— Лучше, — ответила она. — Спускайся ко мне.
На противоположном берегу озера среди горечавки, астр и колокольчиков лежали рядышком Клод и мадам Гудериан, подстелив надувные матрацы, грея свои старые кости и лакомясь черникой, которой зарос весь луг. Неподалеку ритмично покачивалось белокожее тело Фелиции. Она полоскала одежду в маленьком ручье.
— Как хочется быть молодой и сильной! — с ленивой улыбкой на губах проговорила мадам. — Малышка так возбуждена нашей безумной затеей, что прямо светится. А сколько терпения и выносливости нашлось у бедной Марты. Просто не верится в твои зловещие пророчества, mon vieux note 28.
— Угу, мой маленький милосердный ангел, — проворчал Клод. — Анжелика, я сделал кое-какие подсчеты.
— Sans blague? note 29
— Ничего смешного. Пятнадцать дней назад мы покинули замок короля Йочи в Высокой Цитадели. Одиннадцать у нас ушло только на то, чтобы одолеть тридцать километров от Рейна до гряды Шварцвальда. Я думаю, нам никак не уложиться в четыре недели, даже если поможет Суголл. До Дуная еще добрых пятьдесят километров. И около двухсот по реке до Риса.
Она вздохнула.
— Наверное, ты прав. Но теперь Марта достаточно окрепла, так что будем двигаться быстрее. Если не вернемся до начала Перемирия, придется ждать другого случая.
— А во время Перемирия нельзя?
— Нет, если мы рассчитываем на помощь фирвулагов. Перемирие, длящееся месяц до и месяц после Великой Битвы, священно для обеих рас: ничто не заставит их напасть друг на друга. Это время, когда вся знать и все воины едут на Битву и с нее, а само побоище происходит на Серебристо-Белой равнине, близ столицы тану. Прежде, когда фирвулаги выигрывали состязания, на следующий год они устраивали Битву на своем Золотом поле, где-то посреди Парижского бассейна, возле большого города фирвулагов под названием Нионель. Но теперь, за сорок лет экспансии тану, поле совсем заброшено.
— Тактически самый удобный момент для нападения на шахту — именно Перемирие, когда город опустеет. Так ли уж нам нужны фирвулаги?
— Нужны, — отрезала она. — Нас всего сотня, а правитель Финии никогда не оставляет шахту без охраны. Там остаются серые и серебряные, причем некоторые из них умеют летать. Но истинная причина такого расписания связана с общим планом. Мы должны руководствоваться стратегией, а не тактикой. Наша цель — разрушить не просто шахту, а союз тану и людей. План подразделяется на три этапа: первый — акция в Финии, второй — проникновение в столицу, в Мюрию, где необходимо уничтожить фабрику торквесов, и третий — закрытие врат времени у замка. Вначале мы думали развязать партизанскую войну, после того как будут выполнены все три этапа. А ныне железо открывает возможность диктовать свои условия. Мы потребуем свободы для всех людей, которые по принуждению служат тану.
— А когда ты рассчитываешь осуществить второй и третий этапы? Во время Перемирия?
— Ну да! Для них помощь фирвулагов нам не нужна. Перед Великой Битвой столица тану переполнена приезжими — даже фирвулаги могут проникать туда безнаказанно! То есть доступ к фабрике во многом упрощается. Что до врат времени…
Легко, как горный ручеек, к ним подбежала Фелиция.
— Там на склоне Фельдберга какие-то вспышки!
Старики поднялись на ноги. Мадам из-под ладони поглядела туда, куда указывала девушка. На высоком лесистом склоне действительно мелькали короткие двойные вспышки.
— Это сигнал! Видимо, Суголл нас засек. Скорее, Фелиция! Зеркало!
Спортсменка бросилась к расселине, где были свалены их рюкзаки, и через несколько секунд вернулась с квадратным, оправленным в рамку зеркальцем. Мадам повернула его под углом к солнцу и направила отзыв, как учил Фитхарн: семь длинных, медленных вспышек, потом шесть, пять, потом четыре-три-две-одна.
Вскоре с горы пришел ответ: одна-две-три-четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь.
Они облегченно вздохнули.
— И на том спасибо, — сказал Клод. — Хоть не сразу на расстрел.
— Да, — усмехнулась мадам. — Видно, Суголл решил нас выслушать, прежде чем выпустить нам мозги. Eh bien… — Она отдала девушке зеркальце. — Как вы думаете, сколько потребуется времени, чтобы достичь подножия Фельдберга? Долина как будто неширокая, но на ней есть лесистые участки, где могут скрываться les Criards, поэтому нам, возможно, предстоят испытания почище грибного леса.
— Будем надеяться, что Суголл держит в узде своих друзей и родственников, — откликнулся палеонтолог. — Местами долину пересекают ручьи и овраги, но все же тут под ногами не та пористая слизь, как в грибном лесу, и можно двигаться почти что по прямой. С Божьей помощью за день доберемся.
— Одежда высохнет через час, не раньше, — сообщила Фелиция. — После этого тронемся и будем идти до захода солнца.
Мадам согласно кивнула.
— А я тем временем раздобуду что-нибудь на обед, — весело добавила Фелиция и, схватив лук, как была, голышом, устремилась к нависшим скалам.
— Артемида! — восхищенно воскликнула мадам.
— У нас в Зеленой Группе был один антрополог, он тоже так ее называл. Дева-лучница, богиня охоты и растущей луны. Притом вполне безобидна, если время от времени приносить ей кого-нибудь в жертву.
— Allons donc! note 30 До чего у тебя однонаправленный ум, Клод! Фелиция еще ребенок, а ты рисуешь ее каким-то чудовищем. Взгляни, как очаровательно она вписывается в дикую плиоценовую природу!
— Что и говорить! — Добродушное лицо старика вдруг сделалось суровым и жестким, словно окружавший его гранит. — Только она не удовлетворится существованием на лоне природы, пока в мире Изгнания есть золотые торквесы.
— Спасибо, Ричард. — Марта улыбнулась и заглянула ему в глаза.
Зрение его было еще затуманено, поэтому она показалась ему прекрасной, как и то, что произошло между ними.
— Кто бы мог подумать, — проговорил он. — Я… вовсе не хотел… причинить тебе боль.
Ее ласковый, чувственный смех согрел ему душу.
— Да не бойся, я еще не совсем развалина, правда, в последнее время мои кости не вызывали у них особого вожделения. В четвертый раз мне сделали кесарево, причем эти коновалы толком не знают, как его делать. Разрезали посредине, схватили свое драгоценное дитя и прошлись кетгутом. Зажило, нет — им все равно, опять подкладывают под своих племенных быков! Пятая беременность наверняка бы меня доконала.
— Грязные свиньи! Неудивительно, что ты… уф… прости! Тебе, я думаю, неприятно вспоминать об этом.
— До сих пор было невыносимо, теперь уже нет… Знаешь, ты мой первый мужчина в плиоцене… их я не считаю.
— А Штеффи… — смущенно пробормотал он.
— Я любила его как друга. Он заботился обо мне, выхаживал, будто я ему сестра. Мне так его не хватает. Но зато у меня есть ты. Пока мы шли через этот жуткий лес, я наблюдала за тобой. Ты славный парень, Ричард. Я надеялась… ну, в общем, что не буду тебе противна.
Он сел, прислонясь спиной к горячему камню. Она лежала ничком, уткнувшись подбородком в сложенные руки. Располосованный живот и жалко обвислые груди не видны, и в этом положении она выглядит почти нормально, только ребра и лопатки слишком выступают, и кожа такая прозрачная, что каждый сосудик просвечивает. Под глазами легли черные тени, губы бледные, с каким-то синюшным оттенком, хотя растянуты в улыбке. От былой красоты ничего не осталось, но эта женщина только что любила его так страстно, самозабвенно, и когда внутренний голос сказал ему: она долго не протянет, — сердце сжалось от чудовищной, небывалой боли.
— А ты как здесь очутился?
Сам не зная зачем, он без утайки, не щадя себя, поведал ей все: как шагал по трупам, как путем подсиживания и предательства добыл себе чин капитана звездного корабля, как его подлость и жестокость обернулась богатством, престижем, последним преступлением и наказанием.