– Можно рискнуть зажечь огонь? – спросил Кайтай.

– Да. Смотри. Я нашел что-то вроде палки для факела… Ай, нет, это не палка. – Оуэн выронил ее, и она загремела. – Я тут в чем-то запутался. Посвети.

Щелкнул и заискрился кремень в руках Кайтая, и слабенькое пламя занялось и осветило помещение. В тусклом свете двое мужчин смогли осмотреться.

– Да-а, с этими жителями не будет никаких проблем, – произнес Оуэн, отбрасывая ногой то, что он принял за палку. – Черт побери все. Пошли отсюда, Кайтай, здесь нельзя больше находиться.

Они пошли обратно через дверь, на дорогу, где их ждала Зельза.

– Мертвецы, – бросил Оуэн, беря у нее поводья, – мертвецы и прах, лежат с незапамятных времен – одни кости. Искромсаны и разбросаны. Куски поломанных вещей, ржавое оружие… там когда-то была кровавая битва.

– Помнишь, – сказала Зельза, – Хургин говорил, что здесь была война. Долгая и жестокая война.

– Но он сказал, что и живые люди здесь еще остались, – размышлял Оуэн. Он задумчиво почесал бороду рукояткой топора. – Обычно живые погребают своих мертвецов. А кости врагов выбрасывают. В таком большом поселении они должны были сделать либо одно, либо другое. А это, скорей всего, небольшой город, так что, вероятно, он весь в таком состоянии. Похоже, мы встретим здесь даже меньше людей, чем предсказывал магистр Хургин.

– А встретить мы их можем прямо сейчас, – вдруг заявила Зельза. Она вздернула подбородок, вслушиваясь во что-то. – Я слышу детский плач, – сказала она.

Остальные прислушались.

– Ничего. – Оуэн напряг слух. – Нет. Ты женщина, и слух у тебя тоньше.

– Ах, теперь ты называешь меня женщиной, – зашипела Зельза.

– Ш-ш-ш. Послушай еще.

– Я его слышала, – помедлив, повторила она, – далеко отсюда. Он плакал от испуга.

– Привидение. Дух ребенка, – заявил Оуэн. – Здесь должны быть привидения.

– Я женщина, – ответила она, – хотя ты, кажется, до сих пор не хотел этого понять. Я знаю, что такое детский плач. У моих детей никогда не было повода так плакать.

– Тут мы не сможем сражаться, если на нас нападут, – сказал Кайтай. – А здешнее население наверняка примет нас за своих грязных хозяев. Надо двигаться вперед, но тихо. Если кто-то и живет еще в этих склепах, они не услышат, как мы пройдем.

И они двинулись вперед, ведя под уздцы животных, ступая бесшумно и держа наготове оружие.

Дорога вела прямо, и вскоре они увидели еще более высокие стены, прошли между разбитыми подножиями колонн, по широкой каменной площади, в центре которой был высохший фонтан. На краю бассейна белели кости, и путешественники обошли его подальше.

Наконец мертвый город кончился и вокруг снова раскинулись пустынные поля. Путники опять сели на юлла и продолжили путь.

– Я и вправду слышала плач ребенка, – спустя некоторое время повторила Зельза.

– Я не сомневаюсь, – уверил ее Оуэн, – там могла оказаться горстка людей, искавших убежища на ночь. Но они или не заметили нас, или поняли, что мы вооружены, и побоялись выйти.

– А теперь посмотрите туда, – сказал Кайтай.

Впереди был костер – небольшая кучка искрящихся поленьев, уже почти прогоревшая. На открытом месте, у дороги. Желтое пламя освещало обочину и ближние деревья. С полдюжины оборванных людей темными комками лежали вокруг огня; невдалеке стояла примитивная тростниковая хижина.

– Если хоть один из них не спит – нам не пройти незамеченными, – прошептал Кайтай.

– Нас уже заметили, – сказал ему Оуэн. – Сделай приятное лицо. Поехали к ним.

Человек, смотревший на них, стоял в свете костра на обочине: низкорослый невзрачный человечек в грубых лохмотьях. Его одутловатое лицо, поднятое навстречу всадникам, не выражало ничего, кроме тупого любопытства. Он слегка приоткрыл рот и оперся о грубо сделанную острогу.

Оуэн остановился возле него, соскочил с седла и протянул руку, широко улыбаясь.

– Приветствую тебя, друг, – громко и радостно произнес он и, взяв его безвольно висевшую руку, стал трясти ее.

Отечное лицо человека слегка шевельнулось в неясном подобии какого-то выражения. Он потянул назад свою руку и посмотрел на нее, как бы ожидая увидеть на ней укус. Затем немного побольше раскрыл рот и издал какой-то сиплый тонкий визг.

– Гляди, Кайтай, парень-то не только хорош собой, но и красноречив, – заметил Оуэн. Кайтай спешился и подошел.

– Похоже… он болен, – оглядев его, задумчиво сказал Кайтай.

Один из темных комков у огня зашевелился и приподнялся, за ним другой. Первый встал на ноги и приблизился. Это было похоже на женщину. Именно похоже, потому что никаких проявлений живого человека в ней не было заметно. Ее нельзя было с полным основанием назвать живой.

– Ууу, аа, фф, – забормотал мужчина с острогой.

– Может, он их вождь, – размышлял Оуэн, широко улыбаясь. – Боги мои, какое зловоние! И от других тоже.

– Но они не проявляют ни страха, ни воинственности, – заключил Кайтай. И тут же сморщился. – Ой, ну и запах. Я думаю, они едят дурную пищу. – Он придвинулся к первому мужчине. – А этот не просто болен. Он умирает. Видишь, у него язвы! Мне известна эта болезнь.

– Уф, – вяло отозвался мужчина с отекшим лицом. Он махнул рукой в сторону костра. – Уф, уф.

– Кажется, нас приглашают к завтраку, – сказал Оуэн.

– А вдруг мы сами и станем их завтраком? – спросила Зельза. Она пошла к огню вместе со всеми. Малоподвижные женщины стали рассматривать ее, а одна даже дотронулась до нее, со страхом бормоча что-то.

– А мы можем подхватить от них эту болезнь? – спросил Оуэн.

– Нет, – покачал головой Кайтай. Они сели у костра, рядом с дурно пахнущими людьми, которые сидели, как бесформенные груды мяса, изредка покачиваясь и почесывая себя то здесь то там. – Эта болезнь от дурной пищи. При контактах не передается. Хотя одним богам известно, какая еще зараза здесь может быть. – Кайтай тревожно огляделся. Он был бледен.

– Поразительно, – заключил Оуэн. – И это – последние из великого народа, о котором говорил Хургин. Взгляните-ка на того.

– Гвах. – Это был мужчина с опухшим лицом. Скорчившись в пыли у ног Оуэна, он что-то царапал палочкой на земле, временами останавливаясь и призывно взглядывая вверх.

– Странно, – проговорил Оуэн, вглядевшись в рисунок. – Ведь рисует он неплохо. Видите, вот это – мы, три фигурки на юлла. А это… коробка и какой-то череп. Разрази меня гром, Кайтай, если он не знает, что мы везем!

– Он ничего не видел, – пробормотал Кайтай. – Смотри, он рисует еще что-то. Этот же череп, на постаменте. И еще много маленьких фигурок – люди. И чья-то огромная ступня давит их всех… Что же это…

Мужчина снова издал звук: на этот раз в нем слышался вопрос. Усевшись на корточки, он с надеждой уставился на Оуэна.

Зельза, сидевшая рядом с молодой женщиной, встала и подошла к ним. Она изучила рисунки на земле и кивнула.

– Эта женщина, – хмурясь, начала Зельза, – опасается чего-то. Это связано с нами: похоже, они все очень боятся нас.

– Если бы это было так, они бы давно убежали или постарались бы от нас избавиться, – логически рассуждал Оуэн. – И что же в нас их так пугает? Может, они думают, что мы – всадники с гор, раз мы едем на юлла?

– Посмотри на рисунок, – сказала Зельза. – Это мы. Пришли и принесли череп. Мы ставим его на постамент, как того требует твой договор с волшебником, и тогда множеству людей начинает угрожать чудовище.

Человек с отечным лицом вслушивался в слова Зельзы и кивал, как будто понимал их. Услышав последнее слово, он начал быстро рисовать снова, причем руки его на этот раз нервно дрожали. Это был рисунок крупным планом. Огромный череп, насквозь проткнутый длинным гвоздем. Они едва успели рассмотреть рисунок, как он торопливо стер его ладонью. Затем изобразил коленопреклоненных человечков перед чьей-то фигурой, стоявшей в царственной позе. Человечки, похоже, подносили дары. А царственно стоявшая фигура держала топор в виде полумесяца.

– Он просит тебя уничтожить нашего друга из шкатулки, – шепотом сказала Зельза, – если ты сделаешь это, они будут почитать тебя как освободителя.