Осмелюсь предполагать, что в 1809 году финский народ в подавляющей массе своей не осознал перемен, происшедших в его жизни и государственном устройстве его страны. В 1812 году столица княжества по указу Александра I переносится из Або (ныне Турку) в Гельсингфорс (Хельсинки) и тогда же, тоже по указу царя, начинает отстраиваться этот город как столица княжества. (В 1809 году Гельсингфорс бомбардировкой российского флота был сожжен дотла.) Планирует и строит город талантливый немецкий архитектор Карл Энгель.

В 1831 году по инициативе видного государственного деятеля и философа Ю. В. Снельмана основывается «Финское Литературное Общество», а в 1835 году великий филолог Финляндии Элиас Лёнрот публикует за многие годы собранные и записанные им по городам и весям Финляндии и Карелии руны «Калевалы». Публикация народного эпоса явилась событием значительнейшим в развитии культуры финского народа.

Основывается Гельсингфорский университет. Преподавание в нем вводится на финском языке. При демократичности порядков, дарованных автономии, это позволило финнам получить широкий доступ к высшему образованию. К середине века появляется значительный слой собственно финской интеллигенции, говорящей, мыслящей, творящей на финском языке. Особое значение в воспитании национального самосознания приобретает поэзия Иоханна Людвига Рунеберга, строфы из его поэмы «Сказания прапорщика Стооля» становятся текстом национального гимна Финляндии. Произведения Цакариаса Топелиуса, поэта и драматурга Алексиса Киви, Минны Хант, Тойво Паккола, Эйно Лейно, Илмари Каанто и многих других дали мощнейший импульс в развитии финской культуры. Возникает классическая финская музыка — Ян Сибелиус, живопись — Ээро Ярнефельд, Альберт Эдельфельд и другие, театр и, наконец, архитектура. На грани XIX–XX столетий возникает особое ее направление — финский романтизм, ярчайшим представителем которого стал, например, Ларе Сонк и с ним целая плеяда.

Понятие родины у человека формируют три величайших фактора: история его страны, ее природа, ее культура. Все эти три ипостаси ярко отпечатались в сознании финского народа к концу XIX века. Нация создалась и созрела для самостоятельного самосознания без какой бы то ни было эгиды. Таковыми были, к счастью для финнов, результаты дарованной Александром I и оберегаемой Николаем I и Александром II автономии.

И все было бы хорошо, но в конце правления Александра III нарастает среди русской администрации княжества шовинистическое отношение ко всему финскому. Тенденция эта особо усиливается в первые же годы бездарного правления Николая II. В феврале 1899 года Николай издает манифест, практически лишающий Финляндию автономии. Распускается финская гвардия, упраздняется кадетский корпус, начинается усиленная русификация Финляндии: мол, «много воли дали чухонцам, надо их прижать».

Это вызвало бурю негодования не только в самой образованной среде финского общества, но и во всем народе. Начинается активное сопротивление всему русскому. Не только языку, но порядкам. Возникает неодолимое желание во что бы то ни стало вырваться из когтей двуглавого русского орла. Результат всего этого, как ни печально констатировать, — агрессивный сепаратизм: вон из России любой ценой!

В области же церковной жизни отношения лютеранской церкви и православия складывались в это время тоже не лучшим образом. Суть противоречий между ними искать следует тоже в историческом развитии Финляндии. Еще в 1781 году в Шведском королевстве был издан закон, согласно которому верховный правитель Великого Княжества Финляндского обязан быть принадлежным лютеранскому вероисповеданию. Александр I, в 1809 году став Великим Князем Финляндским и на заседании Воргского сейма того же года утвердив все шведские законы, в Финляндии действовавшие, своей собственной волей эти законы и порушил, причем в такой тонкой сфере, как сфера конфессиональная. Не будем его осуждать. Во-первых, нужно было расположить к себе, к России финское общество (состоявшее тогда, как я уже упоминал, сплошь из шведов). Во-вторых, все ближе к отечеству подступала наполеоновская экспансия, и не было времени и сил писать новые законы для только что обретенной территории. В результате всего этого православная церковь становится в Финляндии церковью лишь терпимой. Да и прихожане ее — незначительная часть населения Выборгской губернии. С 1830 года православной общиной в Финляндии руководит Выборгское духовное управление, под эгиду которого тогда и подпадают два могущественнейших монастыря — Коневецкий и Валаамский. Но в силу малочисленности паствы роль Русской Православной Церкви в княжестве была весьма незначительной, а к началу XX века, невзирая на все усилия русской администрации, православие оказалось притесняемой конфессией.

