Подводя итог побоищу при Акциуме, можно сказать, что именно Агриппа завоевал для Октавиана владычество над всем миром. Много это или мало — пусть судит читатель! Я могу лишь добавить то, что никогда за всю историю человечества ни один флотоводец мира так и не смог повторить совершенного Агриппой!
В честь совершенной победы Октавиан распорядился заложить в том месте, где стояла его армия, город, названный Никополем в честь богини победы Ники. Развалины Никополя сохранились и до нашего времени.
К Антонию в Тенару тем временем постепенно собирались транспортные корабли и съезжались уцелевшие в сражении друзья и соратники — по их словам, весь военный флот погиб, но армия еще держалась, и надежда еще была. Антоний отправил к Канидию гонца с приказом немедленно отступать через Македонию в Малую Азию. Сам же, раздав друзьям полный корабль драгоценностей и золотой и серебряной утвари из царских кладовых, велел им спасаться, кто как сможет, а сам отплыл с Клеопатрой в Египет. Канидий не дождался гонца — в один из дней он скрылся из лагеря, после чего легионеры сдались Октавиану.
В Египте, отрезанный даже от информации о своем сдавшемся войске и преданный своими командирами, Антоний, наконец, вынужден был уехать в Александрию, где неугомонный ум Клеопатры затеял еще одно по-своему гениальное мероприятие. Царица собиралась, взяв с собой ценности и войска, перетащить корабли флота из Средиземного моря в Красное — примерно на месте нынешнего Суэцкого канала, а затем уйти на них в Персидский залив и искать пристанища на новой родине, в заморских землях. Однако эта задумка не удалась: арабы сожгли первые суда из перетаскиваемых волоком, а Антоний все еще надеялся на свое давно уже несуществующее войско в Македонии.
Конец известен. Вначале Антоний уединился на молу, вдававшемся в море, и не хотел никого видеть. Когда же к нему прибыл сам Канидий и рассказал о том, что произошло с войском, Антоний преобразился. Как будто радуясь тому, что конец близок, он с Клеопатрой в ее дворце начал увеселять весь город пирами, вином и денежными раздачами. Через 11 месяцев, 1 августа 30 года до н. э., в Александрийскую гавань вошел флот Октавиана. Последние солдаты и моряки Антония перешли на его сторону и сдали остатки флота. В результате Антоний, а затем и Клеопатра покончили с собой.
Историк А. А. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «Надо сказать, что в подавляющем большинстве произведений, посвященных истории римского флота либо истории войн на море вообще, этому сражению уделяется первостепенное внимание. Чаще всего битва при Акции оказывается единственной морской битвой, которая ассоциируется с историей римского военно-морского флота. Это, безусловно, глубоко ошибочно. Битва при Акции не была ни самой массовой, ни самой продолжительной, ни самой кровопролитной, ни даже самой напряженной. В ней не было исключительных, экстраординарных тактических находок, не было и случаев применения каких-либо сверхновых технических средств ведения морского боя, хотя и присутствовала существенная „изюминка“, о которой пойдет речь несколько ниже. Значение этого сражения совершенно в другом — оно интересно не столько с тактической, сколько с политической и стратегической точек зрения.
Прежде всего, Акций стал последним крупным и масштабным сражением на море в римской истории вообще. Никогда более столь значительные силы уже не сойдутся на морских волнах ни во славу Великого Рима, ни за обладание ею. И, во-вторых, именно этой битвой фактически закончилась эпоха гражданских войн и одновременно с нею — эпоха Римской Республики. Акций стал хронологической границей, после которой наступила эпоха Империи. Не зря в некоторых городах стали вести новый отсчет времени, открыв так называемую акциискую эру, началом которой стал день сражения.
Октавиан достиг того, о чем, вероятно, только в самых смелых мечтах думал еще несколько лет назад — он остался один. Десятилетия кровопролитных гражданских войн завершились. Республика превратилась в Империю, а в Средиземноморье впервые в истории воцарился мир — все оно стало территорией одного государства, которое до безумия радо было — в лице едва ли не каждого из его жителей — испытать на себе давно забытое ощущение мира. Эллинистический мир прекратил существование — даже то, что не вошло в состав Империи, испытывало ее абсолютное влияние. Наступила эра Великого Рима».
Вся империя понимала, что только преданному Агриппе обязан Октавиан своим величием. Уже тогда многие считали, что Октавиана можно назвать настоящим счастливцем, потому что он смог найти такого верного друга, к тому же гениального администратора и флотоводца, каким был Агриппа, который создал, организовал и привел к победе громадную морскую силу, обеспечив мировое господство своему другу.
