«Именно болезнь мальчика привела Распутина во дворец, — писал сэр Бернард Пэйрс. — Какова же была природа влияния Распутина на царскую семью? Основой всему этому несомненно было то, что он мог доставить облегчение мальчику, и не было никаких других причин». Прочие очевидцы согласны с этим мнением.

Вероятно, Распутин лечил мальчика, используя свои гипнотический дар, хотя с точки зрения медицины это не так просто. Александра верила, что Распутин способен остановить кровотечение Алексея, думая, что он достигнет этого силой своих молитв. Когда же Алексей начинал выздоравливать, она приписывала это исключительно молитвам «божьего человека».

Успех в Царском Селе обеспечил Распутину и успех в обществе. Вскоре грубые холщовые рубахи сменились шелковыми блузами голубого, ярко-красного, сиреневого и бледно-желтого цветов, некоторые из которых были сшиты и вышиты цветами самой императрицей. Черные бархатные штаны и мягкие сафьяновые сапоги заменили его мужицкий наряд. Простой кожаный ремень на поясе уступил место шелковому шнурку небесно-голубого или малинового цвета с большими мягкими свисающими кистями. Распутин стал носить красивый золотой крест — подарок Александры.

В этих новых нарядах Распутин оказался в центре всеобщего внимания. Когда великую княжну Ольгу Александровну спросили, что ей не нравится в Распутине, она прежде всего назвала «его странность, распущенность и поступки, приводящие в замешательство других». Ольга получила достаточное представление об этом при своей первой встрече с Распутиным в Царском Селе.

Даже приняв новый облик, Распутин остался мужиком. Он гордился тем, что допущен в светские гостиные. Входя с улицы с потоком гостей, разодетых в меха и бархат, Распутин вручал лакею свой простой длинный кафтан, неизменную одежду русского крестьянина. В изысканном разговоре Распутин пользовался грубыми непристойными выражениями. Это не были слова, выскочившие неумышленно, наоборот, Распутин пользовался ими намеренно, стараясь произвести шокирующий эффект. Он любил в деталях описывать случки лошадей, которые наблюдал ребенком в Покровском, затем неожиданно поворачивался к красивой женщине в декольте и говорил: «Подойди, моя милая кобылка». Он находил, что общество, как и царская семья, очарованы его рассказами и легендами о Сибири. Его манеры за столом ошеломляли людей. Однако для пресытившегося, манерного, падкого на все новое, общества Распутин был экзотическим развлечением.

Сначала Распутин вел себя осторожно в этом новом для него мире богатых людей. Но вскоре обнаружил, что многие женщины интересуются не столь его духовной, сколько чувственной стороной. Распутин реагировал быстро. Его похоть разгоралась, жесты становились возбуждающими, глаза и голос вкрадчиво внушали непристойные мысли. Его первые победы были легкими, последующие еще легче; разговоры о его любовных авантюрах только увеличивали его тайную репутацию. Знатные дамы, жены офицеров, отбывших из столицы по делам службы, актрисы и женщины низших классов искали его общества, новых волнующих ощущений. «У него было столько предложений», — говорил Симанович.

Распутин внушал дамам, что спасение невозможно, пока не искупишь греха, а истинное искупление не может быть достигнуто, пока не совершишь грех. В своем лице Распутин представлял возможности для всех трех стадий: и греха, и искупления, и спасения. «Женщины, — говорил Фюлоп-Миллер, автор нашумевшей книги о Распутине, — находили в Григории Ефимовиче исполнение двух желаний, которые до сих пор казались несовместимыми: религиозного спасения и удовлетворения плотских потребностей… Так как в глазах его последователей Распутин являлся воплощением Бога, половые сношения с ним, в частности, не могли считаться грехом, и такие женщины впервые в жизни находили истинное счастье, не тревожимое угрызениями совести».

