Законы Моисея — законы Израиля. Отношения к другим народам далеки от канонов Десятисловия. Они остаются враждебными. Как оценить двойной стандарт поведения ветхозаветного человека и можно ли считать моральным столь избирательный кодекс поведения?

Разделение людей на «своих» и «чужих» не было изобретением Моисея. Оно существовало задолго до него. Каннибальская «этика» была элементом наличной социальной реальности, подобно тому, как змеи или песьи мухи были элементами наличной физической реальности, и в этом качестве она получила отражение в Пятикнижии. Моисей просто считается с реальностью, считается с изначальной враждой племен. Его собственные же усилия направлены на то, чтобы ограничить, умерить эту вражду. В этих целях он крайне сужает число народов, которые находятся вне какого-либо запрета, не подлежат никакой пощаде. По отношению к остальным народам враждебное отношение подчиняется уже определенным правилам (если враждебный город сдавался добровольно, то он не подлежал разграблению, если он брался штурмом, то месть не распространялась на женщин и детей и т. д.). Моисей не только локализует беспощадную жестокость, считая, что она оправдана только по отношению к семи непосредственным конкурентам Израиля в его праве на Палестину. Он одновременно подводит под эту жестокость другую (нерасовую) аргументацию, оправдывая ее тем, что речь идет о народах, практикующих человеческие жертвоприношения и другие варварские обычаи. Важно отметить, что такая беспощадная жестокость предписывается Моисеем и по отношению к израильским общинам, ставшим на путь вероотступничества: все живое в них, и люди, и скот, а также имущество — словом, все подлежат полному уничтожению. Эти уточнения не отменяют, разумеется, факта ограниченности этики Моисея, но они позволяют понять, что речь идет об ограниченности исторической, которую можно интерпретировать как один из этапов на пути всечеловеческого расширения морального горизонта.

Установления Декалога — прежде всего: «не убивай», «не прелюбодействуй», «не кради», «не лжесвидетельствуй» — вошли в культуру как всеобщие требования, без первоначальных исторически обусловленных ограничений. Они стали важной составной частью нравственных канонов христианства и ислама, общечеловеческой основой нравственности.

Об избранном народе и справедливости

Бог заключает завет с евреями, выделяет их среди всех прочих народов. Дети Израиля избранны. В чем же заключается их избранность? В том, прежде всего, что они призваны следовать воле единого Бога, строить свою жизнь по законам справедливости. Свое покровительство израильтянам Бог «аргументирует» не их заслугами, а недостатками их врагов:

«Не за твою праведность и не за добродетельность твоего сердца ты выйдешь овладеть их страной, но за злодейство этих народов» (Втор., 9:5).

Злодейство последних прежде всего заключалось в практике человеческих жертвоприношений. Отмена этого обычая запечатлена в прекрасном рассказе об Аврааме и его сыне Исааке: Авраам демонстрирует послушание Богу, доходящее до готовности пожертвовать самым дорогим — собственным сыном, но в последнюю минуту ангел останавливает его занесенную над отроком руку и рядом оказывается овен, который и был принесен в жертву. Она выражена в категорическом запрете: «Не убивай». Это был великий духовный переворот, связанный с появлением монотеистической религии иудаизма. В отличие от прочих племен, которые практикуют человеческие жертвоприношения, полны темных предрассудков, живут в раздорах, перед евреями через единобожие открывается перспектива единения на основе праведных законов.

«И кто тот великий народ, у которого законы и приговоры праведны так, как все это Учение, которое я даю вам нынче» (Втор., 4:8). |

Этот переход от варварства к цивилизации, от племенного быта к государственному бытию, от слепых страстей к сознательной нравственно-юридической регуляции жизни дается нелегко. Самоизображение еврейского народа, которое мы находим в Торе, является суровой самокритикой и больше похоже на саморазоблачение. «Народ с твердым затылком» (Втор., 9:13), — говорит Яхве о своем народе. Возмущенный его необузданностью, близорукостью, отсутствием веры и воли к свободе, он даже хотел (и не один раз) истребить «жестоковыйный» народ.

Моисей видит свое назначение в том, чтобы подтянуть израильтян до практического осознания ими необходимости жить справедливо. При таком понимании избранность народа — больше, чем эгоизм круговой поруки. Это еще — труднейшая историческая задача, нравственный императив.

Субъектом этики Моисея является народ. И в этом качестве она является этикой справедливости. Идея справедливости составляет смысловой центр всего учения Моисея. Идея милосердия в ней выражена крайне слабо, а если иметь в виду милосердие в его евангельском понимании, то и вовсе отсутствует. Говоря точнее, милосердие в ветхозаветной этике не обрело самоценного значения, оно существует в связи со справедливостью, выступает как особая ее форма.

Ветхозаветная мораль является суровой и беспощадной. Яхве характеризуется в Пятикнижии как грозный, карающий Бог. Чаще всего он бывает гневен и жесток. Вместе с тем он именуется также Богом милостивым (Втор., 4:31). В чем же состоит его милостивость? Вспомним, как Яхве, разгневавшись на слабодушие своего народа, решает извести его. Но затем проявляет милость к израильтянам и… обрекает их на сорокалетнее блуждание по пустыне. Другой пример такого же рода: Яхве карает взрослых израильтян тем, что они умрут, не дойдя до цели. Эту же участь по справедливости должен разделить с ними и Моисей. Однако Бог благоволит к своему пророку и это выражается в том, что он дозволяет Моисею перед смертью бросить взгляд на Ханаан. Милосердие Яхве — милосердие судьи, который склоняется к минимальному сроку осуждения в рамках того, что предусмотрено соответствующей статьей уголовного кодекса. Милосердное начало в ветхозаветной этике обнаруживается в особом отношении к вдовам и сиротам. Бог предостерегает от соблазна воспользоваться их слабостью. Но как при этом он гарантирует и обосновывает свое милосердие?

«А жильца не притесняй и не подавляй его, ибо жильцами вы были в Стране Египетской. Всякую вдову и сироту не угнетай. Если ты будешь угнетать его, то если он возопит ко Мне, услышу Я его вопль, ибо милостив и милосерден Я — говорит Яхве — И возгорится мой гнев, и Я убью вас мечом, и будут ваши жены вдовами, а ваши сыновья сиротами» (Исх., 22:21–23).

Здесь милосердие разрешается в гневе (поскольку я милостив, я убью вас) и прямо совпадает со справедливостью по формуле: око за око (ваши жены станут такими же вдовами, а сыновья такими же сиротами, которых вы угнетаете). Моисей оценивается в Библии как «самый кроткий человек из всех людей, которые на земле» (Чис., 12:3). И это нисколько не противоречит тому, что он жестоко карал бунтовщиков. Его кротость выражалась не в жалости и прощении, а в характере наказания — в том, что его гнев знает границы, задаваемые нормами справедливости, а его суровость не столь беспощадна, как она могла бы быть. Кротость, милосердие в этике Моисея — это справедливость как щадящая, более мягкая (по сравнению с неограниченной местью) форма человеческих взаимоотношений и как щадящая (мягкая) форма самой справедливости.

Десятисловие как программа достойной человека жизни говорит о том, что не ум, не хитрость, не сила, не красота и не какие-нибудь иные антропологические свойства делают человека человеком, а его способность жить по законам, предначертанным Богом, по законам справедливости. Умение человека быть справедливым как раз и является пробой его ума, силы, красоты.

1. Каково нравственное значение облика Моисея как политического вождя и религиозного наставника народа?