Держи, лейтенант, за подвиги твои! — протянул главнокомандующий усыпанную бриллиантами табакерку. — Владей по праву!

О гребцах-матросах никто и не вспомнил, живы остались — пусть и тем счастливы будут!

А вскоре прибыл на «Три Иерарха» и сам Федор.

Знаешь, братец мой, — врал он вдохновенно Алексею, — ни за что не хотел покидать я «Евстафий», ибо только в огне батальном счастлив бываю!

О, брат мой! — тискал его в объятиях Алексей. — Спасибо тебе за доблесть. Благодарное Отечество наше и матушка- государыня этого не забудут!

А пушки все гремели...

Из воспоминаний князя Ю.В. Долгорукова: «По сигналу вступили мы в атаку; корабль “Европа”, первым придя в дистанцию, поворотил вдоль флота турецкого и производил пальбу; за оным кораблем “Евстафий” тоже, а потом “Януарий”. “Европа”, придя напротив корабля “Капудан-паша”, увидела пред собою мель. Капитан, опасаясь потерять корабль, повернул назад. “Евстафий” думал то же сделать, но его паруса были повреждены; начал “Евстафий” дрейфовать на корабль “Капудан-паша”, и думали, что будет ручной бой; адмирал (Г.А. Спиридов. — В.Ш.) и граф Федор сели в лодку и погребли на фрегат, стоящий в отдалении от флота. Адмирал забыл на корабле своего сына, а граф Федор друга своего, князя Козловского. “Евстафий”, нанесенный на корабль “Капудан- паша”, с ним сцепился. Капитан Круз, видя турецкий корабль пустым, послал на последней при нем имеющейся шлюпке сына адмиральского к графу Алексею Григорьевичу с поздравлением о взятии турецкого корабля, но когда Круз со своими взошел на корабль, увидели снизу дым и перебежали на свое судно. Вскоре турецкий корабль был весь в огне, и наши люди в изумлении ожидали своего жребия, как вдруг мачта турецкого корабля упала на наш корабль; искры посыпались в крюйт-камеру, которая была открыта по причине сражения. Мгновенно подняло “Евстафий” на воздух. Круз, штурман и еще человека четыре попали на обломки; прочие все, и в числе пх князь Козловский, погибли в волнах. Потом взлетел на воздух и турецкий корабль; третий корабль нашего авангарда, “Януарий”, еще прежде поворотил из боя вон. Корабль “Трех Святителей” прошел сквозь турецкую линию, а “Трех Иерархов” и “Ростислав”, со своей стороны, повернулись против турецкого флота и в весьма близком расстоянии открыли пальбу, которая недолго продолжалась. Турки обрубили якоря и в большом беспорядке вошли в глухой бассейн при Чесме. Об арьергарде невелика повесть: он убавлял парусов и пришел, когда мы уже обложили Чесменский бассейн, но еще издалека стрелял из пушек на воздух».

С гибелью «Реал-Мустафы» турок обуял настоящий ужас. Рубя якорные канаты, их корабли, одни под парусами, а другие на буксирах, спешили укрыться в близлежащей бухте у местечка Чесма. Трещали борта, как спички, ломались бушприты, над заливом стоял несмолкаемый вой.

Продолжать бой пытались лишь 100-пушечный «Капудан- паша» и две стоявшие рядом с ним каравеллы, но вскоре бежали и они.

На «Капудан-паше», обрубая канат, забыли в спешке перерубить шпринг, взятый в ретирадный порт. В результате корабль развернуло кормой к «Иерархам».

— Вот так подарок! — изумился Грейг и от всей души влепил полновесный залп, превратив раззолоченную корму «Паши» в груду дров...

Русская эскадра преследовала неприятеля до самой бухты. В четверть пятого пополудни на «Трех Иерархах» подняли сигнал: «Командам обедать». На кораблях свистели к вину и каше.

В шканечном журнале флагманского корабля вахтенный штурман размашисто записал: «Подошед мы в близость стоявших на якорях неприятельских кораблей в местечке Сезми, от оных к N в недальнем расстоянии закрепили фор-марсель, легли на якорь Дагликс, на глубине 27 сажен, грунт — песок, канату отдано 50 сажен...»

Все, можно утереть пот! Пока передышка!

Глава четвертая

И молча в открытые люки...

Чугунные пушки глядят...

М. Лермонтов

Немало понервничал великий адмирал, наблюдая с берега за ходом сражения. Успокоился, лишь узнав, что Гассан-бей выбрался живым из этого ада. Потери его флот понес большие, но ведь на все воля Аллаха! Сегодня он гневается, а завтра будет милостив.

Сидя во дворце чесменского правителя, диктовал Един- паша письмо султану: «Мой повелитель! Пишу тебе из бухты

Чешме. С начала плавания Аллах послал нам великую удачу. Неверные бежали от нас, как собаки бегут от царя пустыни льва. Мы нашли их у острова Хио, и огонь сражения разгорелся со страшной силой. Я дрался с их главным кораблем. Пламя битвы пылало подобно дьявольскому извержению горы Каф. Адмирал их, будучи не в силах сопротивляться и, боясь плена, решил сжечь свой корабль. По определению высочайшего Бога мой корабль не мог от него отойти и тоже запылал. Употребив тысячу стараний, я едва спасся от смерти...»

Капудан-паша довольно потер руки. Султану незачем знать, где находился его великий адмирал во время сражения.

Теперь надо было послушать своего помощника: как посоветует он поступить дальше?

Несите ко мне достославного Джезаирли! — велел Един- паша.

Гассан-бея доставили на носилках. Не имея сил подняться, алжирец лишь зло сверкал глазами.

Ай-ай-ай! — запричитал, глядя на обвязанного разноцветными тряпками разбойника, капудан-паша. — Как несправедлив твой рок, о, храбрейший из храбрых!

Гассан-бей морщился, нестерпимо болела рука, пронзенная проклятым московитом. Великий адмирал меж тем продолжал:

Аллах еще не определил победы, и чаша весов еще не склонилась ни в одну из сторон. Что думаешь делать дальше, о досточтимый?

Гассан-бей разлепил искусанные губы.

Великий адмирал! Надлежит скорее плыть из тесной Чешменской бухты в Стамбул. Гяуры устали в сегодняшнем сражении, они растеряны и потрясены. Им не хватит сил остановить нас!

Капудан-паша сразу загрустил: покидать Чесменскую бухту ему очень не хотелось. Вслух он сказал так:

Нет, мой храбрец! Уйти от московита нам не удастся. Он уже маячит на своих шакальих ладьях у входа, пытаясь пробраться внутрь бухты, но тщетны его мечты! Я поставлю пушки по берегам, а бухту перегорожу самыми сильными кораблями. Долго торчать московит здесь не сможет. Еды и питья у него мало, а когда поплывет он за ними, мы и покинем неприступную Чесму!

Джезаирли устало откинулся на подушки.

Я любимая тварь Аллаха, и я выполню любое твое повеление!

Един-паша махнул рукой — беседа окончена. Телохранители подняли носилки и унесли любимого «Льва султана».

Несмотря на страшные боли, Гассан-бей нашел в себе силы и вместе с Ахмет-агой расставил в бухте корабли так, чтобы удобнее было отбить любое нападение гяуров. Сам Джезаирли возглавил первую линию кораблей, второй патрон-паша — тыловую. Ахмет-ага на галерах-катыргах спрятался за мысом, чтобы нанести удар в спину неверным, если они дерзнут прорваться в бухту.

Великий адмирал воздвигал тем временем береговые батареи на южном и северном мысах, торопясь успеть к следующему утру. Когда стемнело, он собрал у себя правителей кораблей.

Аллах покарал нас вчера за гордыню. Но завтра он вознесет нас за смирение и покорность судьбе. Месть же наша неверным будет ужасна!

Историограф Высокой Порты Ахмед Вассаф Эффенди: «Отсутствие неприятеля дало способ Капитану-паше выйти из порта Наполи-ди-Романи и отправиться прямо к мысу Бенише. Он снова хотел начать сражение с неприятелем, но неблагоприятный ветер принудил его войти в порт острова Хио и встретиться с кораблями, которые он оставил позади. На сем острове снабдив себя всем нужным, он отправился из порта вместе с упомянутыми кораблями, чтобы отыскать неприятеля, который находился по ту сторону острова. Капитану-паше представлено было о том вреде, который должен быль потерпеть флот Его Высочества, но он, сделав военные распоряжения, согласно местным положениям, близ берегов Куюн-Ада, устремился на встречу неприятельского флота, который вдруг перед ним показался. Тотчас огнь, исполненный искрами сражения, возгорелся и ужасное пламя битвы воспылало. Во время сих огненных извержений, возвышавшихся подобно дьяволу горы Каф, Джезайрлю — Хасан Бей, который управлял кораблем капитана-паши, приблизился к кораблю адмирала врагов нашей веры. С той и другой стороны началось сражение. Неприятель, будучи не в силах сопротивляться и боясь отдать себя в плен мусульманам, решился сжечь свой корабль. По определению Высочайшего Бога, упомянутый корабль капитана Его Высочества, находившихся вблизи корабля неприятелей и будучи не в силах отделиться, также объят был пламенем и сгорел. Джезайрлю — Хасан Бей едва мог спасти себя, употребив тысячу стараний».