В безопасности? Прохладный бриз ласкал горячую кожу, откуда-то доносились нежные звуки пятиструнной арфы. Она подумала, что уже умерла.

— Безнадежно, ваше величество. Если она сама не захочет жить, то…

Не захочет жить? Ее охватил гнев. Она открыла глаза и посмотрела на говорившего.

— Я… я знаю вас?

Ее губы беззвучно зашевелились, пытаясь произнести слова. Мысль о том, что он был греком и, стало быть, врагом, бросала ее в дрожь, но она израсходовала остаток сил и теперь лежала, пытаясь сделать вдох.

— Боги, благодарю вас! — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Меня зовут Птолемей. Вам нужно…

Ее веки сомкнулись. Она попыталась вспомнить это имя и узкое аристократическое лицо. Этот грек был высоким; уже не молодым, но еще не старым; лицо его, окаймленное светло-каштановыми волосами, было чисто выбрито, нос прямой, подбородок острый. В углах его чувственного рта залегли морщины, а кожа была загорелой и обветренной, что делало его похожим на воина.

Его лицо казалось ей знакомым… И все же… Может, это враг? От усилий вспомнить этого человека боль вернулась, и она вздрогнула.

— Оставайтесь здесь! — приказал он властно, но в то же время в его голосе слышалась нежность.

— Где… где я? — удалось ей хрипло прошептать. Она не могла вспомнить просторное помещение с колоннами, в центре которого лежала. Простыни были чистыми и свежими, матрас мягким. Прозрачные занавеси, свисавшие с потолка, окружали широкое высокое ложе, создавая иллюзию уединения.

Это не было похоже на тюрьму. Она слышала журчание воды в фонтане, открытые окна выходили в роскошный сад. В воздухе витал аромат кедра и корицы.

— Это Александрия. Дворец голубого лотоса. — Птолемей улыбнулся ей. — Вы здесь в безопасности.

Она пыталась вспомнить, что же пугало ее, но туман, обволакивающий память, был слишком густым. Ей захотелось пить.

— Пожалуйста, — сказала она, — воды.

Он поднес кубок к ее губам. Вода имела приятный вкус. Ободок голубого стакана был гладким, а украшенные кольцами пальцы, державшие кубок, тонкими и сильными. Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть лицо Птолемея. Только сейчас она заметила на его голове венец из лавровых листьев, искусно сделанный из чеканного золота.

— Вы не узнаете меня?

Она тихо вздохнула и покачала головой.

— Отдыхайте, я приду, когда вам станет лучше. — Птолемей жестом подозвал женщину, сидевшую у дальнего края задрапированного ложа. — Геспер!

— Да, ваше величество.

— Ухаживай за ней. Не оставляй ее ни на минуту.

— Да, мой господин.

— Если опять начнется лихорадка, немедленно сообщите мне.

— Да, господин.

Он снова взял ее за руку и склонился к ее лицу.

— Государственные дела требуют моего внимания, но когда я освобожусь, то навещу вас. А сейчас поспите.

Когда она проснулась, то первое, что увидела, было прекрасное лицо женщины с оливковым цветом кожи.

— Геспер… — прошептала она, и снова услышала запах ладана и негромкую музыку. На этот раз она смогла отличить звуки флейты и цитры.

Женщина кивнула.

— Да, госпожа. Я здесь, чтобы служить вам. Вам больно?

— Нет.

Она попыталась улыбнуться. Геспер с сочувствием смотрела на нее. Она никогда не встречала Геспер раньше, она это знала твердо. Женщина была одета в пеплос и белоснежный хитон такой тонкой работы, что они были почти прозрачными, а такие одежды не годились для служанки. Ee густые черные волосы были искусно заплетены в узел, схваченный льняной лентой, расшитой серебряными лотосами. В ушах — длинные серьги из серебра и фаянса. Геспер улыбнулась.

— Вы голодны?

Она кивнула.

— Да. А еще я очень хочу пить, выпила бы весь Тигр.

— Хорошо. — Геспер хлопнула в ладоши, и две обнаженные девушки внесли подносы с едой. — Здесь вино и бульон, виноград, жареный гусь, хлеб и мед. — Она улыбнулась. — Я не заставляю вас съесть все до последней крошки, просто отведайте пару кусочков. Я не знаю, что вы любите, поэтому я…

— Бульон, пожалуйста.

