– Ну и местечко, этот твой садик! – удивлённо проговорил Гоша. – Я, как-то, его себе по-другому представлял.

– Местецько как местецько, – пожал плечами мальчик. – У меня там, ксати, тли девцёнки есть: Иветта, Лизетта и Мюзетта.

Друзья недоверчиво посмотрели на Игорька. Что именно вызвало недоверие, он не стал выяснять, а только лукаво улыбнулся.

– Суцю я, – сказал он, довольный произведённым эффектом. – Их завут Иванка, Лизка и Маска. Када падласту, на всех них зенюсь.

– Зачем на них на всех жениться? – не понял Гучок.

– Как зацем? Я зе с ними са всеми узе целавался! Паэтаму, как палядацьный муссина, тепель долзен на них зенитца.

– Кто тебе такое сказал? – снова удивился мальчик.

– Ну-у, …Маска так сказала, – неуверенно произнёс Игорёк.

– И, что, ты действительно хочешь на них на всех жениться? – не унимался Гучок.

– Цесна гаваля, – Игорёк заёрзал на сиденьи, – нет. Я бы тока на Лизке зенился. Только, вот, … я зе палядацьный муссина. Паэтаму плидётся зенится на всех тлёх. А циво ты спласывес?

– Да я, вот, как-то себе не представляю, что бы было, если бы у меня было сразу три мамы, – через паузу ответил Гучок. – Тут с одной не справиться.

– Ну, да, – согласился Игорёк. – Тли – эта пелебол. Нам с табой павезло, сто у нас па одной маме. Но я сицяс плавазу сельёзную лаботу со своими, стобы они мне блатика сделали. Стобы немнозко маму детьми лазбавить. А то слиском её много на миня аднаво. Я бы и сам ево сделал, но ни знаю как. Папа адназды лассказывал, как миня делали. Ну, так, я зе был пелвый. А, как делать вталова, ни знаю. Спласывал у дивцёнок, но инфалмация какая-то плотиволецивая. … Плобовал искать в капусте – бабуска выгнала с агалода. Довелять это дело аисту – авантюла. И езу панаятна. … Вот, сицяс плобую целез ладителей. Плезидент, то исть, папа, узе сагласен. Я плинял ево в сваю калицию. Тока племьел-министл пака в апазиции. То исть, мама. Плезидент гавалит мне, сто цясто встлецяетца с племьел-министлом па этаму ваплосу. «И днём, и ночью, – гавалит, – встречаемся». Но кансенсуса пака нет. «Ищем», гавалит.

– Я ничево не понял, – потрусив головой, сказал Гучок.

– Я тоже! – поддакнули дракоша и лягушонок.

– Так, вить, и я ницево ни панимаю! – продолжал возмущённый Игорек. – Ну, где мозна была пателять кансенсус? Хатя… тут такое дело… Ну, есть у миня кой-какие мысли… Вобсем, ани не могут ево найти из-за миня. Баятца, сто не сплавятца с двумями дéтьми.

– Да брось! – недоверчиво произнёс Кеша. – Чего тут справляться? Рюкзаки на плечи, и в поход!

– Ладители ницево пла паход и слысать не хатят, – вздохнул мальчик. – Тока пла садик и пла сколу. Тут ва мне дело. Я, вабсе-то, оцень внимательный мальцик. Паэтаму всигда тлебую внимания. А у ладителей двух таких вниманий нету. Вот, я и думаю, сто нада пабольсе им памагать о себе заботица. Убилать сваю клавать, веси сваи складывать в скафцик, с мамай на лынак хадить, памагать узин гатовить… ну и всякие длугие заботы делать. Тогда у папы с мамай будит влемя паискать кансенсус.

– Слушаю тебя и никак не пойму, – проговорил Гучок. – Что это за слова «кансенсус», «калиция», и всякие такие… Они хорошие или плохие?

– Ани из телевизала, – сразу снял все вопросы Игорёк. – А плахие слава мы с папай недавна закопали в землю.

– ???

– Науцили меня в садике нескальким новым славам, – терпеливо начал объяснять мальчик.

– Воспитательница научила? – поинтересовался Гучок.

– Нет. Маска и Петька. Зацем ани нузны – не абисняли, да как-та и не нада была. И так всё ясна. Но я, вить, ни знал, сто ани плахии. И када иглал ва двале, спакойна и везлива сказал их Килюхе, када тот абсыпал миня пискóм. А ево мама всё ласказала маиму папе. Папа узнал у миня все эти новыи слава и оцинь удивился. Он их сам пелвый лаз слысал, но сказал, сто ани плахии. Патом мы пасли в палк, вылыли ямку, и я сказал эти слава. Папа слазу зе засыпал ямку и сказал, сто он их закапáл, и типель у миня их нет.

