Снова киваю. Встаю и охаю от резкой боли в заднице. Чудесно. Сжимаю зубы на обеспокоенный папин взгляд и иду в ванную.

На ужин у нас деликатесы – курица-гриль, красная икра, мой любимый ананас. Благодарю папу. Ем и не чувствую вкуса. Как будто кусок картонки жую.

Смотрим до полуночи телевизор, какая-то юмористическая программа. Папа хохочет, а я сижу с каменным лицом.

После лежу в кровати и не понимаю, почему мне не больно? Я отлично помню все, что произошло вчера. Это… предательство, если можно так назвать, хотя этого слова бесконечно мало. Все это напоминает неплохой американский фильм «Жестокие игры», там вроде главного героя звали Себастиан. Так почему же нет боли? Кусаю себя за запястье. Почти ничего не чувствую. Пожимаю плечами и приказываю себе спать.

4 марта

В старой школе все по-прежнему. Ребята рады меня видеть, чего не скажешь об учителях, по-моему. Я всех обгоняю по программе. Мой английский безупречен, по сравнению с остальными.

Пусто.

После школы меня зовут погулять, отказываюсь, бреду домой, делаю уроки, кушаю, смотрю телевизор.

В кровати проверяю, могу ли я еще чувствовать что-нибудь – кусаю себя за запястье как можно сильней. Едва больно, несмотря на яркий отпечаток.

Спи.

7 марта

Мне не снятся сны. Это я понял сегодня. А раньше часто снились. Одноклассники называют меня зомби, и ведь они недалеки от истины. В школе сижу на задней парте, почти не отвечаю на вопросы, только когда меня вызывают к доске и то едва раскрываю рот. Дома так же. Сделаю уроки, беру книгу, делаю вид, что читаю, а сам часами сижу на одном месте и ловлю себя на том, что даже мыслей нет никаких.

15 марта

Значительно потеплело. Сегодня урок физкультуры был на улице. При пробежке я упал прямо в лужу. Все засмеялись, но почему-то их смех резко оборвался, когда я поднялся с невозмутимым лицом.

Отпустили пораньше домой. Опять меня куда-то звали. Не хочу.

Плетусь с безразличием ко всему. У своего дома вижу знакомую шикарную машину. Ни отголоска эмоций. Ян выходит из нее, чуть шатаясь. Я сразу понимаю почему – от него разит спиртным. Он оглядывает меня, я смотрю в сторону.

— Привет, — зачем-то говорит он.

Закрываю крепко-крепко глаза на секунду и резко открываю. Так, что я здесь стою? Нужно домой. Обхожу его, иду в подъезд, поднимаюсь уже на второй этаж, как входная дверь с грохотом открывается, влетает Ян. Тяжело дышит, стоит ниже меня на ступеньку. Это уравнивает нас в росте. Равнодушно отмечаю его спутанные волосы, лихорадочно горящие глаза.

— Тёмка… — шепчет он. – Я не могу без тебя…

Даже не морщусь от перегара.

— Я постоянно думаю о тебе. Постоянно. Тёмка, я…

Пусто. Никакого отклика. Разворачиваюсь и делаю еще шаг, прежде чем теплая рука сжимается на моей. Не пытаюсь вырваться, прикосновение не обжигает, как раньше.

— Тём, я такой идиот, — он порывисто меня обнимает. Прижимается щекой к моей груди. – Тём…

Почему он повторяет без устали мое имя? Отстраняюсь. Ни слова не говорю.

— Тёма… — в его глазах будто бы отголоски боли. Это ложь. Такие люди не испытывают таких чувств. – Забери ее.

Парень копошится в карманах и достает брелок. Как я догадываюсь от Феррари. Засовывает его мне в руку. Сжимаю его до боли. Металл врезается в кожу. А затем медленно делаю три шага до мусорного бака и выкидываю ключи туда. Ян меняется в лице, ничего не говорит. Я поднимаюсь к себе в квартиру и делаю уроки. Потом смотрю телевизор. Лишь когда приходит папа, я вспоминаю, что забыл поесть и ужинаю с ним.

17 марта

Ян ждет меня на лавочке у подъезда. Прохожу мимо, иду в школу. Он шагает позади. Без перерыва курит. Встречает меня после школы, так же провожает домой. Ему делать нечего?

24 марта

Это продолжается неделю. Одноклассники начали спрашивать, не мой ли это поклонник. Ничего им не отвечаю. Его присутствие начало меня раздражать. И ничего больше. Так относятся к мухе, которая летает по квартире и жужжит. Вроде и подняться за мухобойкой неохота, а вроде и не дает сосредоточиться.

Что со мной? Почему я ничего не чувствую? Не хочу разбить его самодовольное лицо? Чтобы он захлебывался своей кровью? Как следует дать в живот? Чтобы он хватал воздух ртом, чтобы перед глазами потемнело? Я жив вообще? Иду в ванную и умываюсь. Ледяной водой. Тру щеки. Бледность достала. Мой взгляд натыкается на лезвие от папиной бритвы. Знаю, это не решение, но так хочется ощутить себя живым. Оно мягко рассекает кожу, выступает кровь, капает вниз, в раковину. Слизываю каплю и снова раздражаюсь. Ничего! Не больно почти. Еще раз провожу лезвием по запястью. Печет. Хочу быть живым. Но, видно, не судьба.

29 марта

Это уже как маленький ритуал. Ян провожает меня до школы и обратно, а потом я сижу в ванной и наблюдаю, как кровь капает из раны на запястье. Это не больно. Почему не больно? Я хочу жить, понимаю, что живые испытывают боль.

***

Сегодня воскресенье. В школу не нужно. Я не увижу Яна. Эта мысль не вызывает никакого отклика в душе. Папа весь день работает, звонил, будет поздно. Сказал варить пельмени. Но за ними нужно сходить в магазин. Одеваюсь, спускаюсь вниз и натыкаюсь на Яна на привычном месте. По его виду можно предположить, что он рад меня видеть. Робкая надежда. Ян робкий?

В магазине очередь. Он стоит на улице и курит. Помятый, серый, с синеватыми тенями под глазами. Интересно, как я выгляжу? Так же? Хватит. Внезапно это слово вырывается из глубины моей души. Мне надоело. Больше не хочу его видеть. Никогда. Ну их на фиг эти пельмени. Почти выбегаю из магазина. Ян удивлен, видя, что я направляюсь к нему. Чеканю, глядя в его глаза:

— Оставь меня в покое. Не смей больше появляться в моей жизни. Убирайся.

— Тёма… — шепчет он.

Разворачиваюсь на пятках и почти убегаю. Он бежит следом:

— Выслушай меня, пожалуйста.

— Пошел к черту, — не замедляю ход.

— Тёма!

— Оглох? – равнодушно интересуюсь я.

— Тема, всего пять минут, — его тон просящий. Но и это меня не останавливает. Тогда Ян хватает меня за руку, попадает на запястье, и я шиплю от боли. Его глаза становятся круглыми, в них зажигается огонек подозрения, он, не обращая внимания на мои попытки вырваться, закатывает рукав куртки и замирает, видя темные полосы ран на моей коже.

— Ты… Тёма…

Не понимаю, но он улыбается. Это выбивает меня из колеи.

— Что смешного? – я кидаюсь к нему.

— Ты… тебе больно.

— Мне не больно, идиот! Не больно! Поэтому я это и делаю! Чтобы мне было больно! Но ничего не чувствую! – меня прорывает. Я еще что-то кричу, а он лишь продолжает глупо улыбаться. Меня это бесит, я замахиваюсь и ударяю его. Тут же кричу от боли в костяшках. Что у него за лицо такое? Железобетонное! Он смеется. Я ударяю еще раз, у него идет кровь из носа. Но он как будто этого не замечает. Мне становится обидно, внутри все горит. Я, не соображая, ору: