«…15 мая утром стало очевидным, что транспорт «Иртыш» продержится на воде недолго. И поэтому решено было в девять часов утра повернуть к ближайшему берегу и высадить на него весь состав транспорта… Около часа пополудни, приблизившись к берегу Японии (западный берег острова Ниипона), бросили якорь и спустили почти целые шлюпки. Спущенный же паровой катер скоро затонул, наполнившись водой через пробоины. Пополудни началась погрузка раненых на баркас, которая продолжалась более двух часов. Вечером того же дня весь состав транспорта высадился на западный берег Ниипона. Транспорт «Иртыш», как говорили, утонул в ночь на 16 мая, приблизительное место гибели находится на 35° 2′ северной широты и 132° 8′ восточной долготы от Гринвича».
Из воспоминаний Г. Графа: «Бедный, бедный «Иртыш», недолго ты послужил в русском флоте, недолго на твоей корме развевался Андреевский флаг. <…> Пока плыли, никто не спускал глаз с «Иртыша», ожидая его «последнего вздоха», но он пока продолжал печально стоять, уткнувшись носом в воду. Лишь Андреевский флаг слабо колыхался на корме».
Обратим внимание, что команда покидала судно организованно, без всякой паники. Противник в тот момент транспорту никоим образом не угрожал. В данных условиях командир транспорта должен был бы обязательно сохранить свой самый главный юридический документ, по которому будут судить обо всех его действиях во время плавания и особенно во время сражения. Спасение вахтенного журнала во все времена и на всех флотах мира есть дело первостепенное. Но судьба вахтенного журнала транспорта «Иртыш» тем не менее неизвестна. По крайней мере в объяснительных записках уцелевших членов команды транспорта о нём нет никаких упоминаний. Скорее всего, он погиб вместе с судном Впрочем, нельзя исключить, что журнал был поднят японцами, прочитан, после чего японские водолазы уже и начали целенаправленные работы в каюте командира «Иртыша», где вскрыли сейф и достали лежавшее там золото. Однако и здесь не всё так просто.
Думается, что перед тем как покинуть борт своего судна, Ергомышев уничтожил вахтенный журнал. Почему он должен был так поступить? Высаживаясь на японский берег, командир «Иртыша» не мог не понимать, что вскоре команда будет пленена противником. Разумеется, сохрани он вахтенный журнал, японцы сразу бы изъяли его и прочитали всё, что касается не только обстоятельств перехода эскадры, но и оставшегося на борту затонувшего транспорта груза угля, снарядов и серной кислоты. Всё это представляло для японцев немалый интерес. Понятно, что, высаживаясь на японский берег, Ергомышев не мог взять с собой и само золото, которое неминуемо оказалось бы рано или поздно в руках японцев.
Разумеется, в вахтенном журнале было зафиксировано и прибытие на судно мичмана Графа с казённым золотом. Кроме того, должен был существовать и особый акт, которым мичман Граф передавал доставленное золото на хранение командиру корабля.
Не зная итогов сражения и того, что за этим последует, Ергомышев как офицер просто не мог передать в руки противника столь важные документы. Если бы он так поступил, то вполне мог бы пойти под суд за измену присяге. Поэтому все бумаги, где речь шла о находившемся на борту «Иртыша» золоте, были уничтожены. Офицеры судна, по-видимому, также договорились между собой не разглашать тайну золота.
В Военно-морском архиве в Токио имеется папка по интернированию команды транспорта «Иртыш». Писателю-историку Виталию Гузанову довелось в своё время подержать её в руках. Вот что он пишет об этой папке:
«На ней почему-то сохранился гриф «Совершенно секретно». Видимо, на этом основании не все сотрудники имели возможность раскрыть папку и заглянуть в неё. А с другой стороны, кого особенно интересовал какой-то там транспорт-углевоз? Ведь это не броненосец и не крейсер, в конце концов. С волнением листаю пожелтевшие страницы. Вначале моё внимание привлекает запись на японском языке. В подстрочном переводе она гласит: «Мичман Граф потребовал через французского консула (по договорённости между Россией и Францией он защищал права русских военнопленных. — В.Г.) выплатить русским офицерам жалованье в сумме 252 фунтов, так как они имеют право на это, однако японское флотское командование не признало требования законным, а поэтому отказало».
