Потомок обезьяны с умными грустными глазами неподвижно стоял у стола. Пока Агмол объяснялся с кем-то по телепатической связи, Брайан порылся в карманах в поисках выданных ему накануне мелких монет и, вытащив горсть, протянул на ладони официанту. Пальцы рамапитека лениво выудили две серебряные. «Может, чаевые здесь давать не принято?» — спросил себя Брайан, оглядываясь по сторонам. За столиками не было ни единого посетителя без торквеса. Голошеим, видно, приходится довольствоваться залом самообслуживания, где на крайний случай есть кому принять словесный заказ.

— Хорошие новости, коллега! — воскликнул Агмол. — Лорд Гомнол свободен и готов лично показать вам свои лаборатории! О, вы, я вижу, расплатились. Позвольте все-таки мне…

Рамапитек издал радостный вопль и зашлепал губами от удовольствия.

— Интеллектуальная щедрость, Брайан.

— Мне следовало бы догадаться.

Агмол нанял экипаж, и они поехали по широким бульварам мимо лавчонок и чистеньких домиков на северную окраину города, где размещалась Гильдия Принудителей. В окраинных постройках Мюрии не было и намека на стиль эпохи Тюдоров: все дома здесь отличались классической строгостью линий, почти дорическим стилем. Белые и пастельных тонов массивы оттеняла пышная растительность, за которой заботливо ухаживали вездесущие рамапитеки. Человеческие обитатели столицы — ремесленники, торговцы, военные, чиновники — выглядели сытыми и процветающими. Отбросами общества были, пожалуй, нищие на рынке, погонщики и путешественники, прибывшие из провинции, но и они со временем могли приобрести должную респектабельность. Брайан не заметил никаких следов эпидемий, лишений или плохого обращения с людьми, не имеющими торквесов. По крайней мере, на первый взгляд в Мюрии царила полная идиллия. Агмол сообщил, что общая численность постоянного населения сравнительно невелика: около четырех тысяч тану, несколько сотен людей, носящих золотые торквесы, около тысячи серебряных, тысяч пять серых и шесть или семь тысяч голошеих. Рамапитеки превышали человеческое население по меньшей мере втрое.

— Каждый, в ком течет кровь гуманоида, именуется тану, — объяснял дюжий социолог. — Официально никакой расовой дискриминации нет. И, естественно, человек в золотом торквесе приравнивается к тану. Во всяком случае, теоретически.

Брайан подавил усмешку.

— Очевидно, поэтому вы так настаиваете, чтобы я надел торквес. Братия голошеих, судя по всему, считается деклассированным элементом. Вы заметили, как рыночные торговцы на меня косились?

— Любой уважаемый гражданин знает, кто вы такой, — заявил Агмол, напуская на себя чопорность. — Остальные не в счет.

Некоторое время они ехали молча. Брайан все гадал, отчего король так заинтересован в антропологических исследованиях, и радовался, что Агмол не может читать его мысли.

Экипаж приблизился к красивому архитектурному ансамблю на берегу Каталонского залива. Здание штаба Гильдии Принудителей, выстроенное из белого, голубого и желтого мрамора, приютилось во внутреннем дворике, выложенном абстрактной мозаикой. На фоне лазурной черепичной крыши золотом сверкали водосточные трубы. Вооруженные часовые в серых торквесах и доспехах из голубого стекла и бронзы неподвижно застыли в арочных проемах и возле каждой двери. Когда коляска въехала во двор, стража, повинуясь телепатическому сигналу Агмола, приветственно вскинула алебарды из небьющегося стекла. Один из алебардщиков выступил вперед и проследил, чтобы извозчик человеческого происхождения не сшивался во дворе Гильдии, после того как высадит своих почетных пассажиров.

— По-моему, служба безопасности здесь налажена даже лучше, чем во дворце, — заметил Брайан.

— В здании ведутся работы над торквесами, поэтому оно в каком-то смысле средоточие всего королевства.

Они вступили в прохладные коридоры, бдительно охраняемые живыми статуями; по-видимому, их серые торквесы рассеивали скуку стояния на часах. Где-то трижды громко прозвонил колокол. Брайан и Агмол поднялись по лестнице к двустворчатой бронзовой двери. Четверо часовых приподняли тяжелый резной засов, пропуская исследователей в приемную. Там за столом, оборудованным сверкающими хрустальными приспособлениями, сидела необыкновенно красивая представительница гуманоидной расы. При взгляде на нее Брайан почувствовал, как что-то ледяной иглой впилось в его зрачки.

