Генуя ликовала, когда вместо шести вышедших в море галер Дориа привел обратно двенадцать. Такого внушительного успеха на море республика не имела уже давно. В одно мгновение генерал республиканских галер стал всеобщим любимцем не только своих матросов и солдат, но и всех горожан. Последний поход принес начинающему флотоводцу и немалый доход от продажи захваченных товаров. Неплохо заработали и все остальные участники сражения. В портовых тавернах вино и деньги лились рекой. Недовольным остался лишь дож Фрегюс, который потребовал от Дориа своей доли от захваченного. Не тут-то было! Как истинный генуэзец, Дориа счет деньгам знал и делиться ни с кем не собирался. Тогда дож заявил, что сместит строптивца с должности. Глупец, он не знал, с кем имеет дело! Узнав о готовящемся снятии, Дориа собрал вокруг себя матросов.
— Друзья, — обратился он к ним. — Нас хотят лишить того немногого, что мы заработали потом и кровью! Справедливо ли это?!
— Нет! — разом ответила толпа.
— Я обещаю не только сохранить ваши деньги, но и преумножить их! — продолжил Дориа. — Пойдете ли вы за мной.
— Веди нас, Андре, мы верим тебе! — крикнуло сразу несколько десятков голосов.
Спустя несколько часов Дориа покинул Геную, уводя с собой в Монако дюжину галер — весь боевой флот Генуэзской республики. Прибыв туда, бывший враг Франции без долгих раздумий сразу же попросился на службу к французскому королю. А что Дориа оставалось еще делать? Впрочем, присутствия духа он не терял.
— Вот мои условия, — передал флотоводец бумагу монакскому губернатору. — Я не требую большего, но не приму и меньшего!
На службе французского короля
Нам, живущим ныне, достаточно сложно понять то, с какой легкостью совершалась в те времена смена знамен и отечеств.
— Не все ли равно, с кем и против кого! Главное — почет и деньги, слава и карьера! — так рассуждала в XVI веке подавляющая часть воинственного дворянства.
Не будем же и мы строго судить Андре Дориа, который действовал в полном соответствии с моралью своего времени.
После некоторых раздумий французский король Франциск I решил генуэзского перебежчика к себе на службу принять. Хороших моряков во Франции в ту пору было не слишком много, и смелый предводитель со своими галерами пришелся весьма кстати. Отныне Андре Дориа стал галерным генералом французского флота.
Пока предприимчивый генуэзец готовит свои эскадры к новым боям, приглядимся к нему внимательнее. Вот портрет нашего героя, оставленный одним из современников: «Он был роста видного, сложения крепкого, приятной наружности, глаза живые, память столь счастливую, что помнил все, что читал. Он был примерной набожности, повторял ежедневно молитву Богоматери, соблюдал в точности посты, предписанные церковью. В обыкновенные дни он кушал по два раза в день, не пил никогда вина. Очень любил женщин, но они не отвлекали его от дел. Был великодушен и щедр, почитал обязанностью помогать несчастным. Дом его был великолепный дворец, богато убранный, с двумя садами. Один — на берегу моря, другой — на покате горы. Он перестроил на свой счет хоры в церкви Святого Матфея, поставил в ней мраморный памятник, украсил колоннами с прекрасной резьбою и основал в ней капитул.
Дориа гнушался лестью, был скромен до того, что никогда не говорил о себе, а всегда превозносил подвиги других. Был приветлив и наблюдателен, никогда не просил милости для себя, но весьма часто для других. От природы был тих, и если когда-либо сердился, тотчас успокаивался. Осуждал офицеров, которые худо обходились с солдатами и матросами. Был так справедлив и правосуден, что тяжущиеся предпочитали его решения юрисконсульским. Он весьма легко прощал, но хотел, чтобы злодейские преступления наказывались строго. Хотя ему и дозволено было принимать на свои галеры, как в безопасное убежище, всех изгнанных генуэзцев и удаленных из владений императора, но он никого не впускал, не узнавши прежде, в чем состояла их вина. Если проступок был незначительный, то испрашивал помилования…»
Нанимая на службу, никто даром платить денег не станет. Не собирался этого делать и король Франции. Вскоре курьер из Парижа известил адмирала, что настала пора ему на деле доказать свою преданность французской короне.
— У берегов Прованса разгуливает испанский флот. Настигни и уничтожь его! — велел Франциск I.
Дориа немедленно выходит в море. После недолгого поиска он настигает испанцев. Нападение было стремительным. Вскоре несколько галер противника уже горели огромными кострами, а остальные разбегались в разные стороны. «Волю вашего величества исполнил в точности, — отписал адмирал своему новому сюзерену. — Испанцев настиг и уничтожил!»
