Квартал в то время был неспокоен, и Бетанкуру пришлось несколько дней подряд спать с заряженным пистолетом под подушкой. Но, слава Богу, всё обошлось! Да и на его повседневной работе события никак не отразились.
После заключения «свободного союза» с Анной Джордейн они стали жить вместе и переехали в большую квартиру возле парка, неподалёку от Парижской школы мостов и дорог.
Получив в начале года дополнительное финансирование, Бетанкур приступил к созданию Королевского кабинета машин. Вот что по этому поводу он писал 6 марта 1789 года из Парижа отцу на Канарские острова: «Сейчас королевский двор возложил на меня обязанность собрать коллекцию физических приборов. У себя дома продолжаю создавать коллекцию гидравлических механизмов, о чём я Вам уже писал; мне даны помощники: четыре столяра, семь слесарей и три чертёжника, два-три раза в день я проверяю их работу и своей рукой вношу изменения в каждый чертёж. С этой весьма однообразной работой меня примиряет то, что мне никто ни в чём не противоречит и что создаётся лучший в Европе Кабинет машин».
В этом же письме он послал и записку матери, в ней говорилось: «Сейчас, кроме тех дел, о которых я уже написал отцу, занят созданием ткацкого станка, который позволит одному человеку соткать в день 100 вар превосходного атласа. Я уже много придумал для этого и надеюсь, что через неделю ткацкий станок будет полностью готов. С ближайшей почтой я сообщу Вам о результатах. Как Вы видите, у меня множество дел: паровые машины, ткацкий станок, создание коллекции физических приборов, и к тому же я должен постоянно писать письма сеньорам, состоящим при королевском дворе».
В этот же день, 6 марта 1789 года, он написал письмо и своему брату Хосе, находившемуся в Кадисе. Бетанкур сообщал ему: «Моя паровая машина, после моей поездки в Лондон, претерпела значительные изменения. Без каких-либо изменений осталась только четвёртая часть механизма; сама паровая машина, хотя внешне она осталась такой же, какой и была, стала вдвое мощнее. Мсье Перье видел мои чертежи и остался настолько удовлетворён, что вскоре обновленная машина будет испытана. Напиши мне, что думают о паровых машинах в морском ведомстве».
Текст письма показывает, что уже в 1789 году Бетанкур размышлял о судне, которое можно было бы привести в движение с помощью паровой машины. Впервые такое судно будет построено в Америке Робертом Фултоном в 1807 году. В конце XVIII века ни в Испании, ни во всей Западной Европе в использование силы пара для движения морских транспортных средств никто ещё не верил. Августин де Бетанкур и здесь на несколько лет обогнал время.
В архиве испанского посольства в Париже сохранилась следующая запись от 29 ноября 1789 года: «Все работы, которые делает Бетанкур, безупречны, и точность и умеренность, с которой он ведет свои счета, не оставляет желать лучшего. Хотя он мог бы включить в них стоимость как своего жилья, так и пенсионеров, так как большая часть их жилья занята моделями и машинам. Однако он учитывает в счетах Его Величества лишь часть, соответствующую мастерским, а всё остальное оплачивает из собственных средств. Каждое изменение, внесённое в приобретённые машины, планы и прочее, он засчитывает лишь как простую работу по копированию. Что же касается строительства и покупок, то этим он обязан только своему умению».
Эта запись лишний раз подтверждает, что Бетанкур, какой бы ни занимал пост, всегда был безупречно честен с государственными деньгами. Ни одна копейка или песета из государственной казны не прилипла к его рукам, хотя через него проходили десятки, если не сотни миллионов рублей и реалов. Испанский историк техники Антонио Рюме де Армас, автор книги «Политическое завещание графа Флоридабланка», подсчитал, что на создание Королевского кабинета машин, включая закупку готовых экспонатов, стоимость материалов и работ, разъезды и путешествия, а также выплаты на содержание стажёров и отправку коллекции в Мадрид, казна отпустила Бетанкуру 720 тысяч реалов, или 180 тысяч ливров.
