— Быть квалифицированным злодеем, — говорит назидательно Злючка-Гадючка, — дело серьезное. Для него особый талант нужен. Вот у меня талант. А из тебя еще неизвестно что получится. Но ты ведь, кажется, мастер делать гадости?
Это уж она зря! Конечно, Ванечка всегда был не прочь созорничать. Но зачем же так прямо «гадости»? Ну с Ленкой подерется, Серафима за хвост дернет, убежит куда-нибудь без спросу… Только ведь он не нарочно. Это у него само собой получается.
Даст, бывало, Ванечка маме самое свое честное и верное слово, что не заглянет без спросу в ее туалетный столик и, разумеется, собирается, как настоящий мужчина, сдержать слово. Но чем он виноват, если этот противный столик сам нарочно на глаза лезет? Так и зовет, так и приманивает:
«Ну загляни, загляни в меня — никто не узнает, а у меня столько завлекательных вещиц для тебя припасено». Разве тут выдержишь? Сначала Ванечка решает просто выдвинуть ящик и посмотреть, только посмотреть, и ничего не трогать руками. Но все кончается тем, что он непременно разольет что-нибудь, рассыплет или сломает.
— Что, Ванечка, обременительно быть хорошим мальчиком? — усмехается Злючка-Гадючка. — А непослушному и злому куда легче живется.
— Стыдно, — шепчет Ванечка. — Потом стыдно бывает.
— Ха! — беспечно машет рукой девчонка. — Это только с непривычки. А как привыкнешь — одно удовольствие! Хорошо живется злым, Ванечка. Можешь мне поверить. Никого тебе не жалко. Ни о ком у тебя душа не болит. А чего тут хорошего, когда болит душа? Это еще хуже, чем зуб или живот. Хочешь знать правду? — Злючка-Гадючка наклонилась к Ванечкиному уху. — Если б у тебя сейчас не болела душа за Ленку, ты бы уже избавился от этого украшения, — и она щелкнула тонким и гибким, как прутик, пальцем по его уху.
Вот ведь люди! Дались им эти злосчастные уши! Только забудешься — обязательно напомнят.
Так Ванечке стало жалко себя — хоть плачь! Мама уехала — соскучилась. Как будто он не соскучился! И Ленка, и Серафим — все его бросили. Никому до него дела нет. А он тут должен мучиться, голову себе ломать, как ему жить дальше.
А что если назло всем взять и выучиться на злодея? Тогда все ребята на улице будут перед ним на цыпочках ходить. А он станет ими командовать и делать все, что ему захочется. И слушаться никого не надо. Вот жизнь — так жизнь!
А как же мама? И папа?.. Папа всегда говорил, что муж чина должен быть сильным и добрым. Непременно добрым. Иначе грош цена его силе. А Ленка? Что с нею будет?
Нет, нельзя, никак нельзя ему становиться злодеем. Но эти ужасные уши? Как он покажется с ними у себя во дворе? Все мальчишки будут на него пальцем показывать и смеяться. Особенно Витька Збых. Мама будет плакать и потихоньку пить лекарство. А Ленка высокомерно выгнет свою» бровь и скажет: «Так я и знала…»
Нет, нельзя ему возвращаться домой в гаком нечеловеческом виде!
Вот задачка! Перелистай все на свете учебники — не найдешь такой трудной.
Глава одиннадцатая, в которой выясняется, что паучок был прав, а Лена стала жертвой чудовищного обмана
— Лена! Леночка!
Кто это? Мама?..
— Мама? Ты жива? Ты вернулась?
Нет, это не мама, над нею наклонилась молоденькая девушка. Лицо у девушки доброе и все в золотистых солнечных крапинках, а глаза синие-синие.
— Жива твоя мама, Леночка. Долетел самолет. Ничего с ним не случилось.
— Жива? И все хорошо?
— Все хорошо, Лена.
— А ты кто? Ты фея?
Померкли веснушки. Девушка погладила свою почтальонскую сумку и вздохнула:
— Нет, Леночка. Я всего-навсего Весть, Добрая Весть. Люди зовут меня Наденька-Радость. Потому что их радуют встречи со мной. Но ведь то добро, что я приношу им, делает кто-то другой, а не я. И это грустно. Может быть, когда-нибудь я и сама научусь делать добрые чудеса. Тогда я стану настоящей феей. Такая есть у меня заветная мечта. А если чего-то очень хочешь, то в конце концов обязательно добьешься. Не так ли?
— Наденька-Радость, подожди, — Лена наморщила лоб, припоминая. — Вот здесь паучок на паутинке качался, как на качелях. Веселый был паучок. Он обещал мне радость. И я ему поверила. А потом пришла тетушка с сумкой…
— Вот эта? — Добрая Весть кивнула на скромно стоящую в сторонке Тетушку Дурные Вести. — Я ее очень хорошо знаю, Лена.
— Она тоже назвалась Вестью.
— Это Дурная Весть, Лена. А ну-ка, дай сюда ее телеграмму!
Разжала Лена кулак, а в нем смятая бумажка. Совершенно чистая бумажка — ни единого словечка, ни единой буковки.
Смотрит Лена во все глаза — ничего понять не может. Вот ведь чудо! Прямо как в сказке.
Что же все-таки случилось? Куда запропала настоящая телеграмма? Откуда в Дальнем Лесу оказался Петька со своими дружками? Знаешь что? Давай-ка заглянем в прошлое. В сказке это очень просто делается. Стоит только перевести назад стрелки на Старых Часах. Вот так. Видишь, теперь они показывают половину шестого…
На дворе раннее утро. Все дети спят. На улицах и во дворах нет никого, кроме дворников и воробьев, просыпающихся с рассветом. У дверей квартиры, где живут Ванечка и Леня, появилась Добрая Весть. Она достала из сумки телеграмму и нажала кнопку Дверного Звонка. Звонок ответил ей тревожно и грустно.
Тебе приходилось когда-нибудь звонить в пустую квартиру? Звонок тогда отзывается совсем иначе, он будто говорит:
— Мне очень жаль, но дома никого нет.
Добрая Весть поняла, что сказал ей Дверной Звонок. Расстроенная и озабоченная, вышла она из подъезда и присела на скамью. Что делать? Искать детей? Но у нее скопилось великое множество вестей. Столько людей ждет ее к себе сейчас же, сию минуту, и она не имеет права опоздать. Тогда кто-то не встретит на вокзале близкого человека. Кто-то обидится на лучшего друга. Кто-то, не получив долгожданной телеграммы, будет волноваться и пить валериановые капли.
Но Ванечка и Лена? Где же они? Что с ними?
— Ах, если бы я была феей! — вздохнула Добрая Весть. И тут она заметила, что возле нее, пытаясь привлечь внимание, пьется стайка воробьев. Особенно старается один — взъерошенный, отчаянный, нахальный. Ты, конечно, сразу узнал его. Это был приятель Лены — Петька. Добрая Весть протянула руку. Петька, спланировав, уселся на раскрытую ладонь и пронзительно закричал. Его дружкам тоже захотелось вставить словечко. Но их было так много, что получился невероятный гвалт. Добрая Весть с трудом разбирала их сбивчивый рассказ.
— Дальний Лес… Дальний Лес… — повторила она в раздумье. Потом встала решительно: — Вот что, юноши! Есть дело. Ответственное дело. Не знаю, справитесь ли…
Воробьи отозвались громко и дружно.
— Хорошо, хорошо! Вот видите, телеграмма. Для Ванечки и Лены. Она им поможет в трудную минуту. Найдите детей во что бы то ни стало. И отдайте. Только им — больше никому. Понятно? Смотрите — беречь пуще глаза. Ну, ни пуха, ни пера!
Подхватили воробьи телеграмму и дружно взмыли и воздух.
Как славно, как хорошо за городом! Вот бы где полетать, покувыркаться на просторе. Но дело есть дело, и Петька крепче сжал клюв. Телеграмма не тяжелая, но лететь с нею не удобно. Поэтому время от времени воробьи сменяли друг друга. Они довольно быстро добрались до опушки Дальнего Леса. Решили сделать привал. Кто знает, что ждет их в этом самом Дальнем Лесу. Не мешает подзаправиться на всякий случай.
И тут Петька услыхал приятные, прямо-таки завлекательные звуки: щелк, щелк… Сомненья быть не могло — кто-то совсем близехонько щелкал подсолнечные семечки. Самые вкусные, самые прекрасные на земле подсолнечные семечки! Воробьишки бережно опустили телеграмму на вовремя подвернувшуюся кочку, и Петька полетел на разведку. Так и есть! На траве расположилась толстая тетка — лежит себе, блаженствует и щелкает семечки.