— Через неделю шестьдесят восемь стукнет.
— Ну и ну! Небось пьешь воду из целебного источника, а? Взгляд все тот же, пройдошистый, а мадемуазель Клероль, поди, до сих пор помнит эти серебряные кудри. Шестьдесят восемь! Чтоб я сдох, везет же некоторым!
Я пожал плечами.
— Фамильная черта. Думаю, в семьдесят сразу в прах и рассыплюсь… Ну ладно, у тебя небось дел под завязку. Я хотел только обговорить банкет в субботу вечером, двадцать первого. На сей раз народу будет поменьше, но помнишь, как мы в прошлый раз едва расставили столы и в большом зале, и в холле, и в Папоротниковой гостиной? Везде развесили усилители и телекамеры, чтобы все тосты слышали и видели даже те, кто не обладает ясновидением. Метапсихи, Джаспер, хотят получить полные ощущения, как на сенсорном, так и на экстрасенсорном модуле. Одно дело, когда говорящий обращается прямо к тебе, другое — когда вещает с экрана. Умники не терпят вспомогательной аппаратуры. Надо придумать что-то другое… причем не шведский стол.
— То-то и оно, старина! — заквохтал он. — Тут я тебя обошел!
Сияя, он достал папку из кожзаменителя и раскрыл ее на столе, защепив уголок. Ишь ты! Многокрасочная пластинка тридцать на тридцать, наплывами показывающая виды роскошного горного ресторана: экстерьеры на рассвете, на закате, в дивные снежные ночи; интерьеры великолепных залов, баров, кабаре, уютных гостиных с каминами. Даже фоновая музыка имеется — «Новоанглийские идиллии» Эдуарда Макдоуэлла.
— Шале на вершине! — продекламировал Джаспер. — Лукуллов пир Уайт-Маунтинс. Посещение сказочной пещеры Великого Духа, над которой и поныне летающие тарелки мелькают в кристально чистом воздухе!
— Помню-помню, — кивнул я. — Когда четыре-пять лет назад разрушили старую гостиницу, вы отхватили себе лицензию на постройку шале. Ну и что, окупилось?
— Нет пока, — сознался Джаспер. — Мы слишком много потратили на привязку к местности. Надо ведь, чтоб его не сдуло с горы при скорости ветра триста километров в час. Однако проектировщики все-таки добились своего. Теперь шале даже торнадо выдержит. А какой вид! Твои умники просто ума лишатся!
Я позволил себе выразить сомнения:
— Но ведь вам придется переместить отсюда на вершину почти три тысячи делегатов. За час, не больше. И доставить их назад после банкета.
— Нет проблем. Три рейса автобусами — и все дела.
— А транспортные расходы?
— Входят в оплату обеда-люкс: на первое омар, потом бифштексы с кровью и овощи, на десерт сабайон, марочное шампанское… Включая скидки, девяносто баксов с носа.
Я присвистнул.
— Да ты что, Джаспер! Дартмут сейчас на такой мели, что отделению метапсихологии пришлось опять слиться с факультетом психиатрии! Мой племянник, Нобелевский лауреат, был вынужден сократить две трети своих сотрудников! Субсидии на исследования урезаны до минимума, вспомоществований никаких, и, видимо, это будет последний конгресс, уж и не знаю на сколько лет.
— Тем более надо отметить.
— Да, но как я оправдаю…
— Вот что, Роже, сделай мне личное одолжение. Поднимись и посмотри сам.
На микроавтобусе я проехал полкилометра до местного «аэродрома», спрятанного в густой зелени. Меньше чем за пять минут удобный самолет, сочетающий скорость крылатого летательного аппарата с маневренностью вертолета, доставил меня на вершину. Мы приземлились на восточном склоне. Я вспомнил, как яростно протестовали экологи против расчистки посадочной площадки и против нового ресторана, объявив неуклюжую постройку восьмидесятых годов историческим памятником и требуя, чтобы вершина сохранила «первозданный вид». Однако, поскольку гора Вашингтон еще с двадцатых годов девятнадцатого века подвергалась вторжению цивилизации, доводы радетелей о благе природы были с легкостью опрокинуты.
