Стало более или менее ясно, как все произошло. Кто-то, въехав на территорию фабрики, открыл склад, погрузил кожи через окно в машину и, вновь заперев замки, уехал...
Допрос Бугровой, работников охраны, беседа с руководителями цеха, фабрики заняли у сотрудников опергруппы весь вечер.
Заместитель директора фабрики Кружак, крепкий, моложавый мужчина, то и дело старательно закрывающий большую залысину рыжевато-седой прядью волос с затылка, представился Дедковскому как уполномоченный руководства фабрики по всем могущим возникнуть вопросам.
— Какая-то очень опытная группа действует, — заявил он. — Это уже второй случай. В прошлом году была аналогичная ситуация. Ваши коллеги оказались не на высоте, и пятьсот пар нашей первосортной обуви вместо Баку и Еревана — пунктов назначения — отбыли неизвестно куда. Да, действуют, видимо, умелые руки.
Дедковский согласно кивнул:
— И кто-то им помогает. Как думаете, Федор Исаич, кто это может делать на фабрике?
Кружак поднял глаза к потолку.
— Кто? В самом деле, кто? Ключи кладовщики уносят с собой. Они лица материально ответственные. Пломба на двери в склад, как вы уже установили, была в порядке, и даже личный «секрет» Бугровой — бумажная лента в скважине замка (я и не знал о таком) — оказался нетронутым...
Стежков прервал его:
— Говорят, что сегодня ночью на фабрику приходила какая-то машина.
— Да? Не слышал об этом.
— Не знает об этом и охрана. Как вы это объясните?
Кружак пожал плечами:
— Ну, если бы я знал все это, то зачем, собственно, уголовный розыск?
Предварительная беседа с Бугровой и у Дедковского и у Стежкова оставила тягостное чувство. Женщина была буквально придавлена всем случившимся. Ее била нервная дрожь, спазмы схватывали горло, заплаканные, покрасневшие от слез глаза глядели удивленно, испуганно, с непроходящим отчаянием. Она поминутно повторяла одно и то же:
— Как же теперь? Засудят ведь, засудят. Ведь я своими руками все закрыла, запломбировала...
Ее отпустили домой, предупредив, чтобы никуда не выезжала из Москвы.
— Куда же мне отлучаться-то? Дочка у меня, Настенька.
Дедковскому позвонил Кружак:
— Вы даете возможность Бугровой замести следы.
— А вы что, Федор Исаич, имеете доказательства ее вины?
— По-моему, это ясно как дважды два.
— Вам ясно, а нам нет.
— Дело ваше. Только боюсь, как бы не получилось так же, как и в прошлом году...
Сторож проходной № 2 и хозяйственного въезда фабрики, тучный, но подвижный, краснолицый старик Шамшин, тоже был предельно удручен.
— Удивительная история. Просто даже, я бы сказал, таинственная. Через мой пост даже муха не пролетела.
За это я отвечаю. И потом собаки же у нас. Если я, допустим, обмишурился, они-то оповестили бы о гостях. Очень даже история удивительная, просто фантастическая.
На старика так подействовало происшедшее, что он говорил с трудом, лицо горело, он все время принимал валидол.
Дедковский спросил:
— Вы что, плохо себя чувствуете? Может, вызвать врача?
— Да нет, ничего. Обойдется.
Дедковский все же позвонил в заводскую поликлинику. Пришедшая вскоре врач осмотрела Шамшина, сделала укол и посоветовала:
— Лечь ему надо. И немедленно.
В это время Стежков положил перед Дедковским записку: у Бугровых в сарае обнаружена пачка коричневых кож. Десять штук.
Прочтя записку, майор с досадой упрекнул себя: «Тоже мне криминалист. Кружак-то был прав, предупреждая». И уже с большей настороженностью посмотрел на Шамшина.
— Ладно, сейчас поедем к вам. Будем делать обыск. А потом дадим вам отдохнуть.
— Пожалуйста, пожалуйста. Посмотрите, все посмотрите. Я понимаю... Но, видит бог, нет у меня на душе греха.
Однако под разным хламом в узком проеме между гаражом, где стояла машина сына, и забором, отделяющим гараж от полосы отчуждения железной дороги, был обнаружен сверток кож.
Когда их положили перед сторожем, тот попятился, как от наваждения, замахал руками.
