- Это с радости, Роман Анатольевич, - слегка косноязычно отозвалась я и полезла за своим бокалом, чуть не перевернув при этом вазу с цветами. Роман едва успел придержать ее.

      - Аля! - он укоризненно покачал головой.

      Мне захотелось икнуть. Удержалась. Захотелось хихикнуть, глядя, как он обходит стол. Торжественен, как монумент. Хихикнула.

      Роман поднял меня со стула, обхватил ладонями мое лицо. Вот странно! Это же не Роман! Это же Мишка! Веснушки-то, веснушки ... Фу ... Ой, боже! И чего только с коньяка не померещится!

      - Я хочу, чтобы ты была трезвой. Я хочу, чтобы ты соображала, что делаешь. Я хочу, чтобы ты меня любила не с пьяных глаз!

      Он хочет! Трезвой он меня видеть хочет! Чтоб любила его, хочет! А больше он ничего не хочет? А если трезвая я с ним никак не смогу? Тогда что? Ладно, получишь трезвую, если тебе этого так хочется.

      - Трезвой? - тупо переспросила его, улыбнулась. - Сейчас сварю кофе, выпью и буду трезвой, как масло ... ой, как мало ... сольный огурчик. А ты ко ... кофе будешь?

      - Буду, - кивнул он. - Иди, вари. Только недолго.

      Я варила кофе оч-чень долго. Так долго, что даже сама устала. Если честно признаться, не такой уж и пьяной была. Себя пыталась обмануть да Романа разыгрывала. Веселилась, одним словом. На кухне веселье с меня соскочило. Что же это я делаю?

      За окнами стремительно темнело. А я уговаривала себя хотя бы на час полюбить Романа. Решающий момент приближался. Я переломила себя. Интересно, он меня будет раздевать? Или самой придется? И постель тоже... Стелить? Не стелить? Мишка мог где угодно, но предпочитал свежие простыни. А Роман? Бог мой, сколько всего не учла...

      Я была так занята своими мыслями, что ничего не слышала. А когда вошла в комнату с подносом, приклеилась к месту... Роман сидел без пиджака и галстука. Уже? Ворот рубашки расстегнут. Он курил, вытянув ноги. Смотрел телевизор.

      Какая я дура! Мишка бы никогда ... Да разве можно было их даже сравнивать?! Не то, что рядом ставить ... Рыжий любил. Какой может быть телевизор, когда любишь?! А я-то, я ... Хороша! Шлюха! Ну? Что? Попробовала, как оно? Без любви-то? Вот так люди сами себе и изменяют. А потом уже катятся, катятся ... Остановиться не могут ... И я туда же. Не Мишке ведь - себе изменяю. Себя наказываю, не его.

      Роман вскочил.

      - Долго ты. Я заждался.

      Взял у меня из рук поднос. Пристроил его на стол. Выключил телевизор. Затем - свет. Я с места не тронулась. Чувствовала себя безжизненной. Роман подошел. Обнял. Стал целовать. Я не уворачивалась.

      - Аля! Почему ты, как мертвая? - тихо спросил он.

      А я и есть мертвая. Почему, почему? Не нужен ты мне. Вот почему!

      - Ну же, девочка, расслабься, - сказал мне ласково, пытаясь расстегнуть пуговицы на платье.

      - Да пошел ты! - вдруг взорвалась я. Вырвалась из его рук.

      - Что? - растерялся Роман.

      - Уходи отсюда, Роман! Совсем уходи!

      - Аля!

      - Вот вам и Аля!

      Подошла к выключателю, зажгла свет. Ну и вид у него! Я захохотала. Он ошалело смотрел на меня.

      - Объясни, что произошло?

      - Ничего, - ответила отсмеявшись. - Ровным счетом ничего. Не люблю я вас, Роман Анатольевич. Вот и все. Брата я вашего люблю.

      Он прошелся по комнате. Вернулся к столу. Взял сигареты, нервно закурил. Сказал медленно и веско:

      - Ты его любишь, а он тебя - нет.

      - И он меня любит. Не врите.

      - Если бы любил, то здесь сейчас был бы он, а не я.

      - Он не может, - я издевательски улыбнулась. - У него контракт. Он в Африке. Достойно представляет Союз нерушимый...

      Роман непослушными пальцами застегивал воротник рубашки. Нацепил галстук. Взялся за пиджак.

      - Он в городе. Вернулся в июле.

      - Как?

      У меня схватило сердце. Боль стала острой - точно шилом прокололи.

      - Вот так, - мстительно усмехнулся Роман. Достал из верхнего кармана расческу, стал неторопливо причесываться. Был спокоен. Но я-то видела, как у него дрожали губы. Переживает. Ну и пусть. Мне наплевать. Мне теперь на все наплевать. Рыжий в городе! Целых два месяца. И ни звука. Как же это? Что же это он? Хоть бы где в толпе... издалека... И эта сволочь, Роман, до сего часа ни единым словом не обмолвился.

      - Ну, пусть, - сказала я с отчаянием и села на диван.

      - Что? - не понял Роман. Он все еще стоял у стола. Закуривал новую сигарету. Сердитый. Одним махом опрокинул в рот рюмку коньяку. Не закусил ничем, а сразу же налил себе еще. И снова залпом выпил. Поморщился. Опять ничем не закусил.

      - Пусть он меня не любит. Какое это имеет значение? - я устало смотрела на деверя. - Я-то его все равно люблю. И всегда только его любила.

      Мы молчали. До-олго. Почему же он не уходит? Не понимает разве, что он мне не нужен?

      - Уходите, Роман Анатольевич. И никогда больше не возвращайтесь.

      - Аля! Ты еще передумаешь. Не торопись, - он топтался теперь рядом со мной. До чего жалок. Я молча покачала головой. Неужели не ясно?

      - Ну, чем, чем он лучше меня? - внезапно закричал Роман. - Что в нем есть такое, чего нет во мне?

      Взрослый человек, а спрашивает об элементарных вещах. Вот чудак!

      - Он - настоящий мужик. А вы - всего лишь мужчина. Не умеете брать на себя ответственность... за себя и других. Да что вам объяснять? - я махнула рукой. - Все равно не поймете.

      Роман снял с вешалки плащ. Взял зонт. В дверях жестко сказал мне:

      - Не думай, Аля, что у нас все кончилось.

      Однако! Быстро же он в себя пришел.

      - Да не было у нас с вами ничего, - ощетинилась я.

      - Все равно. Я не отступлю. Я тебе еще весной ясно дал понять, что это не очередное похождение. Ты мне нужна. И ты со мной будешь. Ты сейчас успокойся, мы после поговорим.

      - Катись ты! - вконец рассвирепела я.

* * *

      Тетя Нина беспокоилась. Не зря, конечно. Но я с собой поделать ничего не могла. Не пила, не ела, не спала. Даже о сыне забыла. И ничего никому не рассказывала. Дважды тетка призывала Олега с Таней. Они прибегали, тормошили меня. Я делала вид, будто все отлично. Правда, обмануть при этом никого не могла. Полюбила после работы бродить по улицам. Просто так. Без всякой цели.