Есть некоторые предположения относительно «Библиотеки» Фотия, эрудита и высокопоставленного чиновника IX века, ставшего впоследствии патриархом Константинополя. Примечательно

упоминание, фигурирующее в заглавии двух замечательных и наиболее древних рукописей: «Список и перечень книг, прочитанных мной и представленных по просьбе моего любимого брата Тарасия для того, чтобы он мог сделать общую оценку; их число 300 минус 20 минус один (279)». Большая часть из 122 названных светских трудов дошла до нас, но порой в менее полном варианте, чем использованные Фотием; из 157 религиозных произведений сохранилось приблизительно 70. Конечно, количество трудов, прочитанных Фотием, значительно превышает 279: в Константинополе во второй четверти IX века, когда он писал эти строки, ему было доступно множество произведений, даже более древних.

Византия — это прямое продолжение античного мира. Тем не менее победа христианства вызвала определенные изменения. Так, театр, осужденный за безнравственность, почти совсем исчез. Взамен появились другие жанры, нередко пронизанные древними реминисценциями: типично римское ораторское искусство распространилось в сфере религии; литургия породила литургическую поэзию; древнее искусство составления биографий возродилось в жизнеописаниях святых.

Риторика благодаря существовавшей системе воспитания, которую она буквально пронизывала, стала общей одержимостью, а искусство говорить превратилось в самоцель и способствовало тому, что византийцы любили составлять речи. Даже императоры увлекались этим. Сохранились торжественные речи Константина VII Багрянородного, обращенные к его солдатам, в которых ясно говорилось о том, что простые люди должны были разбираться в вопросах добра и зла. Существовало

бесчисленное множество речей, предназначенных для аристократии. Например, величайший писатель XI века Михаил Пселл великолепно составлял надгробные речи и присутствовал на многих похоронах. Он произнес прочувствованно речь над могилой патриарха Михаила Керулария, хотя за два года до этого, в 1057 году, Пселл обвинял его перед Синодом Константинополя, когда Керуларий подписал подготовленное императором смещение Пселла. За сложной и иногда пустой риторикой просматривались удивительные творческие усилия, а порой и искренние эмоции.

Еще один жанр, высоко ценимый в Риме и имевший несомненную политическую и идеологическую значимость, — история. В первые века она поистине царила, так как политическая история использовалась в религиозных или церковных творениях. Ее значимость легче понять, когда мы вспомним, что палестинец Евсевий Цезарейский, одно из главных лиц Никейского Церковного собора 325 года, на котором Константин обязал Церковь унифицировать свое учение, написал первое «Житие» Константина одновременно с «Церковной историей». Другой палестинец из того же города, Прокопий, живший в VI веке, написал историю войн Юстиниана и выполнил во славу его работу «Здания», но это не помешало ему направить против императора Юстиниана и его супруги Феодоры памфлет, известный как «Тайная история». До конца империи сосуществовали два жанра, не всегда значительно отличавшиеся друг от друга, — история и хроники, или хронография. Хроники часто составлялись от Сотворения мира, как Тит Ливий в своем труде вел повествование от основания Рима. Историки брали за образец Фукидида и предпочитали размышления вместо описания событий. Различие оказалось иллюзорным. Историки высокого уровня, такие, как Иоанн Ски- лица в XI веке или Иоанн Зонара в XII веке, описывали происходящее год за годом. И наоборот, в «Хронографии» Михаила Пселла обнаруживается двойная цель: желание подчеркнуть достоинства автора и отточенность его суждений, не всегда, однако, совместимых с объективной реальностью, что следовало бы ожидать от историка.

С VI века жанр античного эпоса, похоже, больше не применялся в создании оригинальных произведений и длительное время использовался лишь в обучении при чтении Гомера. Однако с XI века он стал возрождаться двумя путями. Один оказался весьма мудреным и вычурным. Анна, дочь императора Алексея I Комнина, создала жизнеописание своего знаменитого отца под названием «Алексиада». В ней чувствовалось эпическое начало, но в целом произведение выполнено в традициях изящной прозы и близко к историческому повествованию. Эпичность позволила автору местами существенно отступать от элементарной объективности. Однако настоящий византийский эпос зародился на восточных рубежах, в пограничном сообществе, где византийские воины, акриты, ежедневно сталкивались с такими же воинственными арабами. Война между ними велась практически постоянно, особенно в X веке, но существовало и взаимное уважение. В первой части эпоса рассказывалась история отца героя — Дигениса («дваждырожденный»). Арабский эмир женился на дочери византийского военачальника. В результате их брака и родился будущий богатырь Дигенис Акрит. Вторая часть эпоса более вневременная. В ней скорее в стиле романа описывается детство будущего стража границы (именно так переводится слово «акрит»), его подвиги на охоте и сражения с разбойниками, а также его мирная жизнь с молодой супругой во дворце на берегу Евфрата. Другой текст был создан около X века 15-стопными стихами, структура которых основывается только на усилении слов. Этот текст явился результатом устного творчества и был записан в различных вариантах в XII веке. В конце XIII — начале XIV века поэма о Велизарии превозносила подвиги этого великого военачальника Юстиниана, но изображала его очень завистливым человеком, что по стилю приближало повествование к роману.

В IV веке уже не создавали романов в античном духе, но продолжали их читать. Симеон Метафраст заимствовал элементы античного романа при жизнеописании святых, украшая повествование александрийскими стихами поэтов II века Ахилла Татия, Левкиппа и Клитофона, способствуя таким образом возрождению жанра. В XII веке, в период господства аристократии, объединившейся вокруг Комнинов, роман возрождается под пером Евстафия Макремволита «Исмина и Исминий», историка Константина Манассеса, писавшего в стихах (девять книг о страстях Александра и Калитеи) и главным образом Феодора Продрома, («Роданфа и Досикл» 9 книг, 4614 двенадцатистопных стихов). Самый знаменитый из стихотворных романов, написанный вполне народным языком «Каллимах и Хризорроя», — настоящий любовный роман с разлукой и встречей любовников. Западное влияние еще более ощутимо в рыцарском романе в стихах «Бальтандр и Хризанца».

Гиды цивилизаций ,

Помимо этих двух жанров, византийская поэзия реализовалась еще в одном любопытном направлении. Стихосложение было одной из центральных дисциплин византийского образования: любой ученик, закончивший школу, умел писать стихи. Однако поэтическое дарование Вергилия или Горация, авторов, которые были способны создавать музыку из слов и пробуждать волнение читателей, оказалось неповторимым. Оно возродилось в литургической поэзии. В VI веке Роман Сладкопевец, творческое могущество которого может сравниться с упомянутыми выше латинскими авторами, создал несколько сотен стихотворных песнопений — кондаков из 18—24 строф, или тропарей, сохранивших неизменное общее количество слогов и звуков. Эти формальные требования могут показаться жесткими, но в результате благодаря гениальному перу достигалась непревзойденная красота.

В Византии поэзия является в основном формой риторики, она равно присутствовала и при дворе, и в аристократическом обществе, где ее ценили как стилистическое упражнение. Она могла оказаться даже политическим оружием: во времена господства иконоборца Феофила (829—842) два противника императора — палестинские монахи, Феодор и Феофан, заслужили прозвище Начертанные, так как им выжгли на лбу раскаленным железом ямбический стих с хулой на иконы. И все же излюбленным жанром византийцев оставалась эпиграмма — короткая сатирическая поэма, направленная в адрес конкретного лица или восхвалявшая кого-то, и кроме того, содержавшая загадку. Вот пример такой загадки, сочиненной одним из известнейших авторов XI века Христофором из Митилены.