— Он убит! — воскликнул Хозе, рассматривая покойника. — Он весь изранен. Он умер ужасною смертию!

— Да, кто-то ловко поработал около него! — заметил один из рыбаков.

— Ловко, — подхватил другой. — Очень ловко!

— И славно похоронил его. Если б не случай, не скоро бы мы нашли покойника!

— Да, да, славно, славно! — подхватили второй и первый.

— Ловко, славно! — перебил с досадою Хозе. — Вы готовы произнесть похвальную речь его убийце, вы готовы смеяться! Стыдно, стыдно! И над вами также будут, сложа руки, подшучивать ваши товарищи, если вас постигнет такая же участь. А она легко может постигнуть всякого из нас, если мы так хладнокровно будем смотреть на погибель своих братьев.

— Что ж нам делать, Хозе? — спросили пристыженные рыбаки.

— Действовать, а не говорить; мстить, а не издеваться. Кто его убийца? говорите, говорите, если вы знаете,

— Не знаем! — печально отвечали рыбаки. — О, если б мы знали!

— Мы должны найти его.

— Да, да! — подхватили все, хватаясь за свои кинжалы.

Ханэта целый месяц не видала Фиорелло, целый месяц не имела о нем известия. Она ждала, страдала, терпела и наконец, измученная тщетными ожиданиями, растерзанная неизвестностью о судьбе своего любовника, решилась сама идти к нему. Рыбаки еще стояли над трупом своего товарища, когда она проходила площадь. Ханэта также остановилась, стараясь сквозь столпившуюся массу народа рассмотреть предмет общего внимания. Вдруг она безумно вскрикнула и бросилась к трупу.

— Фиорелло! Фиорелло! ты мертв! ты убит! — Она упала на труп; громкие рыдания заглушили ее слова.

— Она, видно, любила его! — сказал кто-то.

— Да, я любила его, любила! — вскричала девушка вскакивая. — О, как он был хорош, как он любил меня! Но его убили! отняли у меня моего Фиорелло, отняли моего мужа! — Она ломала руки и рвала на себе волосы.

— Не знаешь ли, кто убил его? — спросил Хозе.

— Ты, ты! — дико закричала она и побежала прочь, повторяя имя своего любовника…

Долго с безмолвной тоскою смотрели рыбаки за удаляющейся девушкой.

— Что же мы будем делать? — наконец сказал один из них.,

— Отнести его в дом, похоронить и потом искать его убийцу…

— Но как мы узнаем, кто он?

— Нужно узнать, нужно узнать, друзья мои!.. Берите же труп…

Хозе подошел к разрытой могиле, и в то самое время что-то звякнуло под ногой его, скатилось в яму и опять звякнуло, ударившись о камень. Хозе нагнулся и поднял красивый перстень, осыпанный драгоценными каменьями.

— Вот его убийца! — радостно закричал он, рассмотрев перстень и торжественно показывая его товарищам. — Смотрите, смотрите, друзья мои! Чей это герб? Чье имя вырезано на перстне?..

— Дон Сорильо, внук старого Варрадоса! — воскликнули в один голос изумленные рыбаки.

— Он, он, друзья мои! Бог попутал его. В одну могилу с телом жертвы своей он закопал и свидетеля своего преступления, свидетеля, который разрушит все его старания скрыться! Теперь мы знаем убийцу Фиорелло… Пойдемте, пойдемте, друзья мои! Ни минуты лишней не должен жить тот, кто безвинно принес в жертву своей прихоти нашего лучшего товарища и бедную сестру его. Да, и сестру. Я уверен, что убийца брата есть также убийца и сестры! Что другое могло быть причиною ее нечаянной смерти? Что другое могло заставить Фиорелло драться с доном Сорильо? Сестра, сестра! Он погубил ее и страшно будет ему отвечать за нее, за брата перед судом земным, перед судом божиим! Вы видите, друзья мои, вы поклянетесь, если потребуют, что перстень с гербом дона Сорильо де Варрадоса был найден вместе с трупом Фиорелло?

— Видели, поклянемся!

— Идем нее, идем, друзья мои! Смерть Варрадосу!

— Смерть ему, смерть!

Дон Сорильо очень жарко рассуждал с доньею Инезильею о назидательных поучениях отца Пио де Элизальда. Вдруг в комнату вбежала Ханэта. Лицо ее было бледно; взгляд выражал безумное отчаяние, волосы были распущены, слезы крупными каплями висели на ее ресницах.

— Он умер, он умер! — болезненно простонала девушка. — Его убили!

— Кто умер?

— Кого убили?

— Фиорелло, Фиорелло! Его нет уже здесь, он там, он на небе, он ждет, он зовет меня. Кто убил его? О, если б он убил также и меня! Дорого бы заплатила я ему; я отдала бы ему то, что нужно было для нашего счастья на земле. Теперь на что нам золото, возьмите, возьмите его!.. — Ханэта рассыпала по полу кошелек с золотом, который прежде хранила на груди своей залогом счастья. Донья Инезилья была сильно поражена глубокой горестью своей камеристки.

— Но точно ли ты уверена, что он умер? — спросила она с участием.

— О, вы хотите утешать меня! Нет, я сама видела его труп…

— Ты видела его труп? — невольно вскрикнул Сорильо. — Когда ты его видела?

— Сегодня, сейчас я видела труп его… Он обезображен, он покрыт кровью… Но я узнала его… О, я узнаю его из тысячи… Нет другого Фиорелло, нет его во всем свете! Около него толпятся товарищи, они сожалеют, они плачут… Но что их слезы, что их сожаления… О, если б вы могли заглянуть в мою душу!

Сорильо между тем беспрестанно переменялся в лице. Судорожный трепет пробегал по его членам. Он скорыми шагами вышел из комнаты.

— Простите, простите, добрая моя госпожа!

— Куда же ты, Ханэта, куда?

— К нему, к нему! — безумно закричала камеристка и выбежала вслед за доном Сорильо…

— Знают ли они, кто его убийца? — спросил он, останавливая ее.

Ханэта улыбнулась, потом захохотала неистово и отвечала, пристально смотря в лицо гранда:

— Знают!

Он чуть не упал. Она вырвала свою руку и убежала, напевая что-то диким, нечеловеческим голосом… «Она сумасшедшая», — подумал молодой гранд и вздохнул свободнее.

— Отчего ты так мрачен, так печален, Сорильо? — говорил старый гранд своему внуку. — Лицо твое бледно, глаза мутны. Что мучит тебя, что ты скрываешь от меня, Сорильо?..

— Я… дедушка… я ничего не скрываю от вас…

Вошел старый Лопес. Никогда физиономия его не была так расстроена, никогда, может быть, она не выражала столько чувств, как теперь; зубы старика стучали, и седые усы его тряслись, как листья на осине…

— Vuestra grandezza, дон Диего желает вас видеть, — произнес он отрывисто. — Я не знаю зачем, клянусь, я не знаю…

— Какое дело может иметь до меня алкад? — сказал изумленный гранд. — Разве поручение от короля? Может быть, известие о…

Он взглянул на внука. Лицо молодого гранда было страшно искривлено испугом…

— А!.. Что с тобою, Сорильо? отчего ты дрожишь…

— Тише, тише, дедушка! — сказал молодой гранд, схватывая его за руку. — Ради бога, тише!

— Зачем тише, Сорильо, зачем? — вскричал старый гранд грозно. — Разве я говорю что-нибудь противное чести? Разве…

— Тише… Прощайте, дедушка! Не проклинайте, о, не проклинайте меня!

Сорильо быстро пошел к двери…

— Именем короля, остановитесь! — воскликнул дон Диего, входя в комнату. Все вздрогнули.

— Простите, vuestra grandezza, — продолжал алкад, — что, чувствуя всю ничтожность мою перед вами, должен обеспокоить вас. Не ужасайтесь, не приходите в отчаяние, может быть, одно недоразумение, мы отыщем, мы оправдаем. Но законы, формы делопроизводства… Нельзя, извините, никак нельзя…

— Говорите, говорите! — перебил старый гранд. — В чем дело, что значит ваша вступительная речь…

— Не отчаивайтесь, говорю вам; может быть, только недоразумение, ошибка. Но… есть некоторый повод думать, есть причины подозревать вашего внука… Мне велено его задержать…

— Вот он! — твердо сказал старый гранд, указывая на внука…

— Впрочем, мне поручено также, — продолжал алкад, — оставить его у вас, если вы дадите слово гранда, что не выпустите его из своего дома и представите к суду по первому требованию… Благоволите дать ответ, vuestra grandezza!

— Исполняйте, что повелевает закон!

— Дедушка, — перебил Сорильо, — ради бога позвольте мне остаться. На одну минуту, позвольте мне сказать несколько слов в оправдание.