Но именно замкнутым представляют пространство вселенной приверженцы ОТО. Кстати, нулевое начальное значение энтропии означает концентрацию всей материи и энергии в одной точке пространства, что соответствует их представлению об исходном состоянии вселенной. Однако никаких признаков тепловой смерти во вселенной не наблюдается. Диалектика утверждает, что в природе каждой тенденции соответствует противоположная. О том же говорит и ведическая философия. В связи с этим можно прийти к выводу, что, наряду с законом возрастания энтропии, в природе действует также противоположный ему закон бесконечного роста отрицательного значения энтропии.

Каково же содержание закона бесконечного роста отрицательного значения энтропии, и где в природе он наблюдается? Тенденции разрушения противоположно стремление к установлению порядка, к созиданию. Оно характерно для жизни. Любой живой организм и жизнь в целом это сложная упорядоченная система, которая противостоит разрушающим факторам. Более того, жизнь на Земле в ходе эволюции ширится, укрепляется и совершенствуется. Жизнь становится тем сильнее и устойчивее, чем больше элементов живой и неживой природы она объединяет в единую гармоничную систему. В пределе она стремится охватить всю Вселенную.

В 1943 году основоположник квантовой механики Э. Шредингер сделал попытку объяснить, что такое жизнь, с точки зрения физики, и пришел к выводу, что жизнь характеризуется законом бесконечного возрастания отрицательного значения энтропии. Он назвал этот закон негаэнтропийным. Признание существования в природе пары фундаментальных законов, энтропийного и негаэнтропийного, позволяло на философском уровне объединить науки о неживой и живой природе и изменить существующий взгляд на жизнь, как явление случайное. По убеждению К.Э. Циолковского, жизнь имманентно присуща природе, и реализуется (в тех или иных формах) при любой возможности [76].

В работе «Что такое жизнь с точки зрения физика» Э. Шредингер писал: «Явная неспособность современной физики и химии объяснить такие явления совершенно не дает оснований сомневаться в том, что они могут быть объяснены этими науками в будущем» [74, 13]. Он отмечал: «Все известное нам о структуре живой материи заставляет ожидать, что деятельность живого организма нельзя свести к проявлению обычных законов физики. Но не потому, что имеется какая-нибудь «новая сила» или что-то еще, управляющее поведением отдельных атомов внутри живого организма, а потому, что его структура, отличается от всего изученного нами до сих пор в физической лаборатории. Грубо говоря, инженер, знакомый ранее только с паросиловыми установками, осмотрев электромотор, будет готов признать, что ему еще непонятны принципы его работы» [74, 77].

К сожалению, Э. Шредингер сузил представление о негаэнтропийном законе только до способности организованной жизни противостоять дезорганизующему процессу возрастания энтропии. Он полагал, что эту способность живого организма обеспечивают хромосомы (хранители плана его построения и функционирования). А устойчивость хромосом против разрушения объяснял квантовыми связями между их элементами. Другими словами, он представлял живые организмы автоматами, снабженными чрезвычайно надежной памятью, в которую кто-то (очевидно, по его мнению, сама природа) заложил программу построения и функционирования. То есть он, как Лаплас и большинство других представителей физико-математических наук, считал «гипотезу» о существовании Бога излишней для объяснения жизни.

Академик В.М. Глушков также полагал, что человек принципиально ничем не отличается от неодушевленного технического устройства. В Институте Кибернетики АН УССР под его руководством велись работы по созданию компьютерной модели такого устройства. Критерием выполнения поставленной задачи он считал невозможность отличить реакцию технического устройства на внешние события от человеческой.

Наверное, можно создать автомат, который по поведению нельзя будет отличить от живого существа. Отчасти это демонстрируют современные компьютеры, снабженные программой шахматной игры, способные выигрывать даже у гроссмейстеров. Очевидно, существует принципиальная возможность создания автомата, который был бы самовосстанавливающимся и самообучающимся и совершенствующимся, а его поведение достаточно сложным и практически непредсказуемым. Но на этом основании нельзя сделать вывод, что живые организмы – суть автоматы, созданные неразумной природой. Ведь такие устройства создаются в результате целеустремленной разумной деятельности людей, способностью к которой атеисты не наделяют исходную материю.

Материалистическая наука так же, как религия, имеет свои закостенелые догмы. Главной научной догмой является представление о первичности мертвой материи, эволюция которой происходит без цели, без разумного начала, на основе физических законов. Атеисты не допускают возможности существования в самой первооснове мысли, мудрости, замысла. Они считают, что эти качества возникают и могут существовать только на основе достаточно сложной и громоздкой материальной структуры, а никак не до нее и, тем более, не вне нее.

Со времен Лапласа многие физики остаются атеистами и полагают, что все явления в мире подчиняются определенным физическим законам, которые могут быть описаны математическими формулами. Сегодня они развивают новую науку – синергетику, перед которой стоит задача найти физические законы возникновения порядка и в конечном итоге – жизни из мертвой материи и материального хаоса. Однако удастся ли им это?

Слабым местом всех попыток исключения Бога из природы является невозможность обосновать возникновение жизни из мертвой материи. Сейчас, когда детально изучены структуры и механизмы функционирования простейших живых организмов и их генетические коды, может быть вычислена вероятность их создания природой без разумного творца, имеющего соответствующую цель, то есть случайным образом.

Известно, что для функционирования клетки необходимо, по меньшей мере, 2000 белков, состоящих в среднем из 300 аминокислот 20 типов. Английский астроном Ф. Хойл и математик Викрамасингх решили математически проверить вероятность синтеза простейшего живого организма случайным путем. При этом они проявили снисходительность: взяли в качестве исходных веществ готовые аминокислоты и сделали другие уступки в пользу приверженцев материалистической идеи. В результате вероятность случайного возникновения простейшей самовоспроизводящейся системы оказалась равной 10 в степени минус 40000. Как выразился по этому поводу лауреат Нобелевской премии за работы в области генетики Ф. Крик: «Вероятность этого события настолько мала, что, находясь в здравом уме, нельзя рассчитывать на то, что оно могло произойти за такой сравнительно короткий период времени, как несколько миллиардов лет» [44, 23–27].

Классическая физика исходила из положения, что все процессы в природе подчиняются строгим и однозначным физическим законам. И поэтому все происходящее предсказуемо. Лаплас утверждал, что, зная физические характеристики всех элементов системы на какой-то момент, можно предсказать все события, которые произойдут с ними в будущем. Непредсказуемость чего-либо адепты классической физики относили только за счет того, что открыты еще не все законы.

Однако, «согласно квантовой механике, Вселенная развивается в соответствии со строгими и точными математическими законами, но эти законы определяют только вероятность того, что может наступить то или иное конкретное будущее, и ничего не говорят о том, какое будущее наступит в действительности. Многие сочтут этот вывод обескураживающим или даже совершенно неприемлемым. Одним из таких людей был Эйнштейн. В одном из наиболее известных в истории физики высказываний он предостерегал сторонников квантовой механики: «Бог не играет в кости со Вселенной». Он считал, что вероятность появляется в фундаментальной физике по той же причине, по которой она появляется в игре в рулетку: вследствие существенной неполноты нашего знания. С точки зрения Эйнштейна, во Вселенной нет места для будущего, точное содержание которого включает элементы вероятности. Физики должны предсказывать, как будет развиваться Вселенная, а не определять вероятность того, что события могут пойти каким-то путем. Но эксперимент за экспериментом (некоторые из наиболее впечатляющих были выполнены уже после его смерти) убедительно подтверждали, что Эйнштейн был не прав» [77].