– Так это вы, получается, плохие слова посадили? – испуганно произнёс Кеша. – А, вдруг, там теперь что-нибудь плохое вырастет?

– Вот, и я папе задал такой зе ваплос. А он сказал, сто в этам месте узе тоцьно ницево не выластет. Не ластёт ницево ат плахих слов.

– И ты не помнишь теперь эти слова? – с интересом спросил Гучок.

– Поплобуй их забыть! – засмеялся Игорёк. – Толька выйдес гулять в палк, как тут зе эти слава слысис ат длугих взлослых… Стланно как-то. Дети закапывают, взлослыи выкапывают…

– Неужели все взрослые такие странные и непонятные? – непонятно кому задал вопрос Гучок. – Быть маленьким гораздо интереснее и понятнее.

– А быть маленьким без взлослых есё луцьсе!

– Ну, пожалуй, совсем без взрослых нельзя, – рассудил Гучок. – Они, всё-таки нам кое в чём помогают. Они нас кормят, одевают, водят на аттракционы, возят на море…

– Эта есё не известна, кто каво на моле возит, – запротестовал Игорёк. – Если бы ни я, мой папа на моле никада бы и не паехал. И в цилк я ево вадил, и в Магдональс. Са мной он хоть мил пасматлел… Плавда, он миня нескалька лаз на нацьную лыбалку блал. Вот эта были вылазки! Адин лаз нас цють дикии кабаны не затаптали!..

– Подожди! Вы же на рыбалке были, – не понял Гоша.

– Ну, да, на лыбалке! А ани, видна, на ахоте были…

– Кто? Кабаны? – переспросил Кеша.

– Ну, ты даёс! Ахотники, канесна, – вопрос дракоши его развеселил. – Вот, как ты думаес, сто долзен уметь делать настаясий ахотник?

– Метко стрелять, наверное, – неуверенно произнёс дракоша. – Разгадывать следы, ставить капканы… Что ещё?

– Меткасть, следы и капканы, эта, канесна, неплохо, но мало. Самае главнае, сто долзен уметь настаясий ахотник, эта быстла бегать и халасо лазать па делевьям.

– Это ещё зачем?

– Ахотник всигда долзен аставатца ахотником, – наставительным тоном продолжал Игорёк. – Настаясий ахотник не ластеляеца, если навстлецю кабан, а он… лузьё дома забыл. Тагда он нацинает ахотитца на ниво… хитластью! Хитласть в том, сто он становитца как бы кабаном, а кабан – как бы ахотником.

– ???

– Ну, сто непанятнава? Ахотник безит, а кабан ево даганяет! В канце канцов, уставсий ат такой хитласти, кабан замелтво падает к нагам сваей зелтвы. Ну, патом, канесна, са всево леса к этаму месту падтягиваютца длугие ахотники, католыи хузе бегают, но, зато, намного луцьсе лазают па делевьям. И тут нацинаетца самае интелеснае. Вот, здесь ахота тока нацинаетца. Все усазываютца узинать и, пелебивая длуг длуга, ласказывать длуг длугу… как всё была на самам деле. Плицём каздый гавалит цистую плавду… Ну, вобсем, дня целез тли, када вся цистая плавда узе законцилась, уставсий, но настаясий, ахотник вазвласяеца дамóй. Еле ноги волоцёт…

– Кабана тащит? – сочувственно спросил Кеша.

– … Какова кабана?… А-а, кабана… Так, вить, он зе убезал! Ну, да! Палезал, атдахнул и убезал дамой. Кабанят, вить, завтла лано утлом в садик вести нада, а самаму на лаботу…

– Ну, а вы-то как на охоте оказались? – попытался прояснить ситуацию лягушонок. – Вы же на рыбалке были!

– Лыбалка – эта та зе ахота, только на лыбу, – сообщил Игорёк с таким видом, как будто он открывал охотникам большую тайну рыбалки. – В тот вецел мы с папай стаяли в камысах на лезинавай лодке. На лыбу, знацит, ахотились. И, вдлуг, недалеко от нас ка-а-ак бахнет! Два лаза. А патом визг, хлюканье и топот ног с капытами мима нас. Слысим, и к нам кто-та сулсит целез камыс! Папа слазу на вёсла и давай глести ат белега. Мала ли какой гипапаптам к нам знакомится цесет!

Игорёк так эмоционально рассказывал, что даже вспотел от воспоминаний. Он вытер пот со лба и как доказательство, предъявил своим слушателям:

– Вот! Эта я сицяс вспател! А тада вабсе уписался!.. – тут он замолчал и наморщил лоб. – На цём эта я астанавился?

– На гиппопотаме, – напомнил ему Гучок.

– А, да!.. И тут из камысей высоваваюца две незнакомыи клакастыи молды. Злыи и задумцивыи…

– Гиппопотамы? – удивлённо перспросил Гоша.