— Да нащупали, нащупали… — кричал в трубку молодой лейтенант. — Да идея продуктивная. Примерно понятно, где они. Если там, конечно, кто-то есть, то понятно… Машина? — Он потряс трубку. — Алло!!! Алло!!! Машину куда можно спрятать? Да… — Он на весу развернул карту и посмотрел уже отмеченное место. — Да, тут есть гараж. Ее можно было в гараж поставить. Марка? Предположительно это «Лендровер». Да, есть, есть такая марка. Зарубежная. «Кэмел-трофи»! — он кричал уже во все горло. — «Кэ-мел-трофи», говорю!

Гребнев, стоя со стаканом в руке, сквозь стекло видел Сурина. Снег прекратился, прожектор заливал площадку перед шлагбаумом. Один броневичок стоял прямо возле полосатого рельса, другой чуть поодаль. Дверца второго была отодвинута, водитель, похоже, спал на своем сиденье. Сурин опять проверял щиток. Шлагбаум не хотел подниматься.

«Чего они тянут… — подумал Гребнев и отхлебнул из своего стакана. — Два шага. Пошли, проверили и уехали. Спать легли. Чего тянуть?»

В дежурке было душно и шумно, некоторые оперативники сидели на полу, не меняя угрюмого выражения своих лиц, перешептывались. Лейтенант положил телефонную трубку.

— Ну что там, вспомнили про «Кэмел-трофи»? — спросил его один из оперативников, посмотрев снизу.

— Вспомнили! — зло сказал лейтенант. — Сейчас начальство приедет. Не доверяют нам. Забыть не могут этих мертвецов в квартире. Говорят, хватит. А тут еще труп в кафе. Если бы так умер, ладно, а то ведь все стекла изрешетили.

— Так он же от рака, вроде, того?

— Их не интересует. — Лейтенант устало посмотрел на стенные часы. — Стреляли, и труп есть, чего еще? Так что будем начальство ждать!

Слепо поводив головой в поисках свободного стула, он опустился на пол рядом с оперативником.

— Умыться бы надо! — сказал он неуверенно. — Пропахли все…

Проводок следовало, конечно, припаять, но Сурин просто замотал. Затянул маленькими щипчиками для ногтей, другого инструмента под рукой не нашлось. Захлопнул панель. Ударил кулаком. Повернулся. Нужно было проверить, как работает. Он устал и за звоном в собственной голове не услышал звука приближающейся машины, он увидел горящие фары прямо перед шлагбаумом.

— Давай! — крикнул Сурин и махнул деревянно рукой. Загудел электрический мотор. Со скрежетом тяжелая

крашеная балка поползла вверх. Фары машины загорелись сильнее. Балка доползла до середины, в щитке что-то зашипело, мелькнула короткая искра. Струйка дыма выползла из-под панели. Шлагбаум замер под углом в тридцать градусов.

Дверца машины распахнулась. Увидев знакомую фигуру, Сурин испытал брезгливое чувство, подобное тому, какое он испытывал в детстве, засовывая в молочную бутылку скользких лягушек головой вниз. Щеголь из «Кадиллака» прятал подбородок в узкий воротник кожаного плаща, в свете прожектора его ноги в начищенных ботинках выглядели смешно. Он был без комбинезона. Наверное, очень спешил, и Сурин, отметив это обстоятельство, хотел как-нибудь пошутить, но не стал, поленился.

— Документы, — устало потребовал он, сразу протягивая руку.

«Ну и дурак же я… — разворачивая маленькую твердую книжечку и упираясь в шапку «Министерство энергетики», отметил про себя Сурин. — Обыкновенный ревизор! Контролер. Сволочь кабинетная! Ничего больше!»

— Разрешите пройти! — сказал щеголь и слегка оттолкнул Сурина. Тот качнулся на уставших ногах, подался назад.

Внутрь, в дежурку, идти не хотелось, перед глазами в черной глубине улицы дробил и дробил желтый глазок.

Захотелось прилечь тут же на асфальт и заснуть. Со звоном балка шлагбаума ударилась о свои рогатки. Запищал дозиметр. Подняв голову, Сурин поискал в башне то окно. Но твердо определить его не смог. Все окна были черными, без света. Все отражали оранжевое сияние улицы.

«Хватит мне… Пусть посадят. Больше я на смену не выйду… Хоть под трибунал, — текли в голове сонные мысли. — Если трибунал будет в Киеве, хорошо. В камере должно быть сухо… Сухо и тепло… Там не будет ничего звенеть!»

Рядом в помещении дежурки раздавались громкие голоса.

Сам не желая того, Сурин прислушался.