х х х

В монастыре Валаамском конъюнктуры эти ощущались весьма слабо. Монастырь процветал.

Иеромонах Маврикий, побывавший на богомолье в Святой Земле, становится в начале века настоятелем обители. На его долю пришлись труды по созданию на Валааме Нового (или Северного) Иерусалима: строятся скиты — Новоиерусалимский (Воскресенский), Гефсиманский, закладывается на Скитском острове скит Смоленский. Последний проектировался Великим Князем Петром Николаевичем, строился же на пожертвования императорской фамилии. Освященный во имя иконы Смоленской Богоматери, он стал скитом, в храме которого читалась неусыпная псалтырь, поминались все русские воины, павшие на полях Первой Мировой войны.

Что же касается Северного Иерусалима, то о нем вообще разговор особый. Во-первых, вся территория получила к 1911 году топонимику Святой Земли: гора Сион (на вершине которой и был воздвигнут ансамбль Воскресенского скита), Кедронский поток (маленький ручей из Никонова озера в малую Никоновскую бухту), Гефсиманский сад (небольшое пространство вблизи той же бухты), в котором была построена деревянная живописная церковь Успения Богородицы и крохотная напротив нее Гефсиманская часовенка, гора Елеон (скальный массив над Гефсиманским садом, где тоже поставили живописную деревянную часовню, освященную в честь Вознесения Господня), за Гефсиманией Иосафатова долина и так далее.

Чуть отвлекаясь в сторону, о скитах монастырских. Слово «скит» происходит от древнегреческого «аскетес» — подвижник. Таким образом, понятийно перевести его на современный русский можно как «убежище подвижников». Сами же скиты в монастырях, и в Валаамском в том числе, были своеобразными филиалами монастыря. В целом подчиняясь монастырскому уставу, распорядку, хозяйственной его деятельности, скиты имеют и свои уставы, определяющие содержание бытия братии именно в этом скиту. И хоть Валаамская обитель являлась киновиею, то есть монастырем с общежитийным уставом, согласно которому и послушание, и трапеза общие, скитская и анахоретская жизнь в монастыре поощрялись.

Но избрать жизнь скитскую или отшельническую можно было только с благословения самого настоятеля. И непременно пройдя прежде общежитийные послушания в самом монастыре. Если говорить языком современным: нужно было вначале зарекомендовать себя способным к жизни истинно подвижнической. Далеко не каждый мог быть определен на жизнь в скиту, а тем более на пустынничество. В начале XX века общее число братии насчитывало почти 1200 человек, и только около 150 из них подвизались в скитах, а отшельников были вообще считанные единицы. Труден и долог путь по лестнице духовного совершенствования и всегда неисповедим.

Ансамбль скита Воскресенского завершен к 1911 году. Правда, храм освятили уже в 1906 году. Создавался скит на пожертвования купца Сибирякова по проекту и под руководством петербургского епархиального архитектора Баранкеева. Ансамбль сточки зрения архитектурной и композиционной необыкновенно своеобразен. Сколь бы ни было подробным словесное описание деталей его архитектуры, вряд ли в воображении он предстанет именно таковым, каковым существует реально. Поэтому я не стану утомлять читателя лишними словесами, скажу только о самом главном — о храме скита.