Изменить стиль страницы

18 марта 1907

«Зачатый в ночь, я в ночь рожден…»

Зачатый в ночь, я в ночь рожден,
  И вскрикнул я, прозрев:
Так тяжек матери был стон,
  Так черен ночи зев.
Когда же сумрак поредел,
  Унылый день повлек
Клубок однообразных дел,
  Безрадостный клубок.
Что быть должно — то быть должно,
  Так пела с детских лет
Шарманка в низкое окно,
  И вот — я стал поэт.
Влюбленность расцвела в кудрях
  И в ранней грусти глаз.
И был я в розовых цепях
  У женщин много раз.
И всё, как быть должно, пошло:
  Любовь, стихи, тоска;
Всё приняла в свое русло
  Спокойная река.
Как ночь слепа, так я был слеп,
  И думал жить слепой…
Но раз открыли темный склеп,
  Сказали: Бог с тобой.
В ту ночь был белый ледоход,
  Разлив осенних вод.
Я думал: «Вот, река идет».
  И я пошел вперед.
В ту ночь река во мгле была,
  И в ночь и в темноту
Та — незнакомая — пришла
  И встала на мосту.
Она была — живой костер
  Из снега и вина.
Кто раз взглянул в желанный взор,
  Тот знает, кто она.
И тихо за руку взяла
  И глянула в лицо.
И маску белую дала
  И светлое кольцо.
«Довольно жить, оставь слова,
  Я, как метель, звонка,
Иною жизнию жива,
  Иным огнем ярка».
Она зовет. Она мани́т.
  В снегах земля и твердь.
Что́ мне поет? Что́ мне звенит?
  Иная жизнь? Глухая смерть?

12 апреля 1907

«С каждой весною пути мои круче…»

С каждой весною пути мои круче,
  Мертвенней сумрак очей.
С каждой весною ясней и певучей
  Таинства белых ночей.
Месяц ладью опрокинул в последней
  Бледной могиле, — и вот
Стертые лица и пьяные бредни…
  Карты… Цыганка поет.
Смехом волнуемый черным и громким,
  Был у нас пламенный лик.
Свет набежал. Промелькнули потемки.
  Вот он: бесстрастен и дик.
Видишь, и мне наступила на горло,
  Душит красавица ночь…
Краски последние смыла и стерла…
  Что ж? Если можешь, пророчь…
Ласки мои неумелы и грубы.
  Ты же — нежнее, чем май.
Что же? Целуй в помертвелые губы.
  Пояс печальный снимай.

7 мая 1907

Девушке

Ты перед ним — что стебель гибкий,
Он пред тобой — что лютый зверь.
Не соблазняй его улыбкой,
Молчи, когда стучится в дверь.
А если он ворвется силой,
За дверью стань и стереги:
Успеешь — в горнице немилой
Сухие стены подожги.
А если близок час позорный,
Ты повернись лицом к углу,
Свяжи узлом платок свой черный
И в черный узел спрячь иглу.
И пусть игла твоя вонзится
В ладони грубые, когда
В его руках ты будешь биться,
Крича от боли и стыда…
И пусть в угаре страсти грубой
Он не запомнит, сгоряча,
Твои оттиснутые зубы
Глубоким шрамом вдоль плеча!

6 июня 1907

«Когда я создавал героя…»

Когда я создавал героя,
Кремень дробя, пласты деля,
Какого вечного покоя
Была исполнена земля!
Но в зацветающей лазури
Уже боролись свет и тьма,
Уже металась в синей буре
Одежды яркая кайма…
Щит ослепительно сверкучий
Сиял в разрыве синих туч,
И светлый меч, пронзая тучи,
Разил, как неуклонный луч…
Еще не явлен лик чудесный,
Но я провижу лик — зарю,
И в очи молнии небесной
С чудесным трепетом смотрю!

3 октября 1907

«Всюду ясность божия…»

Всюду ясность божия,
Ясные поля,
Девушки пригожие,
Как сама земля.
Только верить хочешь всё,
Что на склоне лет
Ты, душа, воротишься
В самый ясный свет.

3 октября 1907

«Она пришла с заката…»

Она пришла с заката.
Был плащ ее заколот
Цветком нездешних стран.
Звала меня куда-то
В бесцельный зимний холод
И в северный туман.
И был костер в полно́чи,
И пламя языками
Лизало небеса.
Сияли ярко очи.
И черными змея́ми
Распуталась коса.
И змеи окрутили
Мой ум и дух высокий
Распяли на кресте.
И в вихре снежной пыли
Я верен черноокой
Змеиной красоте.