Последние годы
Как сложилась дальнейшая судьба нашего героя? После сражения при Акциуме Октавиан отправился в Малую Азию и Египет, Агриппа же был послан с неограниченными полномочиями в Рим, так как в Италии снова начались волнения среди ветеранов. Именно Агриппа, пользовавшийся наибольшим авторитетом в армии, смог миром уладить эти дела. При этом документально известно, что Агриппа по приезде в Рим уклонился от всех положенных ему почестей, также как он перед этим трижды отказывался от триумфа, являвшегося в то время высшей мечтой любого римского военачальника. Единственной наградой, которую он позволил себе принять от Октавина за победу при Акциуме, был личный голубой, цвета морской волны, флаг — vexillum — исключительный знак отличия. Согласитесь, что это не слишком много, когда на карту поставлена судьба целого мира!
Агриппа становится ближайшим сотрудником Октавиана и в 28 году до н. э. вместе с ним проводит гражданскую перепись. Император фактически считал Агриппу своим преемником и, заболевая, всегда передавал ему свое кольцо с печатью — символ императорской власти.
На следующий год Октавиан выдал за Агриппу свою племянницу дочь Октавии Марцеллу, породнившись тем самым со своим верным соратником и другом. Брак был заключен по любви, и Агриппа был в нем вполне счастлив. Тогда же Октавиан уже официально объявил о том, что Агриппа является его преемником. А затем властитель Рима устроил обсуждение вопроса, стоит ли ему сосредотачивать в своих руках всю власть или же следует вернуться к старым коллегиальным методам правления. Разумеется, к столь важному обсуждению был привлечен и Агриппа.
— Ты хочешь услышать от меня то, что будет приятно тебе, или то, что думаю я? — спросил у Октавиана Агриппа.
— Я хочу, чтобы ты сказал правду! — кивнул тот.
— Хорошо! Тебе известно, что я приобрел для себя немало благ за время твоего пребывания у власти, однако я все равно считаю, что неограниченная власть погубит Рим! Я за равноправие и против единовластия!
— Спасибо за честность! — мрачно кивнул Октавиан.
Обсуждение было на этом завершено, и более к этому вопросу Октавиан уже никогда не возвращался. И хотя внешне в отношениях двух друзей вроде бы ничего не изменилось, на самом деле некоторое взаимное охлаждение все же наступило.
К чести Агриппы, он по-прежнему оставался самым верным соратником Октавиана во всех его делах.
В 25 году до н. э. Октавиан Август усыновил своего восемнадцатилетнего племянника (сына Октавии) Марцелла и выдал за него замуж свою шестнадцатилетнюю дочь Юлию. Отныне наследником Октавиана становился Марцелл. Агриппа отнесся к этому шагу достаточно спокойно, но мальчишка Марцелл начал плести вокруг Агриппы одну интригу за другой.
Чтобы не осложнять жизнь Октавиана, Агриппа добровольно отправился в изгнание в качестве наместника Сирии. До Сирии Агриппа, впрочем, не доехал, а остановился на острове Лесбос. Спустя два года умер несостоявшийся император Марцелл, и Агриппа по просьбе Октавиана возвратился в Рим. Октавиан тут же передал ему свою личную печать, возвратив Агриппе тем самым титул наследника. Тогда же состоялась свадьба Агриппы с только что овдовевшей дочерью Октавиана Августа Юлией. Однако перед этим Агриппе пришлось развестись с любимой им Марцеллой, хотя у них уже были дети. Расторжению своего счастливого брака Агриппа долго сопротивлялся. Но Октавиан все же смог его убедить, сославшись на интересы государства. Этот сугубо политический брак, впрочем, не принес счастья никому из новобрачных. Гений морских битв оказался совершенно беззащитным перед распутством собственной супруги. К большому сожалению, новая жена Агриппы, мягко говоря, не отличалась супружеской добродетелью, а потому имя ее осталось в анналах истории как символ крайней степени развращенности наряду с пресловутой Мессалиной. Да и разница в возрасте давала себя знать: если Агриппе было уже хорошо за сорок, то Юлии едва минуло восемнадцать. Совместная жизнь супругов длилась девять лет. За это время Юлия родила от Агриппы пять детей, сыновей Гая, Луция и Агриппу Постума, дочерей Юлию Младшую и Агриппу Старшую. Юлия Старшая вовсю изменяла Агриппе с неким Семпронием Гракхом, «человеком знатным, наделенного умом и злоречением». Дело закончилось тем, что, не выдержавший рассказов о любовных похождениях собственной дочери, Август Октавиан собственноручно лишил ее всех наследственных прав и навсегда сослал на остров Тример в Адриатическом море.