— Нет, нет, не может этого быть...
Старику сделалось плохо, и его под руки ввели в дом, положили на диван. Невестка дала какие-то капли. Как только ему стало чуть легче, Шамшин попросил позвать майора.
— Товарищ следователь, клянусь вам, не брал я кож. Не знаю, как они к нам попали.
Вскоре старику опять стало хуже. Дедковский и Стежков не решились в таком состоянии везти его на Петровку и оставили на попечении родственников и врача.
А к утру Шамшин скончался буквально на руках у медиков.
Заместитель начальника управления полковник Каныгин разговаривал с Дедковским и Стежковым сурово:
— Я удивляюсь, майор, почему вы допускаете такие промахи? Ведь ясно же, что тут был сговор. И надо было изолировать этих людей, немедленно изолировать. Пока вы вели с ними душеспасительные беседы, их сподручные наверняка сплавляли похищенное шевро по надежным адресам. Поразительная беспечность. Я предупреждаю вас о личной ответственности за это дело. Заканчивайте его в ближайшие дни.
Дедковский поднялся:
— Разрешите идти?
— Вы что, не согласны?
— Приказы, как известно, не обсуждаются.
Каныгин вспылил:
— Обиды свои оставьте, майор. Если есть разумные соображения — докладывайте.
— У меня сложилось мнение, что ни Шамшин, ни Бугрова к этому преступлению не причастны.
— А основания? Какие есть основания для таких выводов?
— Фактов нет. Интуиция.
— Интуиция? Вашу интуицию я вместо пойманных виновников в прокуратуру не представлю. Отставить интуицию и мобилизовать оперативную амуницию, — нехотя пошутил он и уже серьезно приказал: — Бугрову немедленно доставить сюда. Завтра, в это же время, жду вас с докладом о ходе, а лучше о результатах розыска. — Обратившись к Стежкову, добавил: — А вы тоже, лейтенант, ворочайте мозгами. Это дело и для вас серьезнейший экзамен.
— Я тоже думаю, товарищ полковник, что воры были другие.
Полковник пристально посмотрел на Стежкова, перевел взгляд на Дедковского:
— Эти или другие — мне все едино. Но преступники и кожи должны быть найдены. Ясно? Можете быть свободны.
Придя к себе в комнату, Дедковский с мрачной усмешкой спросил Стежкова:
— Ну как, лейтенант, вдохновляющая беседа?
— Да что ж, беседа как беседа.
— Да, пожалуй. А потому займемся делом. Итак, предполагаемые виновники Шамшин и Бугрова? Что здесь «за» и что «против»? Прежде всего, что это за люди?
Стежков открыл папку.
— Старик Шамшин на фабрике работал десять лет. До этого — на Казанской железной дороге. Почти всю жизнь. На пенсию провожали всем депо. Работать пошел со скуки. Сын работает в министерстве, невестка тоже там. Семья вполне обеспеченная. Теперь Бугрова. Эта девчонкой на фабрику-то пришла. В трудовой книжке одни благодарности. Живут вдвоем. Обе работают. И о ней и о дочери самые хорошие отзывы.
Дедковский внимательно выслушал Стежкова.
— Все правильно, лейтенант. Но есть еще несколько вопросов. Оказывается, к строителям никакая машина не приходила. Значит, на фабрике была другая машина и с другой целью. Как она могла пройти на территорию без помощи сторожа? Ведь ворота-то на запоре. Плюс собаки. Далее. Склад не взломан, а открыт ключами. У кого были ключи? У Бугровой...
Стежков задумчиво добавил:
— А если учесть обнаруженные у Бугровых и Шамшиных кожи...
— То выходит, полковник Каныгин прав, назвав нас шляпами.
— Ну так он, кажется, нас не называл.
— Не называл, так назовет. И еще добавит. Хотя именно обнаруженные у кладовщицы и сторожа пачки меня и вводят в сомнение. Зачем Бугровой и Шамшину надо было оставлять их у себя? Ведь известно, что после обнаружения кражи неизбежно будет обыск.
— Ну, может, просто не успели спрятать или куда-нибудь отправить.
— Основной-то куш успели... — Дедковский показал на стопку бумаг на столе. — Сообщения из отделений милиции. Нигде — ни в магазинах, ни в скупочных пунктах Москвы, ни на рынках области ничего похожего на наши кожи не обнаружено.