«Мэрилин любила животных; она была привязана ко всему, что движется. Готова была потратить сотни долларов, чтобы спасти поврежденное бурей дерево, и бурно оплакивала его кончину. Выставляла корм для птиц, устраивала на деревьях скворечники на своей вилле. Была вечно озабочена настроением своих кошек и собак. Был у неё как-то пёс, меланхоличный по природе, но Мэрилин-то была уверена, что её любимец страдает от депрессии. Она делала все на свете, чтобы развеселить пёсика, чем вгоняла его в ещё большую тоску, а в те редкие моменты, когда он вставал на задние лапы, обнимала и целовала его, вне себя от радости».
Это строки, продиктованные любовью. Книга Нормана Ростена «Мэрилин: нерассказанная история» — едва ли не самый прочувствованный портрет Монро.
Те же, кому придет в голову заподозрить автора в неискренности, могут найти описание других ситуаций в её биографии, написанной Морисом Золотовым: «Однажды вечером члены съемочной группы — самой Монро не было — просматривали материалы эпизода на яхте. Тони Кёртис играет сына богача, страдающего от подавленного либидо. Девушки не могут расшевелить его. Монро решает исцелить его посредством страстных поцелуев. С пятой попытки её тактика с блеском срабатывает. В темноте слышится чей-то голос: «Похоже, тебе понравилось целовать Мэрилин». А он: «Это то же, что целовать Гитлера». Когда зажегся свет, все увидели, что на глазах Паулы Страсберг слёзы. «Ну как ты можешь, Тони?» — в негодовании вопрошает она. «А ты попробуй сыграть с ней сцену, — огрызнулся он, — и поймёшь».
Во время съемок Монро читала книгу Пейна «Права человека». И вот как-то Хэл Полер, младший помощник режиссёра, стучит в её уборную: «Мы ждем вас, мисс Монро». Она отзывается с обезоруживающей простотой: «Да пошли вы...» Что это: предощущение того, как будущее поколение женщин расценит претензии мужчин на свои права? В то же время Билли Уайлдер назовет её самой несносной женщиной в Голливуде и, заметим, выскажет эту оценку в интервью спустя четыре года после смерти актрисы. Выскажет, давая понять, что даже по прошествии лет воспоминание о работе с Мэрилин способно вывести его из равновесия. Но в разгар съемок фильма «Займемся любовью!» Монро пишет в своем дневнике: «Чего я боюсь? Отчего в таком страхе? Думаю, что не смогу играть? Знаю, что смогу, и все-таки мне страшно. Я боюсь, а мне нельзя бояться, нельзя».
Уместно, думается, привести здесь слова женщины, чью жизнь тоже увенчало самоубийство: «Биографию считают законченной, коль скоро в ней подведен итог шести или семи из человеческих "Я". А между тем у личности их не меньше тысячи». Это сказала Вирджиния Вулф. И в её словах — вся тщета тех свидетельств, какими располагает любой из биографов.
Она родилась в 9.30 утра 1 июня 1926 года. Роды были легкими — самыми легкими из трёх выпавших на долю её матери. Как ведомо всему миру, родилась она вне брака. Когда Мэрилин первый раз выходила замуж — за Джеймса Дахерти, в свидетельстве о браке фигурировало имя Норма Джин Бэйкер (Бэйкер — фамилия первого мужа её матери).
