Донесение главного интенданта Фильдера о гибели «Принца» и спасении золота (или части находившегося на его борту золота, выгруженного в Константинополе) было послано в Лондон 18 ноября 1854 года, то есть через четыре дня после катастрофы. А показание Джона Смита давалось 26 апреля 1855 года, то есть через несколько месяцев, когда впечатление, произведённое гибелью целой флотилии, уже сгладилось. И можно утверждать, что деловитый и немногословный англичанин, давая показания парламентской следственной комиссии, облечённой исключительными полномочиями, взвешивал каждое слово, зная, что его рассказ прочтёт вся Англия. Сведения, данные Фильдером и Смитом в разное время и при разных обстоятельствах, совпадают, и это придаёт им особую достоверность.
Однако отметим, что два вышеприведённых документа были напечатаны в английском официальном издании 1855 года, отпечатанном по приказу парламента для ознакомления английского общества с истинным положением дел на Востоке. Разумеется, что, даже если бы на борту «Принца» погибло большое количество золота, в пропагандистском издании об этом никогда бы не стали давать информацию. Ведь тогда война сразу перестала бы быть популярной. Еще бы, кому понравится, когда груды британского золота бездарно выбрасываются в море!
Утверждение Джона Вильяма Смита весьма любопытно. Во-первых, он уменьшает сумму до 60 тысяч соверенов. Во-вторых, утверждает, что выгрузил эти деньги в Константинополе. На поверхности, казалось бы, лежит однозначный вывод; в момент катастрофы никакого золота на борту «Принца» не было! Об этом совершенно ясно пишет в своём отчёте вышеупомянутый Джон Вильям Смит.
Но не будем торопиться с выводами! Во-первых, сразу же возникает вопрос для чего надо было вдруг, ни с того ни с сего выгружать золото с «Принца» в Константинополе? Только затем, чтобы потом везти его в тот же Крым, но уже на другом судне? В чём здесь смысл? Ведь «Принц» был надёжнейший, быстроходный пароход, и если оценивать его по критериям надёжности, то в 1854 году он соответствовал наивысшей оценке. Согласимся, что ни Джон Смит, ни кто-либо другой не мог, сидя в Константинополе, предугадать страшный ураган у берегов Балаклавы! Получается какая-то ерунда! Золото для чего-то выгружают в Константинополе, а потом снова везут в Крым
Однако посмотрим отчёт Джона Вильяма Смита внимательнее. Во-первых, автор отчёта ничего не говорит о том, что 60 тысяч соверенов — это вообще всё золото, которое было загружено на «Принц». Это лишь сумма, предназначенная комиссариату, где служил Д. Смит. Но ведь на «Принце» вполне могло находиться ещё много иного золота, предназначенного для других целей и для других комиссариатов. Об этом Д. Смит ничего не говорит по вполне понятным причинам. Он отвечал за деньги своего комиссариата, за них и отчитывался. Смит пишет, что указанную сумму он снял по своему усмотрению.
Но подумаем: если правительство Англии в спешном порядке отправляет золото для крайне нуждающейся в нём воюющей армии, мог ли рядовой чиновник по своей прихоти выгрузить это золото в пути для иных нужд без указания свыше (то, что такого указания у него не было, пишет сам Смит)? Да никогда! Если бы он это сделал, то завтра бы уже сидел, в лучшем случае, у биржи труда, а скорее всего, по законам военного времени оказался бы за тюремной решеткой. Никакой чиновник никогда не мог изменять решение британского правительства, а вопрос с доставкой золота был именно стратегическим, поскольку решение этого вопроса обеспечивало не только жизнедеятельность солдат, но прежде всего их лояльность правительству и высокий боевой дух. В момент, когда взоры всего мира были прикованы к Севастополю и именно там решался вопрос, является ли Англия первой державой мира (таковой она себя декларировала, хотя, может, это только блеф), вопрос о боевом духе армии (а следовательно, о золоте) являлся первостепенным. Вот почему в своём отчёте Д. Смит и написал исключительно только о той части суммы, которой он мог распоряжаться по своему усмотрению и которой он распорядился так, как посчитал нужным.
