Четвертый день на пароходе. Последний раз увидела русский берег. Заплакала. Тяжелое чувство охватило меня.

Слегка качает. Народу так много, что ночью нельзя пройти в уборную. Спят везде — на столах, под столами, в проходах, на палубе, в автомобилях, словом, везде тела, тела.

Вечером мы выходили на палубу.

Мы в открытом море. Как это путешествие не похоже на прежние. Впереди темнота и жуть. Позади — ужас и безнадежность. Главная тревога за оставшихся: успели ли те, кто хотел, спастись? […]

А у нас в кают-кампании веселье. Вся молодежь хорошо знакома друг с другом, почти все музыкальны, два дня дают представление, поют оперы. Все друг друга называют по имени и отчеству. Здесь певец Федя Рабинович, семья доктора М. с сыновьями. Одного из них летом удалось спасти из чрезвычайки, только потому, что убедили, что он вообще очень глуп. Вид его не противоречит этому утверждению. Спят все вповалку, некоторые у самых наших дверей.

28 янв./10 февраля (вторник).

Пятый день на пароходе.

Качает ужасно. Лежим на одной койке почти сутки. Мучаем друг друга своими ногами. Нас уже четверо. Ник[одим] Павл[ович] попросил Ек. Ник. [Яценко] быть при нем, — значит, сердце его стало беспокоить. Она, бедная, примостилась на коротеньком диванчике. Она удивительно предана ему.

Должны войти в Босфор, но почему-то не входим. […]

За нашей дверью хохот, разговоры — молодежь веселится… […]

29 янв./11 февраля (среда).

Шестой день на пароходе.

В Босфор еще не попали. Оказывается, мы сбились с пути. Значит, 24 часа плаваем по минному полю. Качает очень сильно. Мы уже с Яном ничего не говорим, по глазам понимаем, что дело нешуточное.

Г-жа М. очень страдает, но время от времени она неожиданно спрашивает: «Сережа, Сережа, мы маяк проехали?» — «Проехали, мама, проехали» — отвечает он успокоительным тоном. И, несмотря на качку, на то, что в наш иллюминатор льется вода, и я лежу на мокром холодном тюфяке, мы все начинаем хохотать, даже Ник. Павл. смеется.

Ян все же умудрился сойти и пройти кой-куда, через тела. Говорит, что один нужник совершенно разбит. Воображаю, что будет теперь.

30 янв./12 февраля (четверг).

Седьмой день на пароходе.

Мы в Босфоре. И все понемногу воскресают. 36 часов большинство не вставало с места. А что делалось в трюме, трудно даже вообразить.

Вошли в Босфор только потому, что оказался на пароходе русский капитан. […] И вошли мы первые из 4 пароходов. Наш капитан был все время пьян, вход в Босфор знал плохо. Его напоили и когда он заснул, командовать стал наш русский. Мне это приятно.

Понемногу все выползают из кают. Поднимаются на палубу. Умываются. Очередь у нужника. Очередь за красным вином, которым даром угощают французы так же, как и хлебом. […]

31 янв./13 февраля (пятница).

Сегодня неделя, как мы живем в нашей крохотной квартирке вчетвером. Мы с Ек. Ник. убрали ее. Она молодец, что значит — была сестрой.

Все делает ловко и хорошо. Я решила ничего не есть, пока не спущусь на землю, только пить красное вино. Бог даст, не заболею, ибо ходить «туда» нет моих сил. Что же делалось в третьем классе!

Потащили нас по Босфору. В первый раз вижу Стамбул с его минаретами в снегу. Тащимся в Тузлы, где грозят нас купать. […] На Константинополь смотрю безучастно. Ян в каюте, он даже не захотел взглянуть на столь любимый им город.

Выходим в Мраморное море. Покачивает. Тузлы. […]

1/14 февраля.

Все еще на пароходе. В Тузлах нас не спустили. Потащили обратно в город.

Присматриваюсь к пассажирам. Кроме перечисленных, еще есть несколько невест французских офицеров. […] Нас обещают спустить в первую голову, так как мы «протэжэ франсэ». На пароходе волнение. Многие уже боятся, Пеговы, которые оставили все в Одессе, чувствуют себя плохо, боятся доносов — ведь у них жил Северный. […] Со всех сторон просят чистых рубашек, а у меня всего 3, только что купленных, да одна лишь чистая.

Покупали апельсины у лодочников на серебряные деньги. Дорого. Вообще, в Костантинополе жить будет очень дорого. И где мы устроимся — один Бог знает.

Ник[одим] Павл[ович] и здесь уютно пьет кофе и чай. Ест консервы. […] С одним пассажиром было плохо, у него заворот кишок.

Раздают консервное мясо, которое почему-то все называют «обезьяньим». Мы не едим его. Ян пьет кофе, ест сало. Я же питаюсь только жидкостями. Главное — красное вино. […]

[На этом кончаются записи этого периода. Записывала ли Вера Николаевна во время жизни в Константинополе, а потом в Болгарии и Сербии, мне неизвестно. В архиве этих записей нет. Записи обоих Буниных возобновляются только в Париже.]

Комментарии

1881^*

1. Об этом периоде жизни Бунина рассказывает Вера Ник. (См. В. Н. Муромцева-Бунина, «Жизнь Бунина», Париж, 1958, стр. 18): «…В доме был заведен строгий порядок, отец всю семью держал в ежовых рукавицах, был человек наставительный, неразговорчивый, требовательный. И Ване было очень странно попасть к таким людям после их свободного беспорядочного дома».

1885^*

1. Привожу записи по переписанному на машинке тексту. Они частично вошли и в книгу Веры Николаевны.

2. Эта гувернантка послужила прототипом Анхен в «Жизни Арсеньева». На старости лет Ивану Алексеевичу было суждено опять с нею встретиться. Во время его «гастролей» по Балтийским странам весной 1938 года на одном из его выступлений в Ревеле к нему подошла полная небольшого роста пожилая женщина — Эмилия (см. «Ж. Б.», стр. 41).

3. Васильевское — имение С. Н. Пушешниковой, двоюродной сестры Бунина, который особенно любил одного из ее сыновей — Николая.

4. Юлий Алексеевич Бунин принимал участие в народовольческом движении и был арестован в сентябре 1884 года.

5. «Жизнь Бунина», стр. 31.

1893^*

1. Вероятно, В. В. Пащенко.

2. Возможно, что это ошибка, и у Толстого Бунин был в начале следующего года. См. А. Бабореко, «И. А. Бунин», Материалы для биографии. Москва, 1967, стр. 44.

1894^*

1. Эта фраза приписана сбоку и обведена красным карандашом.

2. Это был окончательный разрыв с В. В. Пащенко.

3. Второй брат Бунина.

1895^*

1. Н. К. Михайловский и С. Н. Кривенко — редакторы журнала «Новое Слово».

2. Поэт, один из творцов Козьмы Пруткова.

3. К этому периоду относится переписка Бунина с В. Брюсовым, опубликованная в «Литературном Наследстве» 84, Москва, 1973, стр. 440 и след.

4. «Новый Журнал», номер 80, стр. 128.

5. Вопросительный знак поставлен Буниным. Вера Ник. («Ж. Б.» стр. 94) пишет, что тогда как Юлий Ал. из Москвы вернулся в Полтаву, Ив. Ал. поехал в Огневку, где оставался до самого лета, когда поехал к Юлию.

6. После этих слов почерком Веры Ник. приписано: (ошибка) — «Тарантеллу», в «Ж. Б.» Вера Ник. говорит о «Байбаках» (стр. 95).

7. Почерком Бунина после этих слов приписано карандашом: «Нет, кажется, не верно! N. В. См. 97 г.»

8. Собр. соч., т. 1, изд. Петрополис, Берлин, 1936, стр. 41.

9. Там же, стр. 47.

10. Издательница «Мира Божьего», жена известного виолончелиста.

11. См. «Ж. Б.», стр. 95–96.