С требованием Гарольда Графа как таковым можно, разумеется, и согласиться и не согласиться. Конечно, положение русских моряков было, мягко говоря, весьма стеснённым. Они, воспоминает Граф, при оставлении корабля «взяли самое ничтожное количество вещей, преимущественно мелочи, дорогие сердцу… боялись перегрузить шлюпки…». Это означает, что у них не было ни сменного белья, ни лишнего мундира, ни запасной пары обуви и, конечно, денег. Не могли они унести с собой и судовую казну. Но и платить пленным денежное содержание никто не будет. А вот если при их пленении было взято значительное количество золота, то, по давним и ещё сохранявшимся в начале века традициям, небольшая его часть могла бы быть выдана на нужды пленных офицеров. Однако у коменданта лагеря (по-японски он назывался приютом — В.Г.), вероятно, были на этот счёт строгие инструкции.
А деньги-то эти, как оказалось, находились-таки у японцев. Цитирую их документ (ведомость) из упомянутой папки: «Изъято из казны военного транспорта «Иртыш»: золотых монет в 1 фунт — 2141 штука, золотых монет в ½ фунта — 54 штуки». Далее идёт длинный перечень (на двух страницах): серебряные монеты по 5,2 и 1 франку, серебряные русские рубли, полтинники, двугривенные и бумажные ассигнации, английские серебряные монеты в 1 и 2 шиллинга, в 6 пенсов… В общем, если подбить итог, то в корабельной казне «Иртыша» находилось только золотых монет на сумму около 2200 фунтов стерлингов. А заканчивалась эта ведомость такими словами: «28 мая 1905 г. получил у офицера (какого, не говорится. — В.Г.) деньги с русского транспорта «Иртыш», который затонул в море у города Хамада. Эти деньги были приняты в ящике, который был обернут в белый платок, и переданы японскому интенданту со вспомогательного крейсера «Садо-мару». 1905. Июнь. 4-я Военная база — порт Сасебо. Командир «Садо-мару» (подпись) Кокити Ито. Интендант (подпись) Масабуми Сибаяма. Порт Сасебо»».
Таким образом, мы имеем все основания утверждать, что Ергомышев в данном случае поступил достаточно грамотно. Примерно четвёртую часть от имевшихся на борту «Иртыша» денег он взял с собой для обеспечения нужд команды. Отметим, что команда «Иртыша» как команда транспорта, а не боевого корабля, то есть не принимавшего участия в бою, подлежала не плену, а интернированию. Это предполагало более мягкие условия содержания, в том числе и сохранение некоторого количества средств на содержание команды.
Что касается остальной части золота, то вполне возможно, что именно его впоследствии и подняли с «Иртыша» японские водолазы. Отметим, что мы не знаем точно, когда именно это произошло. Возможно, уже в 20-х годах XX века, когда Граф опубликовал свои мемуары и японцам стал известен факт наличия на борту затонувшего транспорта значительного количества золотых монет.
Как бы то ни было, из всех «золотых историй», связанных со 2-й Тихоокеанской эскадрой, только золото транспорта «Иртыш» имело под собой реальную основу. И хотя объём этого золота не идёт ни в какое сравнение с тем, о чём писалось в прессе, золотой след в Цусиме всё же присутствовал.
Золотой клад «Варягина»
Недавно в печати появилось сообщение ещё об одном подводном кладе в дальневосточных водах. И хотя он не имеет прямого отношения к истории 2-й Тихоокеанской эскадры, однако остановиться на нём всё же стоит.
7 октября 1906 года в Уссурийском заливе потерпел крушение и погиб пароход «Варягин». Это был небольшой (всего 950 тонн водоизмещением) грузопассажирский пароход, совершавший рейсы вдоль побережья русского Приморья. Командовал пароходом капитан Иван Овчинников.