27 июля 1898. Боблово
«Странно: мы шли одинокой тропою…»
Странно: мы шли одинокой тропою,
В зелени леса терялись следы,
Шли, освещенные полной луною,
В час, порождающий страсти мечты.
Стана ее не коснулся рукою,
Губок ее поцелуем не сжег…
Всё в ней сияло такой чистотою,
Взор же был темен и дивно глубок.
Лунные искры в нем гасли, мерцали,
Очи, как будто, любовью горя,
Бурною страстью зажечься желали
В час, когда гасла в тумане заря…
Странно: мы шли одинокой тропою,
В зелени леса терялся наш след;
Стана ее не коснулся рукою…
Страсть и любовь не звучали в ответ…
Лето 1898
«Я шел во тьме к заботам и веселью…»
Тоску и грусть, страданья, самый ад,
Всё в красоту она преобразила.
Я шел во тьме к заботам и веселью,
Вверху сверкал незримый мир духо́в.
За думой вслед лилися трель за трелью
Напевы звонкие пернатых соловьев.
И вдруг звезда полночная упала,
И ум опять ужалила змея…
Я шел во тьме, и эхо повторяло:
«Зачем дитя Офелия моя?»
2 августа 1898
Идеал и Сириус
Я долго странствовал по свету,
Я всё увидел, всё узнал,
Но, мглой туманною одета,
Ты мимо шла, мой идеал.
Я много понял звезд лучистых,
Одна лишь тайный свет лила,
Как лунный отблеск серебристый,
Была печальна и светла.
И долго вещие зеницы
Смотрели в сумрачный туман,
Где ярко-красные зарницы
Мрачили неба океан.
Теперь я понял тайну ночи,
Нашел Тебя, мой Идеал…
Твои лишь ныне блещут очи,
Как вечно Сириус сверкал!..
7 августа 1898. Дедово
«В море одна лишь волна — быстротечная…»
В море одна лишь волна — быстротечная.
В небе одна лишь звезда — бесконечная.
В мире одна лишь душа — вечная.
12 августа 1898
«В моей душе больной и молчаливой…»
В моей душе больной и молчаливой
Сложилась песня чудная одна,
Она не блещет музыкой красивой,
Она туманна, сумрачна, бледна.
В ней нет напева, звук ее нестройный
Не может смертный голос передать,
Она полна печали беспокойной…
Ее начало трудно рассказать…
Она одна сложилась из созвучий
Туманной юности и страждущей любви,
Ее напев чарующий, певучий
Зажег огни в бледнеющей крови.
И счастлив и несчастен бесконечно
Тот смертный, чью она волнует кровь,
Он вечно страждет, радуется вечно,
Как человек, как гений, как любовь!..
20 августа 1898. Шахматово
Поляна в Прасолове-Эскинском.
«Табор шел. Вверху сверкали звезды…»
Цыгане шумною толпой
По Бессарабии кочуют…
Табор шел. Вверху сверкали звезды.
Кончил он тяжелый, трудный путь,
Кончил буйной прихоти наезды
И, усталый, жаждал отдохнуть.
Но в сердцах еще играла дико
Кровь, и темный лес гремел,
Пробужденный звоном, свистом, криком,
На веселье сумрачно глядел.
Так кончали буйные цыгане
Дикой, звонкой прихоти наезд…
В высоте, на темном океане
Меркли, гасли легионы звезд.
22 августа 1898
«Как мучительно думать о счастьи былом…»
Как мучительно думать о счастьи былом,
Невозвратном, но ярком когда-то,
Что туманная вечность холодным крылом
Унесла, унесла без возврата.
Это счастье сулил мне изнеженный Лель,
Это счастье сулило мне лето.
О, обманчивый голос! певучая трель!
Ты поешь и не просишь ответа!
Я любил и люблю, не устану любить.
Я по-прежнему стану молиться.
Ты, прекрасная, можешь поэта забыть
И своей красотой веселиться.
А когда твои песни польются вдали
Беспокойной, обманчивой клятвой,
Вспомню я, как кричали тогда журавли
Над осенней темнеющей жатвой.
23 сентября 1898. Петербург
«Что будет в сердце, в мыслях и в уме…»
Что будет в сердце, в мыслях и в уме,
Когда, любя таинственно и нежно,
Вампира ты увидишь в полутьме
С глазами, полными, как океан безбрежный?
Я вижу женщину. Она бросала страсть
Глазами чудными и страшными, как пламень.
Казалось, вся земли и неба власть
Таилась в них, — а сердце было камень.
Она смеялась смехом сатаны,
И этот смех отталкивал и жалил.
Глаза сверкали, радости полны,
И каждый в них хоть часть души оставил.
О, если б броситься и жадно обнимать,
И целовать, и выпить страсть вампира,
Потом убить, на части растерзать
И части сердца трепетно слагать
К ногам на миг забытого кумира!
30 сентября 1898
«Душа моя тиха. В натянутых струнах…»
Душа моя тиха. В натянутых струнах
Звучит один порыв, здоровый и прекрасный,
И льется голос мой задумчиво и страстно.
И звуки гаснут, тонут в небесах…
Один лишь есть аккорд, взлелеянный ненастьем,
Его в душе я смутно берегу
И с грустью думаю: «Ужель я не могу
Делиться с Вами Вашим счастьем?»
Вы не измучены душевною грозой,
Вам не узнать, что в мире есть несчастный,
Который жизнь отдаст за мимолетный вздох,
Которому наскучил этот бог,
И Вы — один лишь бог в мечтаньи ночи страстной,
Всесильный, сладостный, безмерный и живой…