, то он должен признать и всех ее братьев и сестер, а это означает…

— Конечно! Милорд Бастард автоматически становится главным претендентом на трон. Он наш законный король. Эдуард Пятый.

— Сын мой, наверное, ты непроходимо глуп, иначе не стал бы возвещать об этом таким радостным тоном, — усмехнулась Элеонора. — Разве не понятно, что теперь милорд Бастард будет убит?

Лицо Эдуарда потемнело от осознания страшной правды.

— О да. Простите меня, матушка. Что же Генрих предпримет, как вы полагаете? Он не может публично казнить их всех. Их не в чем обвинить.

— Смею предположить, у него найдется в запасе какая-нибудь уловка. Однако суд только напомнит людям, кто на самом деле король. Нет, по моему разумению, он избавится от них тихо.

Однажды они просто исчезнут, и мы о них больше ничего не услышим.

— А другие? — выкрикнул Эдуард. — Уорвик? Братья Линкольна?

— Пока они надежно связаны с ним. Наверное, он будет избавляться от них по одному. Как только появится такая возможность, он ее не упустит, поскольку понимает, что в его жилах течет меньше королевской крови, чем у них.

В январе Генрих Тюдор женился на принцессе Елизавете, которую в Лондоне многие искренне любили, но так же искренне сожалели о ее судьбе, потому что в глазах народа брак с валлийцем нельзя было назвать завидным. Генри и Маргарет все еще находились в Лондоне. Маргарет ожидала появления на свет своего второго ребенка. И она, и ее муж смогли стать свидетелями свадебной процессии. Принцесса не выглядела счастливой. Но когда мать валлийца прибыла ко двору, ни у кого не возникло сомнений по поводу того, кто на самом деле будет королевой при Тюдоре. Она отреклась от предателя Стэнли, чтобы быть свободной от брачных обязательств перед ним. Он проводил все свое время у себя в поместье, а она неотлучно находилась в Лондоне.

Нэд по делам приехал весной в Лондон. Он остановился у сестры и ее мужа. Нэд поделился с ними теми опасениями, которые высказала Элеонора по поводу дальнейшей судьбы братьев принцессы.

— Нас преследуют такие же страхи, — ответил Генри. — По правде говоря, мне не нравится оставаться здесь. Маргарет чувствует себя такой подавленной, да и я не могу не ощущать своей уязвимости при новой власти. Однако полагаю, что мы должны остаться здесь, пока не родится ребенок, ведь нам предстоит долгая и трудная поездка, особенно с малышом. Но как только мы будем в состоянии путешествовать, то немедленно отправимся в путь. Свое дело я оставлю на помощников, да и дел теперь не будет много. Этот двор не отличается изысканностью вкуса. Валлиец одевается, как пастух, и заставляет принцесс перешивать платья. Даже если бы они и нуждались в моих услугах, не знаю, захотелось ли бы мне их оказывать.

— Мне искренне жаль принцессу, — грустно проговорила Маргарет. — Как ужасно быть выданной замуж за убийцу собственного дяди, который держит взаперти всю семью, а роль мужа выполняет по отношению к своей матери.

— Это уж чересчур, Мэг, — произнес Генри предостерегающе.

— Но он не относится к принцессе, как к жене, — возразила Маргарет. — Никто не видит бедняжку, а его мать в это время принимает послов и проводит какие-то советы со своим сыном, которые длятся часами и при этом никому не позволяется их беспокоить.

— Не переживай так из-за этого. Мы все равно скоро уедем отсюда. Ребенок должен родиться в июне. Значит, уже в июле мы можем планировать поездку. Дома мы окажемся к концу месяца.

— Как раз успеете ко дню рождения бабушки, — сказал Нэд, первый раз за вечер улыбнувшись. — В августе ей исполнится семьдесят. Мы думаем организовать специальное торжество: большой пир и много музыки, как она любит.

— Какая замечательная мысль! Конечно, нам хотелось бы успеть к этому времени. А как она, между прочим? — спросил Генри.

— О, ты же знаешь бабушку. Она никогда не меняется. Хотя мне кажется, она очень сдала за последний год. Она похожа на колосок, такая же изящная и прямая. Но она уже очень долго живет.

— Дольше других. Она старше всех, кого я знаю, — весело отозвалась Маргарет. — А это серьезный повод отпраздновать такое событие.

— Когда вы приедете, — сказал Нэд, — не забудьте, что валлийца ни за что нельзя называть королем. Она этого не потерпит, а ее язык теперь, когда короля убили, вообще никого не щадит.

Жарким днем в середине июня Маргарет родила прекрасного крупного мальчика, которого назвали Ричардом. В тот же день, семнадцатого июня, по городу поползли ужасные слухи. Лондон шептался. Сэр Джеймс Тирелл получил личное помилование от нового короля, простившего ему все обиды, так сказать, неосознанно нанесенные во времена старого правителя. Ему предложили получить на одну ночь ключи от Тауэра через голову констебля. Такое было невозможно во времена короля Ричарда.