- Очень хорошо!
После второго бокала я подошел к Зиберту и заботливо предложил освободиться от ремней: "Ведь они стесняют!" Николай Иванович снял ремень вместе с кобурой и облегченно вздохнул. В кармане брюк лежал запасной вальтер.
- Разрешите? - вежливо обратился я к Гителю. Немец, правда с меньшим энтузиазмом, тоже снял ремни с кобурой. Я повесил их на вешалку на виду у гостей…
Я сел за стол вместе с другими. Это обстоятельство возмутило Гителя. Как так! Рядовой солдат, а ведет себя как равный! В тот момент, когда я отвечал на вопросы Гителя, взбудораженного моим бестактным поведением, Кузнецов зашел за его спину, моргнул мне и с силой навалился на гестаповца. Я тут же ринулся на помощь, заломил руки фашиста за спину. Подоспел и Хуберт Гляз. Он воткнул в рот хрипевшему Гителю кляп. Фашист понял свое безвыходное положение и с выпученными от страха глазами замотал головой, подтверждая свою готовность пойти на все условия, лишь бы ему сохранили жизнь".
Теперь Кузнецов начал с майором "задушевную" беседу:
" - Слушайте, Гитель. Скажите правду, что вы знаете о немецком офицере, которого заподозрили в сотрудничестве с иностранной разведкой?
Гитель потрясенно молчал.
- Если вы не хотите говорить, я не настаиваю, - ласково продолжал обер-лейтенант Зиберт. - Тогда вы умрете без покаяния.
- Нет, нет! - в отчаянии заорал майор, взывая к чувству расовой солидарности. - Вы немец и не совершите преступления против немца!
- Говорите! - великодушно разрешил Кузнецов.
- О вас, обер-лейтенант, я знаю, только одно: вы очень часто приезжаете в Ровно и неизвестно откуда. Меня это заинтересовало, ведь если бы вы подольше были на фронте, я бы свободнее себя чувствовал в… обществе Лидии Ивановны…
- Кому вы сказали о своих подозрениях? - поинтересовался Кузнецов.
- Только… Только Лидии Ивановне. Я сам хотел с вами разобраться. Но свои намерения, как видиге, не выполнил".
Под конец у Струтинского противники говорят патетически:
" - За меня отомстят! Кузнецов заметил:
- Поздно. Мы выполняем приговор народа!" Гителя пристрелили, затолкали тело в брезентовый мешок и утром зарыли на огороде.
Версия Струтинского отличается от версии Медведева тем, что главным мотивом действий Гителя выступает не стремление войти в связь с английской разведкой через ее агента Зиберта, а ревность к этому Зиберту. Но и в этом случае действия майора выглядят нелепо. Если он настороженно относился к обер-лейтенанту как к сопернику и к тому же подозревал его в шпионаже, то почему так легкой даже с воодушевлением принял приглашение Зиберта ехать в незнакомое место, да еще в одиночку? А избавиться от соперника Гитель мог очень легко и безопасно: доложить начальству о своих подозрениях, оно бы запросило Берлин, и вскоре бы выяснилось, чго ПаульЗиберт в кадрах вермахта не числится. Ему - пуля в застенке СД, а Гителю - медаль или даже Железный крест за бдительность! Чем плохо! Так нет, майору, хоть и был он, по уверениям Струтинского, из робких, захотелось вдруг рискованных приключений - и поплатился головой.
Струтинский приписывает Гителю еще и двурушничество в советском плену, чтобы лишний раз показать подлую натуру майора и убедить нас: этого фашиста было бы грех не вывести в расход. Но вот, в отличие от Медведева, он ничего не говорит о связи Гителя с судьей Функом, поскольку называет майора начальником хозяйственного отдела рейхскомиссариата. Между тем, думаю, тут Медведев не фантазирует. Именно в близости Гителя к Функу и было все дело. Вероятно, майор хорошо знал привычки и распорядок дня судьи, его апартаменты, и понадобился готовившим покушение на судью партизанам всего лишь в качестве "языка". Получив необходимые сведения, Кузнецов и Струтинский Гителя прикончили. Вряд ли майор имел какое-то отношение к контрразведке, да и в советском плену, скорее всего, не был. Ну как, скажите, удалось ему из лагеря немецких военнопленных под Красногорском добраться до Ровно?