Сложенное из гранитных, покрытых мхом плит шале потрясающе гармонировало с инеем, посеребрившим самую высокую точку Новой Англии. Витражи из армированного стекла по верхнему этажу обеспечивали великолепный обзор окрестностей. Каменная крыша была увенчана широкой башней с наблюдательной вышкой и открытым балконом, заполненным в этот чудесный летний день туристами. Под рестораном располагались сувенирные лавки и небольшой музей. Крытая галерея вела прямо к станции старой железной дороги, не претерпевшей никаких изменений. После короткого осмотра я вышел на один из балконов, и управляющий рестораном оставил меня одного для принятия решения.
Первобытный локомотив на паровой тяге, натужно пыхтя, пробирался вверх по склону. Горные тропы, восходящие к вершине, были по-прежнему обозначены желтыми камнями-указателями. Трава местами повысохла, но то здесь, то там виднелись пучки свежей альпийской зелени, испещренной крохотными цветочками.
… Мальчик, весь дрожа, стоит рядом со мной и тычет пальцем в сторону первого оперантного ума, не взращенного в его собственной семье.
… Туристы цепочкой поднимаются от железной дороги, и ясновидение маленького Дени показывает мне образ второго чуда — Элен.
Здесь все начиналось. И здесь должно закончиться.
Глаза мои затуманились от крепчайшего западного ветра. Я вновь ощутил эфирные вибрации и чье-то присутствие. Священная гора, погубившая столько людей, слышавшая столько криков наивных мечтателей, что взывали к беззвучным звездам, вскормившая столько легенд о ледяных демонах, Больших Карбункулах и летающих тарелках…
Bonjour, Rogi.
Я вздрогнул.
— Est'ce toi?! note 137
Скажешь Дени, что заключительный банкет будет здесь.
— Ха! А во что это выльется — тоже сказать?
Ты сможешь убедить его, что место идеально подходит. Твое принуждение более действенно, чем ты полагаешь. После того как он согласится и все приготовления будут закончены… так и быть, расскажи ему обо мне.
— Grand dieu, ты серьезно?
Только прояви тактичность. Выбери подходящий момент. Можешь объяснить ему, что всегда считал меня наименьшим злом, безобидной, почти неосознанной проекцией мечты в противовес жалкой рассудочной обреченности.
Давненько тебя здесь не было, mon fantфme. Мы, земляне, все к чертовой матери испортили!
Возможно… И все-таки скажи ему. Он прав, что цепляется за этику непротивления и бескорыстия, но не прав, что хочет стоять особняком. Планетарный Разум должен стремиться к сопричастности, расти и плыть в высшем метаконцерте доброй воли, в отречении от эгоистических помыслов. Только тогда вы сможете принудить Галактическое Содружество к Вторжению.
— Сейчас?! — вскричал я. — Когда все распалось? Ну, знаешь, у тебя зловещее чувство юмора!
Твой племянник Дени испытает твой ум и примет меня как данность… если ты сам веришь…
— Уходи, — прошептал я. — Оставь меня в покое. Я старый дурак, никому не нужен, и нет никакой надежды, что Дени или кто-либо другой воспримет эту сказку всерьез. Такие психологи, как Дени, считают внеземных спасителей старомодным заблуждением. Юнг даже написал по этому поводу книгу. Человеку свойственно уповать на добрую фею-крестную или на бога из машины, который спасет нас от гибельного безумия… Но я не верю! Так что пошел прочь!
Мне показалось, что невидимая сущность тяжело вздохнула.
Я надеялся на лучшее , сказал Призрак, хотя и без оснований.Le bon dieu, il aime a plaisanter! note 138 Вечный юморист… А сказки мне, Роги, ты сохранил Большой Карбункул?
— Брелок для ключей? — Порывшись в кармане, я вытащил серебряную цепочку, на которой висели мои ключи от лавки и от квартиры. Красный шарик из мраморовидного стекла блеснул на ярком солнце. — Вот этот?
Да, этот… На конгрессе, когда придет подходящий момент, ты заставишь Дени объединить своих коллег — и весь Разум Земли — в молитвенном метаконцерте. В доказательство серьезности твоих намерений предложи ему обследовать Карбункул глубинным ясновидением.