Документ американской разведки, дословно воспроизводящий процедуру бракосочетания, представляет действо так, будто участники исполняли трио или же читали что-то из Сэмюэла Беккета. Краткие реплики чередуются на лицевой и оборотной стороне листа. Начало таково:
В присутствии Вальтера Вагнера, члена городского совета, исполняющего обязанности регистратора для проведения процедуры бракосочетания:
1. Адольф Гитлер, род. 20 апреля в Браунау, проживающий в Берлине, рейхсканцелярия [Гитлер оставил пустыми графы для имен родителей]
2. Фрейлейн Ева Браун, род. 6 февраля 1912 г. в Мюнхене, фактический адрес: Вассербургерштрассе, д. 8, проживающая по адресу Вассербургерштрассе, д. 12 [путаница с номерами домов?]
Отец: Фридрих БРАУН
Мать: Франциска БРАУН, урожденная [опечатка] ДРОНБУРГЕР
3. Свидетель: рейхсминистр доктор Йозеф ГЕББЕЛЬС род. 26 октября 1897 г. в Рейдте, проживающий в Берлине по адресу: ул. Германа Геринга, д. 20
4. Свидетель: рейхслейтер Мартин БОРМАН
род. 17 июня 1900 г. в Хальберштадте, проживающий в Оберзальцберге
Лица, означенные под пунктом 1 и пунктом 2, утверждают, что являются чистокровными арийцами и не имеют наследственных заболеваний, препятствующих вступлению в брак. С учетом военного положения и чрезвычайных обстоятельств, они подают прошение о заключении брака по особому законодательству военного времени. Они также просят оповестить о предстоящем браке устно и обойтись без сопутствующих формальностей.
Признано действительным и соответствующим закону.
«Теперь, — говорит Вагнер нетвердым голосом, — я перехожу к церемонии бракосочетания. В присутствии свидетелей, означенных под пунктом 3 и пунктом 4, я спрашиваю вас, мой фюрер, Адольф Гитлер, согласны ли вы взять в жены фрейлейн Еву Браун? Если согласны, отвечайте «Да».
[Пустая графа для ответа Гитлера]
Теперь я спрашиваю вас, фрейлейн Ева Браун, согласны ли вы взять в мужья нашего фюрера, Адольфа Гитлера? Если согласны, отвечайте «Да».
После подтверждения новобрачными своих намерений я объявляю брак зарегистрированным».
Берлин, 29 апреля 1945 г.
Прочли и подписали
1. Муж Адольф Гитлер
2. Жена Ева — [Она начала писать фамилию с буквы «Б», затем зачеркнула и подписалась] — Ева Гитлер, урожденная Браун
3. Свидетель 1 Йозеф Геббельс
4. Свидетель 2 Мартин Борман
Подписал Ваагнер [от волнения чиновник сделал ошибку в собственной фамилии] в качестве регистратора.
Вот и вся свадебная церемония Евы. Ни ликующих родных, ни умиротворенных наконец родителей, ни друзей, ни цветов, ни музыки. И не тот Вагнер.
Несколько человек собрались на краткий прием, и, несмотря на поздний час (3.30 ночи), шампанское вновь полилось рекой. Гитлер потягивал «Токаи» из маленького стаканчика.
Вот и все. Далеко не романтическая свадьба, о какой она мечтала, однако множество мелких деталей подводят итоги прошедших пятнадцати лет. Стыд Гитлера за своих родителей, которых он даже не упомянул. Его неизменная скрытность в отношении ущербной наследственности — он объявил себя годным к браку («не имеющим наследственных заболеваний»), прекрасно зная, что, согласно строгим нацистским законам, это неправда. Два его вездесущих злых гения Геббельс и Борман в роли свидетелей, хотя оба не переносили Еву и считали «свадьбу» фарсом. Абсурдно тщательное соблюдение процедуры гражданского бракосочетания, заставившее фюрера подать запрос об «устном оповещении о предстоящем браке» — вместо чего? Плакатов с именами новобрачных на берлинском здании муниципалитета? Эта попытка строго придерживаться протокола и приглашение для оформления брака уполномоченного должностного лица типичны для нацистской скрупулезной приверженности формальностям, даже в самых странных и страшных обстоятельствах. И наконец, трогательная ошибка невесты при написании своего имени. В спешке, по привычке, от нервов или, может быть, от радости, что сбылась заветная мечта ее жизни, она начала писать «Ева Браун», поняла свою ошибку, зачеркнула «Б» и заменила на фамилию «Гитлер».
