Некрасову — создателю «Петербургских углов» были хорошо известны издания А.-Л. Кюрмера «Французы в их собственном изображении» (1840–1842), физиологические очерки Ж. Жанена, издание А. П. Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими» (1841–1842), «Картинки русских нравов» (1842) и «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого» (1843) Ф. В. Булгарина и др. К нравоописаниям Булгарина он, так же как и Белинский, относился крайне отрицательно, неоднократно рецензируя их в «Отечественных записках» (1843).
К социальному исследованию петербургского «дна» обращались литературные современники и соратники Некрасова, многие из которых принимали участие в организованных им сборниках. Бедственному положению низших слоев петербургских тружеников были посвящены очерки Д. В. Григоровича («Петербургские шарманщики») и В. И. Даля («Петербургский дворник»); мелкий люд, живущий в Петербурге на положении жильцов у квартирохозяев, описан Е. П. Гребенкой в «Петербургской стороне». Все эти произведения, создававшиеся почти одновременно с «Петербургскими углами», напечатаны Некрасовым в «Физиологии Петербурга». Присущее им сходство тем, мотивов, ситуаций и даже языковых оборотов объясняется идеологической общностью и единством поэтических принципов, характерных для «натуральной школы».
Замысел «Петербургских углов» связан с личными впечатлениями первых лет бедственной петербургской жизни Некрасова. А. Н. Пыпин вспоминал по этому поводу: «„Петербургские углы“, которые Некрасов описывал впоследствии, были известны ему по наглядному собственному опыту» (Пыпин А. Н. Н. А. Некрасов. СПб., 1905, с. 8). Осознание личного жизненного опыта как общественной ценности и воплощение его в художественном творчестве всячески поддерживалось Белинским, теоретиком «натуральной школы».
Хронологически работа над очерком и «Физиологией Петербурга» приходится на годы особенно сильного воздействия идей Белинского на Некрасова. В это же время молодой писатель основательно знакомится с творчеством Гоголя. В 1842-начале 1843 г. выходит в свет четырехтомное собрание сочинений Гоголя, на которое Некрасов откликнулся в рецензии на книгу Ф. В. Булгарина «Очерки русских правов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого» (03, 1843, № 3), высоко оценив «истинный юмор», «художественное воспроизведение действительности», «живую и одушевленную речь» — черты, присущие гоголевскому творчеству.
Внимание к специфике гоголевской поэтики, творческое усвоение ее принципов отчетливо проявилось в «Петербургских углах». В исследовательской литературе отмечались гоголевские стилистические приемы в повествовании Некрасова: использование гиперболизированных метонимий, характер авторских отступлений, ставшее традиционным для произведений «натуральной школы» перечисление комических вывесок, объявлений (см.: Чуковский, с. 80–81; Крошкин А. Ф. Роман Н. А. Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова».-Некр. сб., III, с. 51). По наблюдениям К. И. Чуковского, трагическую тему социального дна Петербурга «Некрасов излагает с „комическим одушевлением“, с юмором, отчего его повествование кажется еще более трагическим» (Чуковский, с. 80).
В «Петербургских углах» отчетливо прослеживается тяготение Некрасова к фольклору. Очерк изобилует пословицами, поговорками, народными прибаутками, присловьями. «Иные являются по самому своему существу поговорками, окрыленными внутренней рифмой: „побьет, побьет, да не воз навьет“, „мы не из таких, чтобы грабить нагих“, „поклон да и вон“, „на том свете в лазарете сочтемся“ и др.» (Чуковский, с. 560–561). Есть в нем и элементы этнографизма: использование просторечной лексики, диалектизмов.
До начала работы над очерком Некрасов рецензировал «Русские народные сказки» И. Сахарова (ЛГ, 1841, 27 марта, № 35, с. 140), назвав их «неоцененным подарком для русской литературы», а русские песни, предания, пословицы — «хранилищем русской народности» (ПСС, т. IX, с. 10). В то же время им критически оценивались псевдонародные «Воскресные посиделки» В. П. Бурнашева (ЛГ, 1844, 24 февр., № 8, с. 151–153; 11 мая, № 18, с. 311–312). Очевидно, в поле его зрения были и книги И. Снегирева «Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования о русских пословицах и поговорках» (кн. I–IV. М., 1831–1834). Кроме литературных источников молодой Некрасов широко использовал свои наблюдения и знание просторечной лексики различных представителей городской бедноты, приехавших на заработки крестьян, мещан (ср. речь «дворового человека», бывшего учителя, крестьянина Кирьяныча).
Тематически «Петербургские углы» близки ко многим произведениям Некрасова. Отдельные ситуации (изображение мира нищеты, обитателей петербургской ночлежки) встречаются в но опубликованной при жизни поэта «Повести о бедном Климе» (1841–1848). Зарисовки характерных народных типов, представителей петербургского «дна», найдут свое дальнейшее развитие в незавершенном романе о Тростникове (посетители трактира, рыжий печник, дворовый человек Егор Харитоныч Спиночка). История подрядчика Кирьяныча, лишь намеченная в очерке Некрасова, будет раскрыта в этом же романе (глава «История ежовой головы») и найдет аналогию в сюжете стихотворения «Вино» (1858). Автор «записок одного молодого человека», от имени которого ведется повествование в «Петербургских углах», явится центральным героем указанного незавершенного романа и одним из персонажей повести «Тонкий человек, его приключения и наблюдения» (1855).
Сочувственное изображение народа, социальные контрасты Петербурга — темы, ставшие ведущими в творчестве зрелого поэта-демократа, впервые остро прозвучали в «Петербургских углах». Злободневность, социальная заостренность, программность очерка (его соответствие принципам «натуральной школы») обусловили то, что само его название стало в 1840-е гг. своеобразным символом произведений гоголевского направления.
Большинство критических откликов на «Петербургские углы» были связаны с оценкой «Физиологии Петербурга» в целом, с полемикой по поводу «натуральной школы» (см.: Мордовченко Н. И. Белинский и русская литература его времени. М.-Л., 1950, с. 213–283). Вскоре после выхода в свет первой части «Физиологии Петербурга» Некрасов сам выступил в «Литературной газете» со статьей-рецензией (1845, 5 апр., № 13, с. 229–231), явившейся своеобразным комментарием к сборнику. «Добро пожаловать, книга умная, предпринятая с умною и полезного целью!» — писал автор «Петербургских углов», отмечая в ней кроме литературных достоинств «достоинство правды, весьма важное и даже главное в сочинении такого рода» (ПСС, т. IX, с. 143).
Высокая оценка «Петербургских углов» принадлежала Белинскому, который, по свидетельству А. Я. Панаевой, ознакомился с рассказом еще в рукописи (см.: Панаева, с. 97). Рецензируя первую часть «Физиологии Петербурга» (ОЗ, 1845, № 5, отд. VI, с. 16–23), критик назвал лучшими в сборнике «Петербургского дворника» В. И. Даля и «Петербургские углы» Некрасова. «„Петербургские углы“ г-на Некрасова, — писал он, — отличаются необыкновенною наблюдательностью и необыкновенным мастерством изложения. Это живая картина особого мира жизни, который не всем известен, но тем не менее существует, — картина, проникнутая мыслию» (Белинский, т. VIII, с. 383). Это же суждение по поводу очерка Некрасова Белинский повторил в рецензии на вторую часть «Физиологии Петербурга» («Статьи „Дворник“ и „Петербургские углы“ могли бы украсить собою всякое издание») и в статье «Русская литература в 1845 году» («Особенно замечательны <…> в прозе: „Петербургский дворник“ В. И. Луганского, „Петербургские углы“ г-на Некрасова» — Белинский, т. IX, с. 217, 391). К «Петербургским углам» Белинский обращался также в статье «„Тарантас“. Путевые впечатления. Сочинение графа В. Л. Соллогуба» (1845), где упоминается один из персонажей некрасовского очерка, «зеленый господин», и в обзоре «Взгляд на русскую литературу 1847 года» (1848), где обосновывается правомерность реалистического изображения жизни «в наготе страшной истины» и в качестве примера приводятся некрасовские «углы», «убежище нищеты, отчаяния и разврата» (Белинский, т. X, с. 89, 297).