Вскоре провинциальный Линц сделался для него слишком тесен. Он поехал в Вену, принялся посещать ее театры и картинные галереи, набрасывать эскизы, читать взапой. Он был чудак, одиночка, жил в воображаемом мире. Сумрачный и застенчивый юноша с мертвенно-бледным лицом и лоснящимися черными волосами шарахался от женщин. Еще в детстве Гитлер не любил девочек и избегал их, а в юности проститутки наводили на него почти патологический ужас. Став старше, он возвел хитроумные барьеры против физической близости с какой бы то ни было женщиной. Отчасти это могло объясняться тем, что он имел одно неопустившееся яичко, и хотя это не влияет на потенцию, стеснялся раздеваться перед женщиной, не будучи как минимум уверен, что она его не высмеет. Воздержание, кроме того, отражало его убеждение, что секс является примитивным инстинктом, необходимым только для зачатия потомства, в противном случае — это постыдный плотский грех, с которым надлежит бороться по мере сил.
В январе 1907 года Адольф узнал, что у его матери Клары рак груди и она ложится на операцию. Он вернулся из Вены домой. Но, не сразу осознав, что она действительно смертельно больна, снова покинул Линц в сентябре, чтобы сдать вступительные экзамены в венскую Академию изобразительных искусств. На которых провалился, так как не имел способностей к рисованию. Директор по доброте душевной посоветовал ему подумать об изучении архитектуры, хотя места предложить не мог. Гитлер тут же вообразил, будто ему суждено стать великим архитектором — и лелеял эту мечту всю оставшуюся жизнь. Он был настолько погружен в себя, что, только когда его мать перестала вставать с постели, понял, как близок ее конец. Адольф помчался обратно в Линц и в последние недели нежно заботился о матери. Доктор Блох, лечивший ее еврейский врач, говорил, что «никогда еще не видел такой глубокой сыновней привязанности и такого искреннего горя». Адольфу было восемнадцать. С того дня и до самой смерти он носил фотографию матери в нагрудном кармане.
Четвертого июня 1908 года, спустя шесть месяцев после смерти мачехи, сводная сестра Адольфа Ангела Раубаль родила второго ребенка, дочку, которую назвала Ангела Мария. Через два года, в 1910-м, ее муж Лео умер, оставив двадцатисемилетнюю вдову с тремя детьми и умственно отсталой сестрой Гитлера Паулой в придачу. На содержание семьи из пяти человек у фрау Раубаль было только ее вдовье пособие да маленькое наследство от отца, и ее дети проводили свои ранние годы в нищете. Адольф, прожигавший жизнь в Вене, не предлагал помощи и отказывался разделять ответственность за Паулу.
В 1908 году девятнадцатилетний Гитлер был сиротой без специальности, без работы, без связей — парией в буржуазном обществе. Его снедали злость и уныние, его руки и карманы были пусты, зато ум полон непомерных амбиций и грандиозных идей. Он был уверен в своем таланте, а может быть, даже и гении, который позволит ему стать художником или архитектором. Через несколько лет, сильно приукрасив этот венский период, он напишет своему духовному наставнику Дитриху Эккарту: «Я изучал историю искусства, цивилизаций и архитектуры, насколько позволяли мои средства, а также интересовался вопросами политики. Хотя я родом из абсолютно космополитической семьи, школа суровой реальности меньше чем за год превратила меня в антисемита». Абсолютно космополитическая семья?.. Эккарт был оголтелым антисемитом, и Адольф, видимо, таким образом заискивал перед новым влиятельным другом, поскольку в Вене он, похоже, как раз общался с евреями. Его фанатичный расизм развивался постепенно, не один год, зато в самой отвратительной, бесчеловечной форме. Годы, проведенные в Вене, только заложили основу, заронили в его душу семена патологической ненависти к людям, культуре, влиянию и богатству которых он втайне завидовал, — евреям.
Единственным близким другом Гитлера в те дни был Август (Густль) Кубицек, тоже из Линца. Кубицек вспоминал много лет спустя: «Книги составляли весь его мир… Он читал взапой и благодаря своей уникальной памяти набрал гораздо больший багаж знаний, чем обычно бывает у двадцатилетних. Но никогда не обсуждал прочитанного». Молодые люди одно время жили вместе, и Кубицек заявил: «…в отличие от многих подростков [Гитлер] не ублажал себя постоянной мастурбацией… Он придерживался тех суровых правил, которые установил как для себя, так и для будущего государства». Их мюнхенский домовладелец Йозеф Попп умудрялся присматривать за своими жильцами, хотя Адольф Гитлер и пользовался отдельным входом. Он говорил, что Гитлер ни разу не привел девушку к себе в комнату и не водил знакомств с женщинами, с которыми мог бы вступить в интимные отношения. Немецкий историк Вернер Мазер беседовал с бывшим домовладельцем в 1966 году и сообщил потом: «Ни господин Попп, ни его супруга не могли вспомнить, чтобы Гитлер когда-либо появлялся в обществе женщины или упоминал о какой-нибудь своей подружке».
В течение следующих четырех лет Адольф опускался, пока не достиг самого дна венского общества, поселившись в запущенном общежитии для рабочих почти без друзей и без гроша в кармане. Но продолжал общаться с Кубицеком, который остался единственным достоверным источником информации о венском периоде Гитлера. Армия могла бы стать выходом: по крайней мере, у него появилось бы регулярное питание и занятие. По закону он должен был поступить на военную службу в 1909 году, но три года увиливал от призыва. В мае 1913-го ему исполнилось двадцать четыре года, и он получил доступ к долгожданному отцовскому наследству в размере 820 крон. Преследуемый властями, он бежал из Вены в Мюнхен, но в январе 1914 года австрийская полиция настигла его. Гитлер был взят под стражу, но признан негодным к боевым действиям по медицинским показаниям. Однако в августе 1914 года, как только была объявлена война, он пошел добровольцем в баварскую армию, и его приняли в 16-й баварский резервный пехотный полк в чине капрала. Служа посыльным на Западном фронте, Адольф не получил повышения, зато сумел отличиться и был награжден Железными крестами I и II степени. Его полк принимал участие в битве при Ипре, после которой остались в живых только шестьсот человек из трех тысяч. Он покинул армию в 1918 году, закаленный и ожесточенный войной и зрелищами массовой бойни, еще более замкнутый и нетерпимый, чем прежде.
Разница в возрасте между Гитлером и Евой особенно ощутима оттого, что в 1918 году он был ветераном войны, а она — шестилетней малышкой, играющей со своими куклами, котенком и сестричкой Гретль. Война практически не коснулась ее. Семье Браун повезло — никто из их близких не погиб в боях.
Моя мама, которой в ту пору тоже было шесть лет, запомнила, как ее тетя (моя двоюродная бабушка, моя дорогая тетушка Лиди) прилагала все усилия, чтобы найти двух своих братьев, объявленных «пропавшими без вести, предположительно погибшими». Мать Лиди посылала ее, в начале двадцатых молодую девушку, на центральный вокзал Гамбурга каждый раз, когда приходил очередной поезд, везущий домой солдат с фронта. Ей приходилось стоять у ограждения, высоко подняв фотографии пропавших, и тщетно кричать: «Кто-нибудь видел моих братьев? Пожалуйста, посмотрите, может быть, вы их узнаете? Прошу прощения, милостивая сударыня, всего минутку… ну пожалуйста!» Кругом изможденные солдаты обнимали своих жен, матерей и сестер, никто не обращал на нее внимания. И каждый раз Лиди возвращалась со своей голгофы, чтобы сообщить рыдающей матери: никто не узнал двух молодых людей. Они так и не вернулись, их тел тоже не нашли. Еще два брата — Юлий и Август — погибли на войне, но родные не могли посетить их могилы. Двадцать лет назад среди унылых равнин Северной Франции я искала своих двоюродных дедушек на немецких военных кладбищах, зачастую расположенных через дорогу от британских. Над каждой британской могилой стоял каменный крест с высеченной надписью «Солдат, известный одному Богу». Немецкие двойные кресты были из железа. Я ходила от одного к другому в поисках фамилии НОЙБЕРТ, но могил было слишком много, я так их и не нашла. Четверо молодых людей бесследно исчезли в огне, дыму и грязи Великой войны.