Едва ли уместно усматривать в этих разночтениях некий умысел. Не получившая систематического образования (одна из общеизвестных печалей прекрасной блондинки), она была на редкость невежественна в культурном плане: трудно поверить, но для неё было откровением, что эпоха рококо наступила на триста лет позже Ренессанса; она могла поклясться, что отступление Наполеона от Москвы потерпело крах из-за того, что зимние холода парализовали работу железных дорог. Не отягощенная каким бы то ни было интеллектуальным багажом, она, однако, с готовностью вбирала в себя все идущее извне и в нормальном состоянии, когда её не одурманивала чрезмерная доза транквилизаторов, демонстрировала удивительную открытость новому опыту. Другими словами, как бы пробуждаясь от летаргии, она радостно устремлялась навстречу волнам психоделического прилива. Так, беседуя с одним интервьюером, она как нечто само собою разумеющееся сообщала ему, что её девичья фамилия Бэйкер. В следующий раз, отвечая на аналогичный вопрос другому интервьюеру, она скажет: «Мортенсон». А поскольку все это не более чем киношная самореклама, никому не придет в голову ловить её на противоречиях. С какой стати? В конце концов, кто в курсе её реального юридического статуса? Если её мать, Глэдис Монро Бэйкер, действительно была замужем за Эдвардом Мортенсоном, этим «любовником на час», то он безвозвратно исчез к тому времени, когда родилась Мэрилин; а по некоторым данным, Мортенсон погиб в мотоциклетной катастрофе ещё раньше — прежде чем Норма Джин была зачата.
С другой стороны, нет твердой уверенности в том, что Глэдис Монро действительно была в разводе со своим первым мужем, Бэйкером; не исключено, что имело место лишь раздельное проживание. А настоящим отцом девочки, по версии Фрэда Гайлса, был некий Чарльз Стэнли Джиффорд, один из сотрудников компании «Консолидейтед филм индастриз», в которой работала Глэдис Бэйкер. Видный мужчина. Мэрилин, которой в пору раннего детства мать показала его фотографию, впоследствии опишет его как «человека в шляпе, сдвинутой набекрень, с небольшими усиками, улыбающегося. Он был чем-то похож на Кларка Гейбла, знаете, такой сильный, мужественный». А войдя в пору отрочества, она повесит на стене портрет Кларка Гейбла и будет с увлечением рассказывать одноклассникам, что он-де, не кто иной, как её настоящий отец. Если учесть, что девочка не так давно вышла из сиротского дома, в стенах которого провела двадцать один месяц, а затем перебывала в нескольких семьях на правах приемыша, становится очевидным, что ей отчаянно недостает адекватной самооценки.
Но это самое простое объяснение, биографу же, в обязанность которого входит выявить истоки её исключительности, надлежит пойти дальше. Итак, представим себе, что в той части её подросткового ума, где реальность скрашивается фантазией, зреет властная потребность в самооправдании. Да, незаконнорожденная, что поделать; и все же она пришла в мир сотворить нечто великое: недаром же тайный родитель — сам Кларк Гейбл. Ещё наступит время, когда на съемках фильма «Неприкаянные» она встретится лицом к лицу с Кларком Гейблом, встретится на изломе собственной жизни, когда брак с Миллером окажется очередной ошибкой, а её несчастная привычка всюду опаздывать будет парализовать окружающих, встретится, захлестываемая волнами помешательства, в которое её повергнет гремучая смесь бессонницы и барбитуратов. И можно лишь вообразить, какие зловещие предчувствия зародятся в её голове, когда ей выпадет на долю играть любовные сцены с собственным тайным отцом, и какие адские пропасти разверзнутся в её измученном мозгу, когда она узнает, что спустя одиннадцать дней после окончания съемок Гейбла не стало. И то сказать, дурные приметы, предвестия, предзнаменования обступают её как родственники, которых никогда не бывало у неё за обеденным столом.
Верно: едва став звездой, она обнаружила, что отпечатки ступней Валентино в точности совпадают с её собственными, но верно и то, что в день первой свадьбы на белый смокинг её жениха опрокинулась соусница, доверху полная кетчупа, а совсем незадолго до бракосочетания с Джо Ди Маджио её буквально выставили из здания городской управы Сан-Франциско; последнее биограф волен списать к разряду совпадений, но кто знает, не аукнулась ли нашей героине эта нелепая случайность в день, когда она выходила замуж за Миллера и в автокатастрофе погибла следовавшая за ними по пятам женщина-репортер? До чего же кровавый фон: другая женщина гибнет в тот самый день, когда она готовится вверить себя единственному мужчине, которого, как она уверена, она любит. Может ли такой фон придать чувство спокойствия молодой женщине, никогда не испытывающей ощущения, что она нормальна: с одной стороны её родословного древа — пустота и щемящая боль незаконнорожденности, с другой — целая череда помешательств.