Хорошая вещь — история, биография, описание пути… Общая характеристика… История литературных школ… Анализ ритма, словаря… Но лучше всего самая обыкновенная публицистика. Это утраченная, но необыкновенно важная вещь.
Еще смысловой и мировоззренческий анализ, то есть раскрытие мира поэта (или школы, или эпохи). Возможен психологический анализ. Но наивно искать «общие законы». Все попытки взять слово и построить на нем анализ проваливаются. Это, кажется, одна из тайн поэзии, и здесь разобьешь нос. Для языковеда ясна слабость Тынянова (хотя бы жалкий пример со словом «человек»…) Бог с ним. Меня не выпустят до 10–15 сентября. Разве что приедет Оля[340] или Кларенс.[341] Дай-то Бог. Целую вас.
Надежда Мандельштам.
Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову
17 августа 1967 г.
Дорогой Варлам Тихонович!
Получила ваше письмецо… Про Тынянова вы правы — лучше никого не было. Это значит — «по вашим грехам и то хорошо»… Так Анна Андреевна цитировала своего отца.
Подумайте, сколько мне еще оставаться здесь! Три недели! Надоело и хочется в Москву.
Меня ужасно беспокоит Илья Григорьевич.[342] Как он? Напишите, что знаете.
Понемногу работаю (текстология). Трудно и невыносимо грустно. Грустно от разного.
Как ваше здоровье? Судя по тону письма, не очень хорошо. Как вы живете? Один ли еще? Или Ольга Сергеевна вернулась? Передайте ей от меня привет.
Не забывайте меня,
Н. Мандельштам.
Лотман, наверное, затаил на меня обиду. Я ему когда-то написала, что Надежда Павлович[343] — это Елизавета Смердящая (она Елизавета?).
Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову
27 августа 1967 г.
Дорогой Варлам Тихонович!
Все письма ваши я получила.
За пребывание в Верее я сильно обыдиотилась. Что делать? Сейчас я уже скоро возвращаюсь (от 4-го до 6-го — когда будет машина). Вот наговоримся.
Н. Мандельштам.
Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову
1 сентября 1967 г.
Дорогой Варлам Тихонович!
Зря вы жалуетесь, что я не пишу. Я все время пишу, но только не письма, а записочки. Это вас и запутало.
Я скоро возвращаюсь. Честно говоря, жажду скорее. Вероятно, 6 сентября. Сейчас же позвоню вам.
Получила милое письмецо от Ольги Сергеевны и Сережи.[344] Отвечаю ей…
Н.М.
Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову
6 сентября 1967 г.
Дорогой Варлам Тихонович!
Дозвониться к вам я не могу.
Приехали мы раньше, чтобы быть на похоронах.[345]
Что если вы придете в субботу?
Н.М.
Н.Я. Мандельштам — В. Т. Шаламову
Июль, 21, 1968 г.
Дорогой Варлам Тихонович!
Ваше письмо получила. Спасибо. Еще написал мне Сучков, что хочет лепить О.Э…Я ответила вежливой отпиской, помня, что вы за что-то его не одобряете. В чем же, собственно, дело?
Я буду в Москве с 31-го по 2-е… Позвоню вам, чтобы вы пришли. Хорошо?
Работать не могу. Привыкла быть одной; не умею работать, когда не одна.
Скучаю. Целую вас.
Н. Мандельштам.
В.Т. Шаламов — Н.Я. Мандельштам
21 июля 1968 года
Дорогая Надежда Яковлевна,
если Сучков действительно хочет лепить Мандельштама, пусть лепит. Талант у Сучкова невелик. Мне он просто когда-то наобещал с три короба и ничего не сделал, морочил голову года три. Так не только Сучков из моих московских знакомых сделал и делает. В такой же породе — я обиды на него не держу.
Сучков не шпион, не доносчик, не бахвал, что немало. Через него я получил Платонова «Котлован». Последний раз видел года два назад. Подробнее — лучше при личной встрече.
Позвоните, и я приду в любой день, час. Если можно, в это время не приглашайте одиноких дам, кроме, разумеется, Натальи Ивановны Столяровой.
Привет. В. Шаламов.
1965 — 1968[346]
Переписка с Перли П.Д
П.Д. Перли[347] — В.Т. Шаламову
14.08.65 г.