Вероятно, с тою же целью, что и Гителя, при похищении генерала Ильгена Кузнецов и его товарищи прихватили с собой и личного шофера рейхскомиссара Пауля Гранау. Видимо, рассчитывали получить у него подробные сведения о маршрутах поездок и распорядке дня шефа. Затем шофера Коха постигла та же участь, что и Гителя. Граунау пристрелили вместе с Ильгеном, а трупы зарыли на хуторе между селами Новый Двор и Чешское Квасилово.
Что же касается таинственного майора фон Ортеля, то его история представляется совершенно фантастической. Согласно мемуарам Медведева, дело обстояло следующим образом:
" Если одну черту в характере фон Ортеля - его непомерное тщеславие - Кузнецов уловил с самого начала их знакомства и, уловив, начал искусно играть на этой струнке, то теперь ему открылась другая черта, более важная, объясняющая всего фон Ортеля, со всеми кажущимися противоречиями. Этой чертой в характере Ортеля был цинизм…
Зиберт оставался верен своему обыкновению ни о чем не спрашивать. И его собеседник ценил в нем эту скромность.
- Послушай, Пауль, - предложил он вдруг, - а что если тебе поехать со мной? О, это идея! Клянусь богом, мы там не будем скучать!
- Из меня плохой разведчик, - уклончиво сказал Кузнецов (по правилам жанра отменный советский разведчик прикидывается неумехой в этом деле, чтобы вызвать улыбку у читателей; отсюда чисто литературное происхождение диалога Зиберта с Ортелем. - Б. С.).
- Ха! Я сделаю из тебя хорошего!
- Но для этого нужно иметь какие-то данные, способности…
- Они у тебя есть. Ты любишь хорошо пожить, любишь удовольствия нашей короткой жизни. А что ты скажешь, если фюрер тебя озолотит? А? Представляешь - подарит тебе, скажем, Волынь или, того лучше, земли и сады где-нибудь на Средиземном море. Осыплет тебя всеми дарами! Что бы ты на это сказал?
- Я спросил бы: что я за это должен сделать?
- Немного. Совсем немного. Рискнуть жизнью. - Только-то?! - Кузнецов рассмеялся. - Ты шутишь,
Ортель. Я не из трусов, жизнью рисковал не раз, однако ничего за это не получил, кроме ленточек на грудь.
- Вопрос идет о том, где и как рисковать. Сегодня фюрер нуждается в нашей помощи… Да, Пауль, сегодня такое время, когда надо помочь фюреру, не забывая при этом, конечно, и себя…
Пауль молча слушал.
И тогда фон Ортель сказал ему, куда он собирается направить свои стопы. Он едет на самый решающий участок фронта. Тут Пауль Зиберт впервые задал вопрос:
- Где же он, этот решающий участок? Не в Москве ли? Или, может быть, надо на парашютах выброситься в Тюмень? Черт возьми, мне все равно, где он!
- За это дадут тебе, Зиберт, лишний Железный крестик. Нет, мой дорогой лейтенант, решающий участок не там, где ты думаешь, и не на парашюте нужно туда спускаться, а приехать с комфортом, на хорошей машине и, что особенно запомни, нужно уметь носить штатское.
- Не понимаю. Ты загадываешь загадки, Ортель! - В голосе Кузнецова прозвучала ирония. - Где же тогда этот твой "решающий участок"?
- В Тегеране, - с улыбкой сказал фон Ортель.
- В Тегеране? Но ведь это же Иран, нейтральное государство!
- Так вот именно здесь и соберется в ноябре "Большая тройка": Сталин, Рузвельт и Черчилль…
И фон Ортель сказал, что он ездил недавно в Берлин, был принят генералом Мюллером и получил весьма заманчивое предложение, о смысле которого Зиберт, вероятно, догадывается. Впрочем, он может сказать ему прямо: предполагается ликвидация "Большой тройки". Готовятся специальные люди. Если Зиберт изъявит желание, он, фон Ортель, походатайствует за него. Школа - в Копенгагене. Специально готовятся террористы для Тегерана. Разумеется, об этом не следует болтать.
- Теперь-то ты понимаешь наконец, как щедро наградит нас фюрер?
- Понимаю, - кивнул Зиберт. - Но уверен ли ты, что мне удастся устроиться?
- Что за вопрос?! Ты узнай сначала, кому отводится одна из главных ролей во всей операции.