Бульон был превосходный, мед тоже. Она не смогла заставить себя попробовать вино, но съела почти полчашки бульона. После каждой ложки Геспер Осторожно вытирала ей рот, как маленькому ребенку. Насытившись, она поблагодарила кивком головы.

Геспер отослала девушек.

— Вы выглядите намного лучше, госпожа, — сказала она. — Мы так волновались за вас. Жрецы предрекали вашу смерть. — Она расправила простыни. — Вы слишком похудели. Мы должны подкормить вас.

Геспер налила из баночки на ладонь ароматического масла и начала втирать его в руки больной.

Проводя языком по пересохшим губам, лежащая в постели женщина осматривала просторные покои с высокими потолками и ярко раскрашенными колоннами, разглядывала побеленные стены, расписанные фруктовыми деревьями, птицами и изящными камышами.

— Я в Египте, в Александрии? — спросила она.

Геспер улыбнулась и кивнула.

— Я во Дворце голубого лотоса. А тот человек… тот, кто был здесь… его имя Птолемей?

— Это царь Птолемей, правитель Египта, Финикии, Кипра, Палестины и Сирии. — Геспер улыбнулась, подбадривая ее, как робкого ребенка.

— Но вы не служанка. Вы его…

Геспер рассмеялась.

— Нет, моя госпожа. Мой муж Арго служит военачальником у его величества и одновременно является его другом.

Она задумалась.

— А кто же тогда я?

Птолемей пристально, с недоверием смотрел на египетского врачевателя.

— Разве такое может быть, Дьедхор? Она не похожа на умалишенную. Как это она не помнит своего имени?

— Это случается, о великий повелитель. Я не встречался с такими случаями, но много лет назад мой учитель рассказывал о человеке, своими глазами увидевшем, как крокодил съел его беременную жену. Этот несчастный помнил все навыки горшечного ремесла, но не мог припомнить ни своего имени, ни своего сына, ни своих родителей, сестер и братьев. Он прожил еще пятнадцать лет и вырастил сына, но так и не вспомнил ничего, что было до того, как случилась трагедия.

— Я видел, как воины теряли рассудок после ранений в голову, но они либо полностью выздоравливали, либо оставались немощными.

— Эта женщина перенесла сильную лихорадку, это могло вызвать серьезные последствия…

Мысль об этом была ужасна. Он не позволит снова одурачить себя!

— Нет, я отказываюсь этому верить. Должно быть другое объяснение. Может, она обманывает нас, изображая потерю памяти?

Эта женщина была умна, что делало ее еще желаннее для него.

Дьедхор побледнел.

— Нет, ваше величество, не думаю, что она пытается обмануть вас. Я тщательно осмотрел ее и думаю, что она ведет себя естественно. Я вызвал финикийского врачевателя, чтобы расспросить его о ее состоянии, но тот исчез.

— И не дождался оплаты. — Птолемей отвел взгляд в сторону. — Жаль…

Едва сдерживая дрожь, Дьедхор склонил голову и скрестил руки на груди.

— Возможно, другой врачеватель, искусный в лечении женщин или в трепанации черепа, мог бы излечить ее. Я намазал ее лечебными бальзамами, призвал жрецов, чтобы они произнесли молитвы, и повесил над ее ложем защитный священный амулет. Возможно, злой дух…

— Не рассказывай мне этой суеверной чепухи. Вернется к ней память или нет?

Египтянин забормотал:

— Только боги могут дать ответ. Все в руках богов. Хотите, я вызову других врачевателей для…

— Нет. Ты уверен, что она вне опасности?

Дьедхор склонил голову еще ниже.

— Ее кровь и моча в порядке. Лихорадка прошла. Она ест и разговаривает. Кто из смертных может поручиться, что будет со следующим рассветом?

— Скажи откровенно, как ты считаешь?

— Эта женщина будет жить, о великий повелитель, и к ней вернутся здоровье и силы. Но не могу сказать, вспомнит ли она свое прошлое. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь…

«Твоя жизнь очень даже зависит от этого», — подумал Птолемей.