Корреспонденция в «Русском слове» о гонениях на Л. Семенова. В «Речи» — известие об отставке («по болезни») В. И. Гиппиуса.

К обеду пришла мама от Наука, который сказал ей, что сердце ее за два года улучшилось (санатория, какова бы она ни была, помогает), но исключительно сильное малокровие (прописал новое средство).

Разговоры, болтовня. С Любой играем в дураки и в акульки. Тоска смертная, к ночи, скверный сон.

28 января

Бесконечная, до сумасшествия, игра в дураки и в акульки. Слабость, тоска.

29 января

<В> воскресенье — у мамы с Францем — гости (празднуют рожденье). Тоскую. Лежу и страдаю. Заходил Городецкий (не принял). Тоже — Кузьмин-Караваев. Тоже — Ваня. Вторая корректура III книги (из «Песни Ада» негодяи потеряли 2 страницы, придется переверстывать снова!). Вечером — уют — наклеиваем картинки вдвоем.

30 января

Картинки спасают от тоски. Первое большое солнце и настоящий закат. Несказанное. Люба на выставке «Мира искусства». Приходили: бедняжка (Русинов), а вечером — Ивановы (А. П. и Е. А.). Никого не приняли. Сегодня, вероятно, уехал Боря.

31 января

Опять лежу. Карты, картинки. Днем мама. Опять заходили Ивановы. — Известие о смерти Магдалины Михайловны Латкиной (мама и тетя на панихиде). На ночь читал очень интересный роман Брюсова.

1 февраля

Корректура III книги примечания. Кончен альбом (фламандский, голландский и немецкий).

2 февраля

Пушкин в «Русском слове». Совсем как маленького мальчика, его, раненого, выносят из кареты. У Дантеса — все приклеенное, этот светский мерзавец в старости стал еще мерзее — похож на ряженого шарлатана.

Пишу Соколовой, чтобы она отнесла дневник вместе с моим предисловием Руманову (письмо от него).

Днем мама, солнце, принесла буше. Люба у Адды Корьвин.[54]

Вечером мы с маленькой вдруг пошли в цирк, видели и Дурова и многое другое — интересное.

3 февраля

Соколова взяла свой дневник с моим предисловием и письмом.

День мрачен. Вопящий пьяный парень, резкий ветер, беднота в трамвае, нет солнца, непонятная болезнь, вялость, утомление, досадная корректура с враньем.

4 февраля

Днем мама, вечером приходил (и не был принят) с кем-то С. В. фон Штейн. Однообразие, апатия, забыл, что есть люди на свете.

15 февраля

Скончался В. П. Далматов.

26 февраля

В середине декабря норвежец Амундсен достиг южного полюса.

Все это время бедно событиями…

Сначала — только Женя, потом — Пяст. 24-го весь день провел с Борей (у Лейнера). Облик Бори, впечатление от него и от его слов. Очень важное сообщение.

Письма, несколько стихотворений. Покончено с картинками. Поэма — ни с места. Ненависть и боязнь людей. Постоянно во время болезни — мама. Убийственные морозы и их конец. Маленькая — все то же. Борьба в цирке. Чтение Стриндберга (на днях докупил недостававшие восемь томов). Теперь (вслед за «Адом») — «Легенды».

Сегодня — гулянье около полотна Финляндской железной дороги.

Две новые газеты: первая — «Воскресная вечерняя» (2 коп.) с Куприным и пр. — определенная желтая пресса, конечно, к сожалению, опять лезет туда Городецкий — уж тут как тут! Вторая — новая для меня, на самом же деле ежедневно конфискуемая и от этого имеющая еще больший успех — социал- демократическая «Звезда». Отрадно после консервативных органов — «Речи» и «Русского слова» (которое, может быть, превратится в прогрессивный орган, если приобретет определенную физиономию, — чью, вопрос?). Все здесь ясно, просто и отчетливо (потому — талантливо) — пожалуй, иногда слишком просто…

28 февраля

Вчера обедала мама, разговор сначала тяжелый, потом — хороший. Ночью я провожал ее на извозчике через Троицкий мост по мокрому снегу. Ей стало нравиться у нас в квартире — в большой степени от улучшения отношения Любы.

