Берли
Суд совершился. Нужно приговор
Не выносить, а в точности исполнить!
Кент
(ушедший при появлении Шрусбери, возвращается)
Смятенье все растет! Толпы не сдержишь!
Елизавета
(к Шрусбери)
Вы видите, меня хотят принудить.
Шрусбери
Молю! Отсрочь решенье! Подпись эта
Тебя лишит покоя навсегда.
Так долго размышлять — и вдруг поддаться
Мгновенному порыву урагана!
Прошу лишь об отсрочке! Обрети
Покой душевный, прежде чем судить!
Берли
(с горячностью)
Да! Медли, жди, откладывай, покуда
Пожар не вспыхнет и осуществленье
Кровавых замыслов им не удастся!
Уж трижды отвратил удар господь.
Надеяться и в будущем на чудо —
Не то же ли, что бога искушать?
Шрусбери
Господь, что чудотворною десницей
Тебя поныне ограждал и старцу
Согбенному дал силу укротить
Безумца, был и есть оплот надежный!
На святость правосудия ссылаться
Не стану я! Сей голос не достигнет
Сквозь шум смятенья слуха твоего.
Одно лишь я скажу: трепещешь ты
Живой Марии? Не живой, а мертвой
Марии, обезглавленной, страшись!
Она из гроба, грозная, восстанет
И ненасытною богиней распрей,
Взывая к мщенью, обойдет страну.
Теперь ее британец ненавидит,
Но будет мстить, когда она умрет!
Уж не врага религии, а внучку
Своих багрянородных государей
И жертву злобы, зависти и лжи
Увидит он в казненной королеве.
Ты вскоре перемену обнаружишь!
Явись народу, только совершишь
Кровавое деянье — и увидишь
Не радостно гудящую толпу:
Другой народ и Англию другую;
Зане лишишься ореола правды,
Которым покоряла ты сердца
Народные. Страх, спутник тирании,
Пройдет твоим трепещущим предтечей
И улицы в пустыню обратит.
Ты преступила грань: чья голова
Не под ударом, раз скатилась эта?
Елизавета
Ах, Шрусбери! Вы жизнь мою сегодня
Спасли, вы отвратили сталь кинжала
От сердца моего… Зачем, скажите,
Вы это сделали? Забыв про распри,
Свободна от сомнений, я безгрешно
Покоилась бы в склепе! Верьте мне,
Устала я от жизни и от власти!
Раз суждено одной из королев
Погибнуть, чтоб жила другая, — в этом
Суть тяжбы нашей, — так зачем не мне
Сойти в безвестность? Пусть народ решает, —
Я власть ему верну, — кому царить?
Господь свидетель, я не для себя,
А для него жила и управляла.
И если он надеется, что будет
Счастливее при этой льстивой Стюарт
(Она меня моложе), я охотно
Сойду с престола и укроюсь в Вудсток,
Где провела я молодость свою
И где вдали от пышного двора
В себе самой величье находила,
Не родилась для власти я! Властитель
Порою должен твердым быть, а я
Мягка душой. Царила я счастливо,
Пока людей я счастьем одаряла!
Но вот пришлось суровой быть, и я
Стою бессильная…
Берли
Прости мне бог!
Когда из уст монархини я слышу
Монархине несвойственную речь, —
По совести, дальнейшее молчанье
Изменой было б родине и долгу!
Ты говоришь, что любишь свой народ?
А коли так, то не ищи покоя
Лишь для себя, страну предав смятенью!
О церкви помни! Хочешь, чтобы Стюарт
Былое возродила изуверство?
Чтобы монах тут правил, чтоб легат,
Из Рима к нам прибывший, церкви наши
Закрыл и короля признал вассалом?
В спасенье душ всех подданных твоих
Отчет ты держишь! От тебя зависит,
Спастись ли им иль стать добычей ада!
Здесь милосердью женскому не место.
Народа благо — наивысший долг!
Пусть Шрусбери от смерти спас тебя,
Я Англию спасаю — это больше!
Елизавета
Хочу одна побыть! В столь важном деле
Не у людей совета я спрошу.
Есть высший судия над нами всеми:
Он вразумит меня!.. Ступайте, лорды!
(Дэвисону.)
Вас, сэр, прошу поблизости остаться!
Лорды уходят. Только Шрусбери стоит еще несколько мгновений перед королевой, многозначительно глядя на нее; потом и он медленно уходит в глубокой скорби.
Явление десятое
Елизавета
(одна)
О, рабское служение народу!
Позорное холопство! Как устала
Я идолу презренному служить!
Когда ж свободной буду на престоле?
Я почитать должна людское мненье,
Искать признанья неразумной черни,
Которой лишь фиглярство по нутру.
Тот не король еще, кто всем и вся
Кадит и угождает! Властелин
Пустые толки черни презирает.
Затем ли я всю жизнь блюла законы,
Насилья избегала, чтобы в час,
Когда впервые стала неизбежной
Жестокость, осознать свое бессилье?
Пример всей прошлой жизни мне в укор.
Будь лютым я тираном, как Мария
Испанская, предместница моя,
Что помешало б мне казнить врага?
Но разве справедливость я блюла
По доброй воле? Лишь необходимость,
Всевластная, которой подъяремны
И короли, ее блюсти велела.
Кругом враги! Непрочный мой престол
Народной лишь приверженностью крепок!
Меня сгубить стремятся все державы
Материка! Анафемой гремит
В последней булле непреклонный папа,
Кинжал вонзает Франция с лобзаньем
Предательским мне в сердце, а испанец
Войной открытой на море грозит[32].
Так я живу, воюя с целым миром,
Беспомощная женщина. Изъяны
В моих правах на трон, пятно рожденья,
Которым заклеймил меня отец, —
Что скроет их, когда не добродетель?
Но тщетны все усилья! Вражья злоба
Их обнажила, предо мной поставив,
Как призрак неотступный, эту Стюарт.
Нет, я хочу покончить с вечным страхом!
Ей жить нельзя! Покоя я добьюсь!
Она меня, как фурия, терзает,
Как дух-мучитель, посланный судьбой!
Где радость возрастила я, где грезы
Мои всходили — там она, ехидна,
Мне преграждает путь! Украла друга,
Лишила жениха!.. Мария Стюарт —
Вот имя всех утрат моих и бед!
Но только ты покинешь этот мир,
И я свободна, словно ветер горный!
вернуться
32
…а испанец // Войной открытой на море грозит. — Намек на подготовку испанского флота к нападению на Англию; оно состоялось в следующем, 1588 году.