— Во имя всемогущей Таны, что с тобой, Мива! — раздраженно воскликнул Агмол. — Неужели я привел бы сюда врага? Доктор Гренфелл облечен доверием самого лорда Дионкета!

«Да ну?» — удивился про себя Брайан.

— Я только выполняю свой долг, брат-творец, — отозвалась женщина, которую он назвал Мивой, и повела рукой в сторону двери. Та, видимо, под влиянием психокинеза, отворилась, а красавица вернулась к какому-то эзотерическому занятию, прерванному приходом гостей.

— Входите! Входите! — раздался глубокий голос.

Они предстали перед Гомнолом, главой Гильдии Принудителей, живущим в полной изоляции от окружающего мира. Несмотря на тропический климат Мюрии, в комнате было прохладно. Несколько угольков тлели за решеткой старинного камина; стену над ним украшало абстрактное полотно, скорее всего кисти Джорджии О'Кифф. Перед камином на подушечке лежала собачка породы чихуахуа и неодобрительно смотрела на незнакомцев. На стенах, обшитых темными деревянными панелями, висели полки с фолиантами в кожаных переплетах, системами видеотелефонной связи и орденами двадцать второго века. В углу на специальной подставке Брайан разглядел копию (не мог же это быть оригинал?) роденовского «Искушения святого Антония». Большой стол в стиле позднего рококо был окружен стульями, обтянутыми кожей вишневого цвета. На столе стояли масляная лампа под зеленым абажуром, резная серебряная чернильница с гусиным пером, фруктовый увлажнитель воздуха и пепельница из оникса, полная сигарных окурков. Буфет орехового дерева по стилю гармонировал со столом и вмещал дюжину графинов, поднос с бокалами из уотерфордского стекла, сифон с содовой и небольшую жестяную коробку печенья «Кэдбери». (Любопытно, что за путешественник во времени преподнес это сокровище лорду-лакомке?) В облаке прозрачного дыма восседал Эусебио Гомес Нолан собственной персоной; на нем была стеганая куртка из золотой парчи с атласными лацканами и манжетами цвета синей полночи. Уничижительно назвав его «чертовым карликом», король Тагдал несколько преувеличил, однако до среднего роста по стандартам Старого Света лорд Гомнол все же не дотянул. Нос картошкой, безусловно, портил его лицо, зато глаза были прекрасны — ярко-синие, под длинными темными ресницами. Он улыбнулся посетителям, обнажив мелкие, ослепительно белые зубы.

— Прошу садиться, коллеги, — небрежно взмахнул он рукой с зажатой в ней сигарой.

Антрополог повиновался, внутренне недоумевая, как такой невзрачный человечек умудрился стать главой Гильдии.

Гомнол услышал его мысли.

Однажды, очень давно, Брайан плыл на небольшой яхте и попал в ураган, непонятно как вырвавшийся из-под контроля делателей погоды и докатившийся до Британских островов. После многочасовой борьбы со стихией, уже выбиваясь из сил, он увидел перед носом своего суденышка гору мутно-зеленой воды метров в тридцать высотой. Гигантская волна вздымалась вокруг яхты, наседая на нее с чудовищной медлительностью, что неминуемо должно было закончиться полной катастрофой. Подобное ощущение вызвала у Брайана и психическая сила Гомнола, подавляющая его ошеломленное, меркнущее сознание.

Как тогда штормовой вал необъяснимым образом выпустил его разбитую, но все еще державшуюся на плаву яхту, так и теперь одним резким импульсом Гомнол ослабил хватку своего разума.

— Вот так и умудрился, — пояснил глава Гильдии Принуждения. — Ну, дорогие гости, чем могу быть вам полезен?

Брайан словно издалека услышал, как Агмол излагает задачу, поставленную перед ними Верховным Властителем, и перечисляет данные, необходимые для анализа взаимодействия культур. Они очень рассчитывают, что лорд Гомнол не только осветит решающую роль торквеса в обществе, но и поделится своим личным опытом, совершенно уникальным из-за его привилегированного человеческого статуса. И если высокочтимый коллега предпочитает побеседовать с доктором Гренфеллом наедине…