Сегодня днем — книги у букиниста (большой французский словарь истории и географии и Аполлодор). Вечерние прогулки (возобновляющиеся, давно не испытанные) по мрачным местам, где хулиганы бьют фонари, пристает щенок, тусклые окна с занавесочками. Девочка идет — издали слышно, точно лошадь тяжело дышит: очевидно, чахотка; сна давится от глухого кашля, через несколько шагов наклоняется… Страшный мир.

2 марта

Все еще не могу поправиться. Цынга оказалась «гингивитом» (!) — местное (десны) — никогда больше не есть мяса (!).

Вчера у мамы, которая признала мою правоту (относительно «истребителей»). Дни у букинистов — дрянное племя: от циничной глупости и грубости маленькой лавчонки — до сумасшедшего г-на Соловьева (букиниста), желающего показать, что русские двадцатые (и другие) годы были «возрождением» (!!!), — печатающего свой «Русский библиофил» с сумасшедшей роскошью, которую порождает только реакция, — шаг небольшой.

Подумываю о поэме. Дни почти без событий и без писем.

3 марта

Вчера вечером — Пяст (третья «пятница»). Ему тяжело, он говорит о распыленности, много о себе. А сегодня утром — уже частичный ответ на наши вчерашние речи — фельетон М. Горького в «Русском слове». Заметочка в «Русском слове», что «Русская мысль» переселяется с лета в Петербург (где живет «большинство сотрудников и Струве»).

4 марта

Спасибо Горькому и даже — «Звезде». После эстетизмов, футуризмов, аполлонизмов, библиофилов — запахло настоящим. Так или иначе, при всей нашей слабости и безмолвии, подкрадыеанъе двенадцатого года к событиям отмечается опять-таки в литературе.

Днем — пишу поэму. Вечером — после прогулки к маме, где Люба. «Скандалы» этих дней на улицах (я — свидетель «необходимый») — так называемые скандалы, а по существу — настоящие проявления жизни, случайно вышедшие на улицу (хулиганы, бьющие фонари и друг друга, пьяный в трамвае, муж и жена на Большом проспекте — главной улице современного Петербурга, ибо Невский потерял свое значение).

5 марта

Сегодня — доклад Жени в Религиозно-философском обществе, на который, кажется, таки пойду. Но 11 марта в заседании «старичков», чествующих Бальмонта, где упоминается мое имя, не буду участвовать: нездоров все еще; не нужно никому; противно профессорье; устраивается «по приглашению» и т. д., т. е. — ни для кого, для никого.

15 марта

Произошло много важных событий. Болезнь тети. Дебют Любы в Народном доме. Остального не записываю — все мельче.

18 марта

Вчера вечером скончалась Анна Павловна Философова.

Вчера мы с Пястом ездили на лихаче и пили в «Яре». Я думал, что он заболел серьезно, оказалось, напротив, ему лучше. Я думаю, оттого, что в это ужасное время все сходит на нет, жизнь пробует, как бы кого ухватить за горло.

У Любы завтра дебют в Василеостровском театре. Боится маленькая. Будут две Лизы (в «Горе от ума»).

Третьего дня полдня провела у меня Ангелина. И у нее события. Ее подруга Сергеева живет у них, после того как в часовне Спасителя упала в ноги случайно приехавшему царю и сказала ему: «Царь-батюшка, помилуй святителя». — «Какого?» — спросил царь. «Гермогена». Едва он уехал, шесть сыщиков ухватили ее и стащили и участок. Продержали там недолго — часа три. Г-жа Сергеева — «курсистка» (т. е. Женского педагогического института). «Скоро, скоро», — ответил царь и велел ее ни трогать.