Внимательно ознакомившись с отчётом Д. Смита, вполне можно предположить, что ситуация развивалась следующим образом.
Первоначально в Англии на «Принц» было загружено не только золото, предназначенное для армии и флота в Крыму. Часть денег (60 тысяч соверенов) с самого начала предполагалось выгрузить в Константинополе для решения каких-то финансовых вопросов в турецкой столице.
Последнее вполне вероятно. Через Константинополь шло всё снабжение армии в Крыму. Там закупались продовольствие, фураж. Определённые суммы надо было выплачивать и туркам за оказываемые услуги. Наконец, в Константинополе размещались тыловая база снабжения Крымской армии и многочисленные госпитали. Там загружались, разгружались и ремонтировались суда союзников. На всё это нужны были весьма солидные деньги.
Итак, выгрузив часть денег (60 тысяч соверенов), «Принц» продолжил свой путь к Балаклаве, где и погиб во время урагана со всем остававшимся на его борту золотом. Так как деньги, предназначенные для Крымской армии, безвозвратно погибли, надо было что-то срочно решать и хотя бы частично возместить воюющей армии понесённые убытки. Обобранная и голодная армия не много навоюет!
В данной ситуации вполне логично выглядит действие, описанное в отчёте Д. Смитом. Он прямо пишет, что оставленные в Константинополе деньги были срочно переправлены в Крым. Правда, автор не указывает причин их отправки, но этого от него и не требовалось: причина столь кардинального решения вопроса всем тогда была понятна. Манёвром с «константинопольским золотом» удалось на некоторое время успокоить солдат. С турками можно было расплатиться и несколько позднее. Если всё происходило именно так, как предположили мы, то отчёт Д. Смита выглядит вполне логично.
Михаил Зощенко считает одним из косвенных фактов, подтверждающих отсутствие на борту «Принца» золота, то, что капитан порта не дал «Принцу» (несмотря на потерю становых якорей) разрешения на внеочередной вход в Балаклавскую бухту. Зощенко считал, что, если «Принц» действительно вёз золото, ему везде бы давали «зелёный свет». Логика в этом есть, но… На отказ впустить «Принц» в бухту у капитана порта Декре могло быть множество доводов. Разумеется, все капитаны судов стремились как можно быстрее разгрузиться, чтобы не терять драгоценного времени на рейде у Балаклавы: за быстрый рейс получали немалые надбавки от заказчиков. Каждый стремился проникнуть в бухту в обход других всеми возможными способами, включая взятки. Буквально за сутки до визита капитана «Принца» Гуделя в портовую контору был отстранён и арестован капитан судна «Резолют» Левис, который пытался всучить взятку за внеплановый проход в бухту. Да, золото имело огромное значение. Но не меньшее значение для командования осадной армии имели и стоящие в общей очереди транспорты с порохом, ядрами и маршевым пополнением. Кроме того, Балаклава была забита что называется, под завязку, и ставить под разгрузку «Принца» было просто некуда. Капитан порта Декре, скорее всего, сделал всё, что мог. Он пообещал из своих не слишком больших запасов якорь «Принцу» и то, что при первой возможности даст добро на вход в бухту. Кроме того, никто, разумеется, никак не предполагал, что Чёрное море столь стремительно и безжалостно внесёт свои коррективы в положение дел у Балаклавской буквы, разом перечеркнув все расчёты капитана порта. В момент прихода «Принца» в Балаклаве шла обычная, рутинная работа по приёму и отправке транспортов. Так обстояло дело и до 14 ноября 1854 года, и после катастрофы, вплоть до самого окончания Крымской войны. Поэтому, на мой взгляд, в данном случае утверждение Зощенко не слишком убедительно.
Не столь давно в прессе появилось сообщение: ещё в начале 60-х годов XX века англичане якобы официально оповестили мир, что золота на затонувшем «Принце» никогда не было. Однако никто так и не сослался на какой-либо английский источник А потому это достаточно голословное утверждение не даёт однозначного ответа, зато порождает немало вопросов: