Длить описание ее наряда

Не буду я, да это и не надо.

Маркграф кольцо надел на палец ей,

Нарочно принесенное из дома,

И на коне, что снега был белей,

Гризельду перевез в свои хоромы.

По всей дороге, радостью влекомый,

Бежал народ. Весь день гудел дворец.

Пока не село солнце наконец.

Рассказ продолжу. Юной маркграфине

Такая прелесть дивная дана

Была с рожденья божьей благостыней,

Что трудно было верить, что она

В крестьянском бедном доме рождена

И выросла среди домашних тварей,

А не в палатах пышных государя.

Любовь она снискала и почет

У всех кругом. Ее односельчане,

С которыми она из года в год

Встречалась и беседовала ране

На улице, в дубраве, на поляне,

Готовы были клясться, что не дочь

Она Яниколы, как день не ночь.

Хоть добродетели была отменной

Она всегда, но ныне добротой

Вдруг засияла необыкновенной

Душа ее, а все слова такой

Приобрели красноречивый строй,

Что вызывала чувство восхищенья

Она у всех людей без исключенья.

Не только в городе Салуццо, — нет,

По всей стране о ней гремела слава,

Все говорили, что от века свет

Очаровательней не видел нрава.

В Салуццо шли толпой тысяче главой

Мужчины, женщины — и стар и млад,—

Чтоб только на Гризельду бросить взгляд.

Брак заключив, — как будто недостойный,

На деле ж королевский, — жил маркграф

С женой своей счастливо и спокойно.

Да и народ хвалил ее, поняв,

Что был он в выборе супруги прав.

Все славили его за ум отменный,

А это ведь не так обыкновенно.

Не только по хозяйству все дела

В руках Гризельды спорились отлично,

И в управленье краем, коль была

В том надобность, она входила лично.

Все споры подданных своих обычно

Она умела быстро разрешать,

В сердца враждебные елей вливать.

В отъезде ли был государь иль дома,—

Все тяжбы меж баронами она,

Непогрешимой чуткостью ведома,

Кончала миром, — так была умна,

Так в обращении с людьми ровна,

Что ангелом они ее считали,

Ниспосланным их утолить печали.

Когда еще не минул первый год,

Дочь родила Гризельда молодая.

Хотя мечтал о мальчике народ,

А также и маркграф, владыка края,—

Довольны были все, предполагая,

Что им наследника не долго ждать,

Раз не бесплодной оказалась мать.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Немного погодя, — еще кормила

Гризельда грудью девочку, — сполна

Маркграфа мысль одна заполонила:

Проверить, подлинно ль ему верна

И всей душою предана жена.

Задумал он — сказать могу я смело —

Не в добрый час худое это дело.

Испытывал Гризельдину любовь

Уже не раз он, и супругой верной

Она оказывалась вновь и вновь.

Зачем же снова муке беспримерной

Ее подвергнуть вздумал он? Наверно,

За мудрость это многие сочтут,

Я ж недомыслие лишь вижу тут.

Вот как маркграф свой замысел безбожный

Осуществил. В ночи войдя к жене

И взор на ней остановив тревожный,

«Гризельда, — молвил он, — скажите мне:

Вы помните, я думаю, о дне,

Когда вы сняли ваш наряд убогий

И я вас ввел женой в свои чертоги?

Надеюсь я, Гризельда, что сейчас,

Когда столь дивной стала ваша доля,

Вы не забыли, что извлек я вас

Из нищеты, которую дотоле

С отцом вы разделяли поневоле.

Я вас прошу внимать усердно мне,—

Мы с вами говорим наедине.

Вы знаете, как в здешние покои

Явились вы, и вам я до сих пор,

Гризельда, предан телом и душою.

Но иначе, увы, настроен двор:

Они считают, что для них позор

Быть подданными женщины безродной,

Служить тебе дворянам не угодно.

С тех пор, как дочь ты родила, сильней

И громче стали эти разговоры.

Но я желаю до скончанья дней

С моими верными прожить без ссоры.

Мне надоело слушать их укоры,

И дочь твою им в жертву принести

Придется мне, — иного нет пути.

Прискорбно это мне, бог видит; все же

Я не желаю действовать тайком.

Скажите, что и тут согласны тоже

Вы мне подмогой быть, как и во всем.

Припомните, как вы клялись мне в том,

Что ваша верность будет вечно в силе.

То было в день, когда мы в брак вступили».

Услышав эту речь, она ничем

Не выдала душевного волненья,

Ее лицо не дрогнуло совсем.

«Мы в вашем, государь, распоряженье,—

Она промолвила, — повиновенье

Закон для нас, и он неколебим.

Мы с дочерью лишь вам принадлежим.

То, что вам по сердцу, и мне отрада,

В моей душе своих желаний нет;

Что, кроме вас, мне в этой жизни надо?

Лишь через вас мне дорог белый свет.

Так было, есть и до скончанья лет

Останется: любовь мою, поверьте,

Не истребить ни времени, ни смерти».

Ответу этому маркграф был рад,

Но, не подав и виду, так же строго

Он на жену глядел и мрачный взгляд

В последний раз к ней обратил с порога.

Свое намеренье спустя немного

Слуге он сообщил наедине

И поручил ему пойти к жене.

Служил дворецким тот и всей душою

Маркграфу предан, для него готов

Он был любое дело, хоть бы злое

Свершить немедленно без дальних слов.

Откликнулся и ныне он на зов:

Маркграфа волю выслушав, он сразу

Пошел к Гризельде по его приказу

И ей сказал: «Сударыня, у вас

Прошу заране для себя прощенья,

Но государев выполнить приказ

Я должен точно и без промедленья,

Хотя б он и внушал мне огорченье.

Приказ владыки для меня закон,

И выполнить его я принужден.

Ребенка вашего мне взять велели».

И, матери не дав задать вопрос.

Он выхватил дитя из колыбели

И сделал вид, что нож над ним занес.

Гризельда с мукой в сердце, но без слез

Овечкою несчастною сидела,

Пока ужасное творилось дело.

Ей подозрителен был суток час,

И человек, и речь его, и взоры

Его холодных, непреклонных глаз.

«Ах, неужели дочка, от которой

Так много счастья, будет мертвой скоро?» —

Так думала Гризельда, но, полна

Смирения, не плакала она.

В конце концов к дворецкому в волненье

С нижайшей просьбой обратилась мать

(Был человек он добрый от рожденья),

Чтоб подождал дитя он убивать,

Пред смертью дал его поцеловать.

Дочурку взяв, она благословила

И поцелуями ее покрыла.

Потом шепнула нежным голоском:

«Прощай навек, мой ангелок прелестный!

Я осенила грудь твою крестом,

Чтоб взял тебя к себе отец небесный,

Который изнемог от муки крестной.

Твою вручаю душу я ему,—

Сегодня в вечную ты канешь тьму».

Я думаю, и нянька не могла бы

Без ужаса на это все взирать

И стон бы издала, хотя бы слабый.

Так как же тут должна была б кричать

И корчиться от мук родная мать!

Но нет, без слез дворецкому вручила

Гризельда дочь и так проговорила: