О мечты! о волшебная власть

Возвышающей душу природы!

Пламя юности, мужество, страсть

И великое чувство свободы —

Всё в душе угнетенной моей

Пробудилось… но где же ты, сила?

Я проснулся ребенка слабей.

Знаю: день проваляюсь уныло,

Ночью буду микстуру глотать,

И пугать меня будет могила,

Где лежит моя бедная мать.

Всё, что в сердце кипело, боролось,

Всё луч бледного утра спугнул,

И насмешливый внутренний голос

Злую песню свою затянул:

«Покорись, о ничтожное племя!

Неизбежной и горькой судьбе,

Захватило нас трудное время

Неготовыми к трудной борьбе.

Вы еще не в могиле, вы живы,

Но для дела вы мертвы давно,

Суждены вам благие порывы,

Но свершить ничего не дано…»

Литература с трескучими фразами,

Полная духа античеловечного,

Администрация наша с указами

О забирании всякого встречного, —

Дайте вздохнуть!..

  Я простился с столицами,

Мирно живу средь полей,

Но и крестьяне с унылыми лицами

Не услаждают очей;

Их нищета, их терпенье безмерное

Только досаду родит…

Что же ты любишь, дитя маловерное,

Где же твой идол стоит?..

В полном разгаре страда деревенская…

Доля ты! — русская долюшка женская!

Вряд ли труднее сыскать.

Не мудрено, что ты вянешь до времени,

Всевыносящего русского племени

Многострадальная мать!

Зной нестерпимый: равнина безлесная,

Нивы, покосы да ширь поднебесная —

Солнце нещадно палит.

Бедная баба из сил выбивается,

Столб насекомых над ней колыхается,

Жалит, щекочет, жужжит!

Приподнимая косулю тяжелую,

Баба порезала ноженьку голую —

Некогда кровь унимать!

Слышится крик у соседней полосыньки,

Баба туда — растрепалися косыньки, —

Надо ребенка качать!

Что же ты стала над ним в отупении?

Пой ему песню о вечном терпении,

Пой, терпеливая мать!..

Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,

Право, сказать мудрено.

В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,

Канут они — всё равно!

Вот она губы свои опаленные

Жадно подносит к краям…

Вкусны ли, милая, слезы соленые

С кислым кваском пополам?..

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи, расходится

Вдруг ветер верховой:

Качнет кусты ольховые,

Подымет пыль цветочную,

Как облако, — всё зелено:

И воздух, и вода!

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Скромна моя хозяюшка

Наталья Патрикеевна,

Водой не замутит!

Да с ней беда случилася,

Как лето жил я в Питере…

Сама сказала, глупая,

Типун ей на язык!

В избе сам-друг с обманщицей

Зима нас заперла,

В мои глаза суровые

Глядит — молчит жена.

Молчу… а дума лютая

Покоя не дает:

Убить… так жаль сердечную!

Стерпеть — так силы нет!

А тут зима косматая

Ревет и день и ночь:

«Убей, убей изменницу!

Злодея изведи!

Не то весь век промаешься,

Ни днем, ни долгой ноченькой

Покоя не найдешь.

В глаза твои бесстыжие

Соседи наплюют!..»

Под песню-вьюгу зимнюю

Окрепла дума лютая —

Припас я вострый нож…

Да вдруг весна подкралася…

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Как молоком облитые,

Стоят сады вишневые,

Тихохонько шумят;

Пригреты теплым солнышком,

Шумят повеселелые

Сосновые леса;

А рядом новой зеленью

Лепечут песню новую

И липа бледнолистая,

И белая березонька

С зеленою косой!

Шумит тростинка малая,

Шумит высокий клен…

Шумят они по-новому,

По-новому, весеннему…

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Слабеет дума лютая,

Нож валится из рук,

И всё мне песня слышится

Одна — в лесу, в лугу:

«Люби, покуда любится,

Терпи, покуда терпится,

Прощай, пока прощается,

И — бог тебе судья!»

В позднюю ночь над усталой деревнею

Сон непробудный царит,

Только старуху столетнюю, древнюю

Не посетил он. — Не спит,

Мечется по печи, охает, мается,

Ждет — не поют петухи!

Вся-то ей долгая жизнь представляется,

Все-то грехи да грехи!

«Охти мне! часто владыку небесного

Я искушала грехом:

Нутко-се! с ходу-то, с ходу-то крестного

Раз я ушла с пареньком

В рощу… Вот то-то! мы смолоду дурочки,

Думаем: милостив бог!

Раз у соседки взяла из-под курочки

Пару яичек… ох! ох!

В страдную пору больной притворилася —

Мужа в побывку ждала…

С Федей-солдатиком чуть не слюбилася…

С мужем под праздник спала.

Охти мне… ох! угожу в преисподнюю!

Раз, как забрили сынка,

Я возроптала на благость господнюю,

В пост испила молока, —

То-то я грешница! то-то преступница!

С горя валялась пьяна…

Божия матерь! Святая заступница!

Вся-то грешна я, грешна!..»