Дорогой Варлам Тихонович!
Был вчера в Москве в Институте уха, горла и носа. Там нашли новый способ лечения неврита слуховых нервов. Лечат амбулаторно. Результаты обнадеживающие.
С удовольствием прочитал несколько статей, посвященных Вашим сборникам. Рад, что Вы получили признание.
Надеюсь, что Вы относительно здоровы и благополучны.
Видел рассказы Ольги Сергеевны «Девочки».
Часто вспоминаю Вас и наши беседы.
Ваш П. Перли.
Рига, Московская, 40, кв. 13.
1965[348]
Переписка с Лопатиной Е.Б
Е.Б. Лопатина[349] — В.Т. Шаламову
16/XI 65
Дорогой Варлам Тихонович,
у меня какое-то досадное чувство, что, увидя Вас в библиотеке, я не сказала того, что мне хотелось сказать; просто в этой духоте и толкучке я поздно это сообразила.
Знаете, я как раз в эти дни думала о том, что я очень благодарна судьбе за знакомство с Вами; потому что редко — даже среди давних и настоящих друзей — находишь такую общность в восприятии (и в потребности этого восприятия) ряда не только важных, но органически нужных тебе «тем». В абсолютно преобладающем числе случаев мне приходится в значительной степени себя ограничивать или из-за прямого ощущения разницы в восприятиях или из боязни (при моей нетерпимости в определенных вещах) нарушить гармонию в отношениях — если это касается друзей, отношения с которыми во многом для меня ценны и дороги.
Должна отдельно сказать, что я бесконечно благодарна за разговор об одном из героев, фигурирующих у Зощенко, это — действительно — укрепило и осветило какие-то мои исконные, очень важные «основы». Мне в чем-то стало непосредственно легче.
Я буду очень рада Вас повидать у себя, когда у Вас будет на это время. На всякий случай — с понедельника в течение нескольких дней я, видимо, не смогу распоряжаться своим временем:
наверное, приедет мой очень близкий ленинградский друг, которому сейчас не очень хорошо, и я должна буду все свободное время уделить ему.
Ел. Лопатина.
Е.Б. Лопатина — В.Т. Шаламову
13/ХП65 г.
Дорогой Варлам Тихонович,
очень жаль, что Вы не могли пойти вместе с нами на «Земляничную поляну».[350] Пожалуйста, обязательно посмотрите этот фильм; нам очень важно Ваше мнение.
Дело в том, что через 2–3 дня после того, как я его (фильм) видела, я пришла к чувству внутренней необходимости написать рецензию и так, чтобы ее напечатали. Та или иная форма равнодушия, дающая право (в смысле человеческой, гражданской преступности равнодушия), чтобы судьей, казалось бы, такого респектабельного человека стала какая-то странная, жестокая, может быть, изломанная личность (муж, высаженный из автомобиля).
Вместе с тем в этой теме равнодушия, сбережения самого себя (а есть ведь и другие факторы равнодушия) не все прямолинейно и просто — отношение к герою «простых людей», которых он лечил (это еще психологически проще), а вот — молодежь, которую он подвозит в своей машине, с заключительной сценой ночью у балкона — это уже милая, человеческая мордочка лихой девочки с трубкой и ее последние слова, обращенные к герою (видимо, независимо от внутреннего сдвига, происходящего в нем самом).
Ну, и ряд других столь тонких опосредствовании темы, что они часто доходят лишь «на следующий день». Не знаю, может быть, я в чем-то не права, воспринимая и переворачивая уж очень по-своему, исходя из своих каких-то «установок».
Так или иначе, но я сегодня сказала Наташе,[351] что мы с ней вместе должны написать рецензию, а пусть Лева Копелев со своими энергичными друзьями устроит, чтобы ее напечатали, если она выйдет так, что будет нам вполне нравиться.
Конкретного разговора на эту тему у нас с Наташей еще не было, я даже не высказала ей моих основных мыслей. Я не хотела это делать наспех. Но я хочу написать вместе с ней.
Давно кинематограф не занимал у меня столько времени, еще обязательно нужно посмотреть «Перед судом истории», где Шульгин[352] изображает сам себя и Нюрнбергский процесс.