— Я запрещаю вам подобную проверку. Утром будут дозиметристы. Вы обеспечите их безопасность… — кричал щеголь из Министерства энергетики. — У меня особые полномочия. Я имею право не только вам приказывать. Я могу и…

«А ведь он знает. Знает, кто там… И про «Лендровер» знает… И про стрельнутых зеков… И про все остальное… — подумал Сурин. — Он сейчас все сделает, чтобы мы в эти гаражи проклятые не полезли».

8

Склоняясь к зеркалу, Зина мазала губы. Максим Данилович видел ее белесый профиль, помада золотилась в свете свечи. Она облизывала рот и опять мазала. Распущенный пеньюар прозрачной складкой лежал на постели рядом с его рукой, и можно было разглядеть выпирающую в сторону зеркала грудь и немного обвисший бок женщины. Она закончила работу, нарисовав уголки, загнутые вверх, закрыла помаду. Бросила цилиндрик куда-то в темноту и повернулась к нему.

— Как тебя зовут? — спросила она, склоняясь.

— Макс!

— А по правде?

— По правде Макс. Мне дали какие-то другие документы, но я не помню, что там написано.

— Должен был запомнить.

— Думаешь, пригодится еще? — Он лежал на спине, положив обе руки под голову, и рассматривал находящееся совсем рядом почти молодое женское лицо. Из нарисованных золотых губ Зинаиды вырывалось горячее дыхание, она не ответила. — Покурить надо!..

— У меня нет.

— В куртке, в кармане посмотри.

Он закурил от поднесенной спички, затянулся дымом, легко удержал подступивший кашель. Прислушался к себе, боли не было.

— Я тебе нравлюсь? — отбирая папиросу и тоже затягиваясь, спросила Зинаида. Она присела на кровати, скрестив голые ноги.

— А то?!

— Нет, без шуток…

— Какие шутки. Я вот все пытаюсь вспомнить, когда последний раз с женой этим делом занимался. И не помню. Как-то уж очень давно… Не хотел я, что ли?..

Она отдала папиросу и поднялась. Разминая в медленных движениях руки, прошла по комнате.

— Никогда у меня такой квартиры не было, — сказала она. — И не будет никогда. — Переступая босыми ногами, она подправила на окне занавеску, потом подошла и прикрыла дверцу шкафа. Дверца скрипнула. — Жалко как!

— Давай в этой поселимся?

— А чего? — согласилась она. — Вполне! Свеча потекла, сильно вспыхнула и потухла.

— Слушай, а почему я тебя из Киева не взял? — спросил Максим Данилович, закрывая глаза. — Зачем нужно было встречаться на полдороге? Какой смысл?

— Есть причина!

— Какая причина?

В городе за окном было тихо, только очень далеко, как в полевой рации, смешиваясь в неясной какофонии, бубнили мужские голоса.

— Ну, во-первых, больше шансов, что кто-то дойдет. — Она вновь опустилась на постель и осторожно положила руку на его грудь, рука была горячей и сухой. — И так по дороге двоих потеряли. А во-вторых, — ее рука поползла вверх по его телу, и пальцы Зинаиды осторожно вынули папиросу из его пальцев, — кто-то должен был вести вторую машину.

— Вторую машину? — удивился он. Приоткрыв глаза, он смотрел, как разгорается красный кончик папиросы.

— Ну, — она выпустила прямо ему в лицо струйку дыма, — я ее в лесу спрятала. В двух километрах от кафе.

— Так ты что, шофер?

— Тебя анкетные данные интересуют? — Скажи…

— Водитель трамвая! В разводе. Тридцать восемь лет. Мужик мой ушел. Скот. Узнал, что я — все… один убыток, и свалил!

— Я бы от тебя не свалил!

— Правда?

— Правда. Но значит, можно было вообще без меня обойтись.

— Нет. Нельзя. Водитель наш погиб.

— В каком смысле погиб?

— В прямом! Пулю получил. Они думали, что Татьяна знает, где этот чертов контейнер запрятан. Хотели вытрясти из нее. Тихон отказался в этом участие принимать. Но Туманов двух красавцев притащил. Зеки беглые из «десятки». Полный беспредел. Изнасиловали ее, стали финкой грудь резать, а она молчит. Знала бы — сказала, но она ж не знает! Володя и не выдержал. Вошел в комнату и в упор застрелил обоих. Туда им и дорога, конечно, а ему плохо стало. Я так понимаю, он в своей жизни муху не обидел, а тут два трупа. Трясся весь, больно смотреть. Вырвало его. Тихон пытался укол ему сделать, но не получилось. Психанул он и рванул в лоб на шлагбаум. Если бы менты чухнулись, то все. Сюда бы полк, наверное, пригнали зачистку города делать. Хорошо, доктор его тело прибрал вовремя. У клиники, понимаешь, договор с министерством на такого рода услуги… — Она снова затянулась папиросой. — Слишком много онкологических больных отсюда. В последнюю минуту тело перехватил.