Он признал в конце концов ее достоинства и преданность. В течение тридцати шести часов она испытывала несказанное наслаждение оттого, что все к ней обращались «фрау Гитлер». (За исключением супруга, который, по словам некоторых очевидцев, продолжал называть ее «фрейлейн Браун».)
Траудль Юнге помнит конец в мельчайших деталях. В ночь свадьбы все ушли спать поздно — Гитлер только в пять утра, а сама Траудль задержалась еще на час. Проснулись они позже обычного, несмотря на грохот и вой артиллерийских снарядов над головой. Утро прошло в напряжении и мелких повседневных хлопотах. Около трех часов пополудни 30 апреля, рассказывает Траудль:
Мы пообедали с Гитлером. Потом я вышла покурить, но гут на пороге возник Линге и сообщил: «Фюрер желает проститься».
Он вышел из своей комнаты, сгорбившись еще сильнее, чем прежде, и пожал руку каждому из нас. Я почувствовала тепло его руки, но взгляд его ничего не выражал. Казалось, он уже далеко. Он сказал что-то, но я не разобрала слов. Настал момент, которого все мы ожидали, и я словно онемела и едва могла уследить за происходящим. Только когда Ева Браун подошла ко мне, чары рассеялись. Она улыбнулась и обняла меня.
«Пожалуйста, постарайтесь выбраться отсюда, вам, может быть, еще удастся прорваться. И если сможете, передайте от меня поклон Баварии», — сказала она с улыбкой, но с едва сдерживаемым рыданием в голосе.
Она надела любимое платье фюрера, черное с аппликациями из роз, вымыла голову и красиво уложила волосы.
Вдвоем они удалились в маленькую гостиную и закрыли за собой тяжелую дверь. Ветераны старой гвардии — Геббельс, Борман, Аксман, посол Хевель, Отто Гюнше, Хайнц Линге, денщик Гитлера, и Эрих Кемпка, его шофер, — столпились в коридоре и ждали. Женщины держались на расстоянии, закрывшись в своих комнатах. Траудль Юнге ускользнула, чтобы поиграть с детишками Геббельс, отвлечь их. Магда, все еще не встававшая с постели, не могла смотреть на них без слез.
Герр и фрау Гитлер уселись бок о бок на диван в своих любимых позах. Она — по правую руку от него, поджав под себя ноги, чтобы теснее к нему прижаться. Так она любила сидеть в Бергхофе, свернувшись калачиком в глубоком кресле, с собаками, насторожившимися у ее ног. Никто по ту сторону двери не мог слышать, о чем они говорили в те последние минуты. Дверь полностью заглушала звуки. Они не слышали ни рыданий, ни криков, ни мольбы, ни молитвы, ни даже предсмертного вопля, которого втайне ожидали. Собственное тяжелое дыхание оглушало их, острый запах пота раздражал ноздри, пока они толпились в бесконечном ожидании. Долгая тишина, нарушаемая только жужжанием дизельного вентилятора. Кто-то потихоньку поглядывал на часы. Пять минут, шесть…
Наедине Ева и Адольф, должно быть, как у них повелось, обменивались банальностями.
Внезапно раздался торопливый топот ног. Все обернулись, вздрогнув. По коридору неуклюже бежала Магда Геббельс, растрепанная, с вытаращенными глазами — куда делась ее ледяная сдержанность? Она остановилась и забарабанила кулаками в закрытую дверь. Отто Гюнше, охранявший вход, пытался удержать ее, но она оттолкнула его. Дверь распахнулась, и она ворвалась в комнату с невнятным бормотанием…
Гитлер привстал с дивана и указал ей на дверь: «Вон!»
Фрау Геббельс пыталась выдавить из себя какие-то торопливые слова…
«Вон!!!» — закричал он.
Магда попятилась, вздрагивая и всхлипывая, локтями растолкала плотный полукруг возле двери и, спотыкаясь, побрела обратно по коридору. В звенящей тишине еще долго слышались ее шаги. Дверь к Гитлеру захлопнула невидимая рука.