Из этих расчетов видно, что испанское правительство не жалело денег. А Бетанкур иногда так увлекался при закупке деталей машин и механизмов, что влезал в непредвиденные долги. Но испанский посол во Франции граф де Аранда неизменно защищал его. «…долг, — писал он, — произошел оттого, что он (Бетанкур. — Д.К.) создал себе место среди учёных и инженеров, приглашая их и радушно принимая за свой счёт; любой другой потребовал бы такую сумму всего за каких-нибудь два или три из добытых им секрета, так что мы должны быть очень довольны, что приобрели их за такую цену».
Конечно, здесь, в дипломатической переписке, испанский посол даже не косвенно, а прямо признается, что Августин де Бетанкур занимался промышленным шпионажем и ему отпускались деньги не только на создание Королевского кабинета машин, но и для сбора информации о промышленности Франции и Англии.
Тем временем во Франции политическая обстановка обострялась с каждым месяцем. Приближение революции уже давно сказывалось на всех сторонах жизни Парижа. Король, боясь революционной ситуации, принимал суровые меры. Они прежде всего коснулись деятелей искусства, в первую очередь литераторов и художников. Не обошли стороной и театр: по личному указанию Людовика XVI была запрещена трагедия Мари-Жозефа Шенье, созданная на материале французской истории времен Карла IX. Трагедия была посвящена «Свободному человеку Свободной Нации». В ней изобличалось коварство короля, стремившегося уничтожить гугенотов, используя религиозный фанатизм толпы. Обойдя все запреты, с большим трудом пьеса появилась на сцене «Комеди Франсез», и Бетанкур, как тонкий знаток театрального искусства, был на одном из премьерных спектаклей.
Однако, несмотря на отдельные всплески, культурная жизнь в 1787—1789 гг., по сравнению с первыми годами жизни Бетанкура в Париже, значительно померкла. Академия художеств полностью потеряла независимость и подчинилась королевской опеке. Были упразднены Школа покровительствуемых учеников, Школа Академии святого Луки, и, самое главное, запретили популярные публичные выставки художников, не принадлежавших к академии.
Эти события задели Бетанкура за живое — у него к тому времени сложились дружеские отношения с двумя французскими живописцами — Жаном Оноре Фрагонаром и Жаном-Батистом Грёзом. Немного позднее Бетанкур узнал, что его друг Фрагонар очень болезненно переживал этот период, к тому же у художника умерла восемнадцатилетняя дочь, и он, бросив Париж, уехал в свой родной Грасс. Больше они уже никогда не встречались.
Что касается Французской академии наук, то там дела обстояли иначе — жизнь била ключом.
ФРАНЦУЗСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Это научное учреждение было основано в 1635 году по распоряжению кардинала Ришелье прежде всего для изучения изящной словесности. Но в 1666 году, по предложению государственного министра Жана-Батиста Кольбера, для защиты и поддержки французских учёных в рамках академии Людовик XIV открыл Академию естественных наук. Она состояла из пяти отделений физико-математических наук, шести отделений химических и естественных наук и отделения применения науки в промышленности.
В течение многих лет академия ежегодно присуждала премии за лучшие научные работы; победителей награждали медалями, распределяли стипендии молодым учёным, иногда, за отдельные выдающиеся заслуги в области естественных наук, они пополняли ряды академии.
В 1790 году за доклад «О расширяющей силе водяного пара» Бетанкур получил в Академии наук поощрительную премию. Премия в том году досталось не только ему. Многие учёные и инженеры в разных областях науки в то время совершали большие и малые открытия. Однако внедрить их в производство было сложно. Крупные предприятия уже существовали в Лангедоке, в Севеннах работали суконные мануфактуры, в Нормандии — фабрики шерстяных и хлопчатобумажных материй, в долине Луары, в Туре, Руане, Лионе — фабрики шёлковых изделий, в Арденнах — металлургические заводы, в Артуа — каменноугольные копи, в Бордо — сахарные заводы и кораблестроительные верфи. Все они нуждались в нововведениях и переходе от кустарного производства к работе с помощью паровых машин и механизмов.