Некоторые, удостоенные внимания отца Григория, гордились этим, причем не только дамы, но и их мужья. «Вы уже отдались ему?» — недоверчиво спросил однажды посторонний человек одну из поклонниц Распутина. «Конечно. Я уже была близка с ним, и горда, и счастлива, что так поступила», — как говорят, ответила дама. «Но вы же замужем! Что скажет ваш муж об этом?» — «Он рассматривает это как великую честь. Если Распутин пожелает женщину, мы все видим в этом благословение и выбор Божий, и наши мужья думают так же». Каждый день несколько поклонниц приходили в квартиру Распутина, сидели в столовой, пили вино или чай, болтали и слушали сентенции святого отца. За столом Распутин гладил руки и волосы женщин, сидевших рядом. Иногда он отставлял стакан с мадерой и брал молодую девушку на колени. Когда он чувствовал вдохновение, то, выбрав какую-нибудь даму, уводил ее в спальню, о которой его обожательницы говорили как о «святая святых». В спальне он успокаивающе шептал ей. «Ты думаешь, я оскверню тебя? Нет, я тебя очищу».

Упоенный успехом, Распутин попытался сблизиться с великой княжной Ольгой. Однажды вечером после обеда Ольга пришла с братом и Александрой в домик Вырубовой «Распутин был там, — писала она, — и, казалось, был очень рад увидеть меня снова И когда хозяйка с Ники и Алике вышли из гостиной на какой-то момент, Распутин встал, положил руки мне на плечи и стал гладить мою руку. Я сразу же отстранилась, не говоря ничего, тотчас же встала и присоединилась к другим…»

Несколько дней спустя Анна Вырубова, красная и всклокоченная, приехала в город, во дворец к Ольге. Она умоляла принять Распутина снова и просила: «О, пожалуйста, он так хочет видеть Вас». «Я отказала очень резко… Прекрасно зная Ники, я видела, что он мирился с этим человеком исключительно по причине помощи, какую тот оказывал Алексею. Это было несомненной истиной».

Не все мужья были снисходительны, не всем дамам нравилась грубость старца. Черногорские княжны Милица и Анастасия закрыли свои двери перед их бывшим протеже. Муж Анастасии, великий князь Николай, поклялся «никогда не видеть этого дьявола». Обе черногорки даже ездили в Царское Село сообщить императрице об их «ужасном открытии», касавшемся Григория, но Александра приняла их холодно.

Инициатором первого формального расследования деятельности Распутина выступила церковь. После того, как к епископу Феофану на исповедь стали приходить женщины, поддавшиеся влиянию Распутина, он обратился кимператрице. Бывший духовник Александры сообщил ей, что был в страшном заблуждении относительно «святого человека», когда рекомендовал его. Александра послала за старцем и допросила его. Распутин изобразил удивление, невинность и смирение. В результате Феофан, выдающийся теолог, был переведен из Духовной академии епископом в Крым.

Единственная атака, нанесшая некоторый урон авторитету Распутина, последовала от молодого фанатика-монаха по имени Илиодор.

В Распутине Илиодор видел своего союзника. И, когда Феофан впервые привел к нему Распутина, Илиодор приветствовал религиозное усердие, проявляемое старцем. В 1909 году Илиодор пригласил Распутина в обитель недалеко от Царицына. Там, к удивлению Илиодора, старец отвечал на уважение и покорность встречавших их женщин тем, что хватал хорошеньких и целовал их взасос. Из Царицына они поехали в Покровское, на родину Распутина. В поезде Илиодор был обескуражен еще больше, когда Григорий, хвастаясь своим прошлым, открыто хвалился своими сексуальными подвигами, насмехаясь над невинностью Илиодора. Он развязно говорил о своих отношениях с царской семьей. Царь, говорил Распутин, стоял перед ним на коленях и говорил ему: «Григорий, ты Христос». Он хвастался тем, что целовал императрицу в комнатах ее дочерей.

В Покровском Распутин показал Илиодору пачку писем от Александры и ее дочерей. Он даже дал несколько писем Илиодору: «Выбирай любое. Только, оставь письмо цесаревича. Оно у меня только одно». Три года спустя выдержки из этих писем императрицы к Распутину стали появляться в печати. Они стали основными уличающими документами сенсационного обвинения императрицы в любовной связи с Распутиным.

Илиодор и Распутин оставались друзьями еще два года. Монах продолжал убеждать Распутина изменить свое поведение, но продолжал защищать старца, когда другие нападали на него. В 1911 году Распутин попытался соблазнить монахиню, а когда это не удалось — хотел изнасиловать ее.