Эта, без всякого сомнения, блестящая победа генуэзского флотоводца, однако, почти не отражена в его жизнеописаниях. Биографы говорят о ней везде как-то вскользь и скороговоркой. Подробности этого крупного столкновения почти неизвестны. Почему, ведь победой над сильнейшим флотом тогдашнего христианского мира можно, казалось бы, гордиться? Все дело в том, что вся последующая жизнь и служба Дориа никак не вяжется с погромом, учиненным им испанцам. Скоро, очень скоро Дориа переменит своего сюзерена и сам постарается навсегда забыть об одержанной им когда-то победе. По той же причине ее постараются забыть и испанцы, ну а что касается французов, то само имя адмирала-перебежчика станет им впоследствии ненавистным, что уж тут говорить о некогда сделанных им услугах!
Однако тогда победа вновь обретенного флотоводца была для Франциска тем приятнее, что Дориа, уверовав в свою удачу и талант, обязался королю содержать свой флот исключительно за счет захваченных в боях призов, не вводя короля ни в какие издержки. Для Франциска, вечно нуждавшегося в средствах, это было просто находкой!
Сидеть без дела по этой причине Дориа не собирался. В те дни огромная армия и флот султана Сулеймана осадили остров Родос, бывший передовым форпостом христианства на Средиземном море. Островом владел храбрый, хотя и весьма немногочисленный орден рыцарей-госпитальеров. Они-то и приняли на себя весь удар османов.
— Мною разработан прекрасный план похода к осажденному Родосу! — заявил он королю. — Даже с весьма скромными силами мы непременно добьемся там успеха и освободим славных госпитальеров от осады!
Франциск молчал.
— Одержав победу над неверными в столь славном месте, как Родос, вы непременно прослывете на всю Европу главным защитником Христовой веры! — пытался внушить французскому монарху пылкий генуэзец.
Но Франциска I проблемы несчастных госпитальеров не слишком волновали. Для короля гораздо важнее было сведение счетов с его извечным врагом и конкурентом — испанским императором Карлом V.
— Мне необходимо ваше мужество, синьор, в совершенно ином месте! — ответил он ему после некоторого раздумья. — Для начала вы должны мне спасти Марсель!
— Слушаюсь, сир! — смиренно склонил голову адмирал. — Считайте, что он уже спасен!
В ту пору Карлу V безумно хотелось упрочить свое влияние на Средиземноморье приобретением какого-нибудь крупного порта в Провансе, по примеру того, как практичные англичане уже отхватили себе порт в Пикардии. Выбор испанского монарха пал на Марсель. Во главе осадной армии был поставлен мятежный Франциску герцог Бурбонский. В его лице Карл получал опытного и преданного военачальника. Сам же герцог был счастлив, что сможет отомстить своему бывшему притеснителю.
— Я тремя выстрелами загоню тщедушных марсельцев в подвалы их собственных же домов, а потом все они явятся ко мне с городскими ключами и веревкой на шее! — заявил герцог императору перед отъездом к армии.
Но хвастливым словам мятежника сбыться не удалось. Марсель был укреплен в считанные дни. За оружие взялись все от мала до велика, даже женщины, которые сами вырыли глубокую траншею, названную траншеею жен.
План герцога состоял в том, чтобы осадить город с суши и моря, прервать все коммуникации и заставить марсельцев под угрозой голодной смерти сложить оружие и принять испанское подданство. Для осуществления морской части операции герцог Бурбонский имел при себе восемнадцать галер. Дориа смог привести только десяток, но он так искусно использовал ветер, что очень неожиданно смог атаковать испанцев и, обратив их в бегство, доставил помощь в Марсель. Видя тщетность своих усилий, испанцы ушли из-под городских стен. Но и это не все! На обратном пути в Монако Дориа умудрился еще перехватить и взять в плен испанскую галеру с сыном императора принцем Оранским Филиппом. История с пленением принца открывает длинную череду таинственных интриг, связанных с именем Дориа. Внешне события разворачивались вроде бы следующим образом: сын императора, торопясь к Марселю, принял в тумане галеры Дориа за испанский флот и подошел к нему и был тут же пленен. Но адмирал, вместо того чтобы доставить своего столь именитого пленника в Париж, почему-то великодушно его отпускает… При всем этом совершенно ясно, что пленение императорского сына могло сразу же во многом изменить всю политическую ситуацию в Европе. Своевольное освобождение знатного пленника могло стоить Дориа, невзирая на все его победные лавры, не только карьеры, но и головы. При этом одна из хроник шестнадцатого столетия пишет об этом загадочном событии несколько иначе: «…Принц, узнав свою ошибку, предложил за себя знатную сумму, но Дориа не принял денег, отправил принца к королю французскому, который возвратил ему принца и тот дал ему свободу без выкупа…» Из сказанного следует, что Филиппа Оранского отпустил вовсе не Дориа, а сам Франциск. Адмирал лишь исполнял его волю? Если все же вернул свободу пленнику именно Дориа, то почему он так поступил? И почему к свершенному им остался совершенно равнодушен король Франции, когда пленение разом решало множество его проблем?