Дракон на стене притягивал взгляд. Я даже прикрыл глаза ладонью, когда двинулся к выходу. Старшие товарищи неохотно посторонились. Оказавшись в коридоре, я первым делом вытащил телефон.

Мобильник Макса не отвечал. Позвонил на домашний – длинные гудки: один, другой, третий... На пятом соединилось.

– Слушаю... – услышал я хриплый, какой-то придавленный голос оружейника.

– Макс, я... А с тобой что случилось?

– Что значит – «а с тобой»? Сам как?

– Хреново, – признался я.

– Приезжай, – после короткой паузы сказал Макс. – Давай поскорее, ладно?

Сунув телефон в карман, я побежал. Только на проходной подумал – как буду отмазываться у Славика? Пиво же пить собирались. Ладно, придумаю что-нибудь... Про Костыля вспоминать не хотелось. Пока. Ни вспоминать, ни видеть его. Поговорить с Максом надо, а потом уже принимать решение.

Ничего придумывать не пришлось. Двор был пуст. Только на одной скамейке стояли в ряд одинаковые баночки тоника. Из-за угла, где стена корпуса соединялась с оградой, встревоженно гудело в несколько голосов. Над оградой показался Славик, увидел меня и, выпучив глаза, призывно помахал руками. Я оглянулся: низенький коротконогий ректор – виновник переполоха – выбирался из массивного «форда». Из-под седых усов его торчала длинная трубка. Хлопнув дверцей, он огляделся и со степенностью местного законодателя мод двумя пальцами поправил аккуратный шарфик, заколотый на пухлой груди матовой черной брошью.

Я припустил в сторону ворот.

У Макса еще и Виталик сидел. Оба Дракона выглядели, прямо скажем, неважно. Голова Макса была перебинтована, а у Виталика нос распух на пол-лица.

– Ё-п-р-с-т! – вырвалось у меня вместо приветствия. – На вас что – каток наехал?

– Присядем, – угрюмо кивнул Макс в сторону кухни. – Не каток, – продолжил он уже за столом, – джип.

– «Мерседес», между прочим, – добавил Виталик.

– Сам виноват, – вздохнул Макс. – В смысле – он, а не я. Боднул в зад на светофоре, я еле успел вывернуть на тротуар. А то бы швырнуло под встречные – и привет. А на тротуаре – столб. Короче говоря – кирдык моей «девятке». Менты так и сказали: сдавай в утиль.

– А «мерс», гадина, укатил, – прошипел Виталик. – И еще погудел на прощание, паскуда. Тот козел даже выходить не стал. Стекло опустил, с ментами побазарил через губу... На нас один раз только и посмотрел. Руку соизволил выпростать из салона.

На столе шелестели, медленно разворачиваясь, несколько бумажных шариков. Тысячные купюры. Штук пять.

– Ну а ты? – спросил Макс. – Почему кровь под носом?

Я послюнил палец, стер кровь. Потом наклонил голову и продемонстрировал шишку. Макс присвистнул, а Виталик нервно хмыкнул:

– Шапку удобно носить будет. Ни за что не свалится.

– Помолчи, – поморщился Макс и сказал мне: – Выкладывай.

Закурив, я начал говорить. Подробно. Услышав о неожиданном перевоплощении моего однокурсника Костыля, Макс с Виталиком переглянулись.

– Вот сволочи! – воскликнул Виталик-Аскол. – Ничего не боятся! Это даже не наглость, это... я не знаю что... Даже не верится. Мертвые никогда не играли в открытую.

– Совпадение, – сказал на это Макс. – Ух, как я ненавижу это слово. Совпадение. Но на этот раз, похоже, действительно... Мало ли людей, особенно молодых, экспериментируют со своим внешним видом. Если каждого подозревать... Говоришь, хорошо знаешь этого парня?

– По крайней мере твоего Костыля надо взять на заметку, – сказал Виталик. – Скорее он и не догадывается ни о какой Игре; может, его просто развели втемную, кинув тебе, чтобы тебя запутать. А может... Короче, берем на заметку. Я скажу ребятам, они за этим Костей малость походят. Последят.

На этом и сошлись. Я продолжал говорить. Но рассказать все до конца я так и не успел. Меня что-то снова начало потрясывать. Накатывала какая-то непонятная дурнота. Я даже курить толком не мог – тошнило от дыма. Перед глазами темнело, и нить рассказа то и дело ускользала от меня, как намыленная. Примерно на том месте, где я описывал роковой рисунок на стене университетского сортира, Макс, напряженно хмурившийся, вдруг вскочил и схватил меня за плечи.

– Нож давай! – заорал он Виталику-Асколу. – Водку из холодильника! Пинцет в ванной! Быстро!

Виталик, грохоча ногами, рванул из кухни, а я почему-то ощутил себя лежащим на полу. Я ведь только что сидел за столом? Опять обморок?..

Литровка «Столичной» вытянутым колоколом блестела на столе в желтом пятне от солнечного луча. Виталик, кажется, порядком окосевший, мутно покачивался у холодильника. Макс усадил меня на стул, еще раз осмотрел бинтовую повязку на моей голове.

– Сойдет, – буркнул он и кивнул на бутылку. – Прими в порядке анестезии.

Я потянулся к стакану, но он тут же хлопнул меня по руке:

– Ослеп, что ли?

Тьфу ты... То ли в мозгах моих помутилось от всего произошедшего, то ли и правда сотрясение у меня. Ничего не понимаю. Сначала выпей, а потом по руке – бац! Я осторожно ощупал голову. Такое ощущение, что она разбухла вдвое против обыкновенного размера. Может, так оно и есть?

– Что это? – спросил я, имея в виду все сразу. Что происходит? Как это понимать?

– Идеальная ловушка, – сказал Макс. – Знак Золотого Дракона на стене, зеркально развернутый. Пока ты соображал, что же не так с хорошо знакомым тебе изображением, ты оставался неподвижным. Минуту или больше. А это много. Заггу достаточно и нескольких секунд.

– Чего? Кому достаточно?

– Заггу. Загг. Я тебе рассказывал про них. Не помнишь?

– А-а... Сейчас. Башка болит... Загги... Эти твари из Поля Руин, да? Такие паразиты, которые проникают в черепную коробку крупных животных и... Типа наших клещей, ага?

– И живут, питаясь околомозговой тканью и оболочкой мозга, – договорил за меня Макс. – Как и всякие паразиты, они не убивают донора. Просто животное лишается возможности мыслить и действовать самостоятельно и способно только выполнять четко оформленные приказы. Такой уж вторичный эффект жизнедеятельности заггов. Гхимеши, например, специально заражают ими диких ушшуа, чтобы потом использовать птичек в качестве безотказного и мощного транспорта. Зараженный этим паразитом ушшуа дрессируется в течение месяца – всего лишь. И функционирует год или два, в зависимости от соотношения массы собственного тела и тела вживленного в башку загга. Потом паразит вгрызается глубже в мозг, и птичка становится негодной даже к выполнению приказов. Превращается в овощ. И идет на корм более удачливым товаркам.

– А меня что... – выговорил я, – хотели как и... ушшуа?

– Если б ты не шлепнулся на спину, не ударился затылком о писсуар и не раздавил паразита, почти пробуравившего твой череп, так бы оно все и было.

– Слушай, но кто же мог?.. Гхимеши? Зачем им это надо? Нет, нет, не они. Просто кто-то хочет, чтобы мы думали на гхимеши, правильно? То есть... я бы лично, в том случае, если б во мне поселился загг, думать бы больше уже не мог. Нет, постой... здесь есть что-то еще... Постой...

Я замолчал, встретившись взглядом с Максом.

– Дошло? – очень серьезно спросил он.

Я кивнул.

– А-а... – вдруг раскрыл рот Виталик. – А-а-а... о чем вы говорите?

– Тихо сиди! – прикрикнул на него Макс. – Не надо было тебе наливать. Молокосос. Пить еще не умеет, а тоже – «я привык без закуси, я привык рукавом занюхивать!». Гусар малолетний! Гардемарин сопливый.

– Обиж-жусь... – пообещал Виталик.

– На здоровье. Иди лучше, полежи в комнате.

– Дошло... – медленно повторил я, бездумно следя за тем, как Аскол, ратник трех колец, бурча что-то, покачиваясь, но, стараясь ступать ровно и прямо, направлялся прочь из кухни. – Дошло...

– Опять, – почему-то шепотом проговорил Макс. – Второй раз уже. Я тебе говорил, что первое совмещение двух реальностей не случайно? Говорил? Случайностей не бывает – это я говорил? Тогда Ана-Ава заглянул в наш мир в час твоего испытания. Не забыл? Это казалось невероятным. А теперь кто-то пронес из Поля в общий мир живую тварь. Раньше такое было исключено, а сейчас я даже не удивляюсь.